<<
>>

КОНКРЕТНОЕ И АБСТРАКТНОЕ

Осознание людьми права представляет собой одну из важ­ных и одновременно сложнейших форм, посредством кото­рой они осваивают создаваемый ими мир, овладевают уме­нием и навыками сообща, общими усилиями воздействовать на жизнь этого мира, постигают искусство и культуру сов­местного бытия.

Специфика правового осознания обусловлена прежде все­го особенностями его объекта, иначе говоря, права, являюще­гося всего лишь фрагментом действительности. Право, как известно, выполняет функции упорядочения и регулирова­ния общественной жизни. Отсюда и его осознание не может не нести в себе некоего онтологического (социологическо­го) начала в виде организующего момента.

Вместе с тем осознание права зависит и от субъекта. Как таковое оно наделяется чертами, выражающими духовное со­стояние человека (нравственные принципы, мировоззренче­ская позиция, идеалы, уровень образования и т. п.) и его реаль­ное положение в структуре общественных связей. Подобная зависимость объясняет многообразие и различие в сознатель­ном отношении людей к правовой действительности.

Однако в этом много- и разнообразии имеются и некие общие нача­ла, которые свойственны любым формам проявления этой дей­ствительности. Подобные начала проистекают из того, что ос­воение людьми права представляет собой процесс, в котором самым непосредственным образом задействовано сознание че­ловека. Эта сторона дела и составляет предмет рассмотрения данной главы, в которой внимание концентрируется на соот­ношении конкретного и абстрактного применительно к осо­знанию, пониманию и познанию правовых явлений.

127

Методологические функции философии права

Из сказанного вовсе не следует, что вопрос о специфике сознательного отношения именно к праву должен быть снят как не имеющий сколько-нибудь существенного значения. Речь идет лишь о том, что он подчинен в главных своих чер­тах более общей проблеме — характеристике развертывания процесса сознательного отношения человека к действитель­ности в целом.

Не требует подробной аргументации положение о том, что без созерцания правовой действительности исключается зна­ние о ней1. Мышление, стремясь проникнуть в сущность пра­вовых явлений и процессов, не может не опираться на дан­ные, являющиеся результатом «прямого» соприкосновения людей с этой действительностью. Реальная правовая жизнь входит в человеческое сознание через ощущения и воспри­ятия, источником формирования которых является практи- u 2 ческое участие людей в этой жизни .

1 Ум, мышление не может обходиться без обобщений, нет науки без абст­ракций, которые являются лишь идеально-обобщенной моделью опытно воспринимаемых объектов — вещей, явлений и процессов. Еще И. Кант подчеркивал воздействие мышления на формы опытно-чувственного вос­приятия объектов: «...всякий опыт содержит в себе кроме чувственного со­зерцания, посредством которого нечто дается, еще и понятие о предмете, который дан в созерцании или является в нем; поэтому в основе всякого опытного знания лежат понятия о предметах вообще, как и априорные усло­вия; следовательно, объективная значимость категорий как априорных по­нятий должна основываться на том, что опыт возможен (что касается фор­мы мышления) только посредством них. В таком случае они необходимы и a priori относятся к предмету опыта, так как только с их помощью мож­но мыслить какой-нибудь предмет опыта вообще» (Кант И. Соч.: В 6 т. М., 1964. Т. 3. С. 187-188).

2 Любопытен в этой связи вопрос, выдвинутый М. Хайдеггером: «...чело­век прежде всего и главным образом может искать только тогда, когда с самого начала предполагает наличие искомого... Неужели все-таки быва­ют поиски без этой заранее данной известности, поиски, которым отвеча­ет одно чистое отыскание?» (Хайдеггер М. Что такое метафизика//Новая технократическая волна на Западе. М., 1986. С. 35).

То, что мысль предполагает наличие того, что ею мыслится, — очевид­но. Но существует ли мысль без заранее мыслимого, существует ли «чистое отыскание»? Полагаем, что оно существует в виде, например, фан­тазии, интуиции или догадки.

Однако эти и им подобные субъективно- чувственные переживания не являются одним лишь «чистым отыскани­ем», поскольку сам человек вплетается в Dasein (существование,

128

Конкретное и абстрактное

Но чувственное познание не может дать подлинной кар­тины правовой действительности, не в состоянии воспроиз­вести всего богатства ее содержания, так как отражает в ос­новном лишь внешние и простые признаки, лежащие на поверхности этой действительности; такого рода познание по­добно снимку, где за случайным не видится необходимое, а за явлениями и процессами — их сущность. Если бы иссле­дователи только фиксировали и описывали состояние объ­екта, не формируя представления о нем, то была бы утраче­на связь с этим изучаемым объектом.

С точки зрения формального юридического мышления (например, нормативизма), рассуждая, в частности, о право­вой норме, нельзя выходить за ее пределы. Поэтому-то «чи­стое учение о праве» и ограничивается лишь описанием и в лучшем случае определенной систематизацией того, что вы­ступает на поверхности правовой действительности. С точ­ки же зрения философии права нельзя рассматривать право­вую норму без привлечения всего того, что является по отношению к ней отличным, противоположным, что одно­временно предполагает и отрицает ее. Поэтому подлинно на­учное познание правовой нормы окажется возможным лишь тогда, когда изучена не только структурная ее организация или форма выражения вовне, но и те исторические условия, внутренние причины возникновения, упрочения и развития, которые обусловили определенную сущность, содержание и форму данной нормы, а тем самым и пути, способы, мето­ды ее осуществления, эффективность действия и результатив­ность в воздействии на общественную жизнь.

присутствие в жизни вне зависимости от познания этих переживаний, т. е. до их самопознания). При этом, как указывал И. Кант, «необходимо сде­лать чувственным (sinnlich) всякое абстрактное понятие, т. е. показать со­ответствующий ему объект в созерцании, так как без этого понятие (как говорится) было бы бессмысленным (ohne sinn), т.

е. лишенным значения» (Кант И. Соч. Т. 3. С. 302).

Отвлечение от эмпирических данных и восхождение к рациональному мышлению, образно говоря, напоминают творчество живописца, когда в его произведении на первый план выдвигается главный авторский замы­сел, а фон приобретает вспомогательный характер, «размытый» колорит, подчеркивающий основную идею изображения.

9 Зак. № 2838 Керимов

129

Методологические функции философии права

Логическое познание права — длительный, сложный и многоступенчатый путь от анализа к синтезу, от явления к сущности, от конкретного к абстрактному, от определения права к его практической реализации. Оно движется от внеш­них представлений о конкретностях, данных в непосредст­венном созерцании, к глубинной сути всей их совокупности. За восприятием внешних данных о правовых явлениях сле­дует этап, на котором углубляются «первичные» представле­ния об этих явлениях. Знаменуя собой начало собственно ис­следовательского процесса, этот этап вводит в действие основной инструмент логического познания — абстракцию. В ходе формирования абстракций происходит обнаружение тех признаков, черт, особенностей правового объекта, ко­торые оказались незамеченными при созерцательном его вос­приятии, осуществляется выявление их качества, а также вну­тренних связей и противоречий, складывающихся между ними. Здесь познание приобретает рациональный характер; на смену эмпирическим методам, ориентирующимся на опи- сательность фактов, событий и явлений, приходят иные, бо­лее совершенные и сложные познавательные средства, при­годные для анализа правового объекта с точки зрения явления и сущности, содержания и формы, причины и след­ствия, необходимости и случайности, системы и структуры, целого и части, общего, особенного и отдельного. С перехо­дом от эмпирического познания к рациональному соверша­ется качественный скачок; скольжение по поверхности изучаемого объекта уступает место погружению в его сущность. Это погружение — бесконечно длящийся процесс, ибо за обнаружением сущности первого порядка следует вы­явление сущности второго, третьего порядков и т.

д. Сущ­ностный анализ не изолирует объект, но берет его во всей сложности и противоречивости внутренних связей, взаимо­отношений с другими объектами и средой, в условиях кото­рой он живет. На всем пути этого анализа формируются по­нятия, в которых фиксируются те или иные достигнутые результаты познания. Совокупность понятий образует несу­щий каркас теоретической концепции, которая, строго гово­ря, представляет собой также понятие, но более емкого, пре­дельно широкого содержания и более высокого уровня.

130

Конкретное и абстрактное

Поэтому характеристика концепции равнозначна процессу развертывания этих понятий. Всякая теория выражается в се­рии понятий, они составляют ее основной «строительный ма­териал». Однако как концептуальная теория немыслима без образующих ее понятий, так и последние обретают свою цен­ность в качестве познавательных средств лишь тогда, когда они встроены в единую теоретическую схему, выступают не сами по себе, а в виде фрагментов выражения этой схемы.

Если мы попытаемся с учетом сказанного представить мо­дель познавательного процесса, то она будет выглядеть сле­дующим образом: объект познания => его чувственное, обы­денное, донаучное отражение => установление внешних связей, признаков и свойств объекта=> анализ и обобщение этих связей, признаков и свойств в рациональном, теорети­ческом, научном мышлении, определение сущности объек­та и формирование соответствующих понятий => конструи­рование научных теорий, концепций, учений => сравнение полученных результатов исследования с опытом предшест­вующих исследований, их отрицание или дополнение, изме­нение, развитие => внедрение в практику результатов иссле­дования => возвращение к объекту познания и корректировка практикой результатов исследования.

Остановимся подробно на этих компонентах познаватель­ного процесса.

Процесс познания конкретных правовых объектов, как мы видим, движется от ощущения, восприятия и представления об этих объектах к образованию сложных понятий, в кото­рых высшее возникает из низшего, низшее переходит в выс­шее, высшее мысленно преобразует низшее, вскрывая его внутреннее содержание.

Тем самым правовые понятия обла­дают такими качествами, которые позволяют их использовать не только как средство познания прошлого и настоящего применительно к соответствующим правовым объектам, но и как способ постижения, предвидения тенденций их разви­тия в будущем.

Следует, однако, оговорить, что речь идет о компонентах или этапах познавательного процесса вообще. Конкретные же исследования не всегда следуют логике этого процесса. Вы­шеназванные компоненты и этапы нередко переплетаются,

9*

131

Методологические функции философии права

меняются местами, дополняют и обогащают друг друга. Ска­занное относится и к использованию диалектических кате­горий, которые распределяются вовсе не сообразно генераль­ной линии познающей мысли, а применяются как бы совокупно, взаимопроникая друг в друга. Как указывал Ге­гель, «главное для науки не столько то, что началом служит нечто исключительно непосредственное, а то, что вся наука в целом есть в самом себе круговорот, в котором первое ста­новится также и последним, а последнее — также и первым»1. Иначе говоря, исследование, достигнув определенного результата, на этом не останавливается, а возвращается к сво­ему началу, т. е. к тем объектам, познание которых и соста­вляет цель исследования и его основание. «Именно таким об­разом, — заключает Гегель, — каждый шаг вперед в процессе дальнейшего определения, удаляясь от неопределенного на­чала, есть также возвратное приближение к началу, стало быть, то, что на первый взгляд могло казаться разным, — идущее вспять обоснование начала и идущее вперед дальнейшее его оп - ределение, — сливается и есть одно и то же»2.

Возвращение результата (познанной сущности конкретно­го) является этапом движения рационального познания к эм­пирической данности, с которой она сливается и превраща­ет ее в рационально осмысленное явление. Это слияние исключает разделение и тем более противопоставление эмпи­рического и рационального уровней единого научно-позна­вательного мышления. В отличие от сложившихся в философ­ской литературе представлений мы полагаем, что сбор и описание эмпирического материала не входят составными ча­стями в познавательный процесс, поскольку данный матери­ал не относится к его уровню, предполагает его анализ, обоб­щение и систематизацию, с которых и начинается движение научного познания. При всей важности для науки эмпири­ческих данных они выступают лишь в качестве исходного ин­формационного материала. И если рациональное познание от­нюдь не сводится к накоплению эмпирических данных, то они

1 Гегель Г. В. Ф. Наука логики. Т. 1. М., 1970. С. 128.

2 Гегель Г. В. Ф. Наука логики. Т. 3. М., 1972. С. 307.

132

Конкретное и абстрактное

и не входят в сам процесс этого познания, хотя бы даже его «низшего» уровня. Иначе пришлось бы признать, что любой, например конкретно-социологический, сбор материала уже представляет собой научно значимый результат. Более того, упрощенным было бы представление о том, что смысл рацио­нального мышления сводится лишь к описанию или, в луч­шем случае, к систематизации чувственно воспринимаемых объектов познания. Эмпирическое знание — это донаучное знание, оно является элементарной, непосредственной фор­мой отражения действительности, простой констатацией фак­тов и событий. Конечно же, без накопления эмпирического материала невозможны его систематизация, аналитическая об­работка и формирование обобщений. Эти операции относят­ся уже к рациональному осмыслению имеющегося материа­ла. В ходе этого осмысления идет процесс формирования серии абстракций, выдвижения гипотез, конструирования тео­ретических моделей и иных идеализированных образов, «фи­гур логики», которые в совокупности представляют собой субъективную картину объективного мира.

Сколь бы удаленными от реальных объектов ни предста­влялись научные понятия, они опираются или исходят из эмпирических характеристик этих объектов и в конечном итоге возвращаются к ним, но возвращаются как к научно познанным, как к «единству многообразного». Даже заблу­ждения в науке представляют собой определенную форму отражения познаваемого объекта и тем самым обладают со­ответствующим объективно-предметным содержанием. На многочисленных примерах можно легко показать определен­ную степень адекватности заблуждений наличному бытию и «подтверждаемость» их эмпирическими данными. Конечно же, от этого заблуждение не перестает быть заблуждением; ведь оно отражает бытие в его исторически ограниченном ведении. Однако знание является истинным лишь тогда, когда оно воспроизводит это бытие не только в его непо­средственной данности, но и в исторической перспективе развития, со всеми противоречиями, необходимыми и слу­чайными его проявлениями. Поэтому-то иной раз так на­зываемый непосредственный опыт находится в явном несо­ответствии с истиной.

133

Методологические функции философии права

Эмпирическое знание — это основа научного познания, но отнюдь не оно само, это тот фундамент, на котором стро­ится «здание» рационального познания. Без твердого и до­статочно прочного фундамента невозможно воздвигнуть это здание. Но в отличие от последовательности строительных операций научное познание осуществляется не по завершен­ным циклам работ, а как бы параллельно, одновременно, ко­гда эмпирическое и рациональное знание перекрещивают­ся между собой, взаимно дополняют и обогащают друг друга на всем протяжении познавательного процесса. По мере на­копления эмпирических данных происходит их обработка, обобщение и систематизация, появление новых эмпириче­ских данных влечет за собой потребность в новом, рацио­нальном их осмыслении, уточнении, изменении или допол­нении прежних представлений. И этот процесс совмещения продолжается вплоть до момента достижения научной ис­тины, выявления закона, которому подчинено развитие ис­следуемого объекта.

Эмпирический материал лишь предпосылка, основание для движения теоретического мышления, включающего различ­ные уровни. Чем ниже, «приземленнее» уровень теоретиче­ского мышления, тем в большей мере оно переплетается со своим основанием, нуждается в конкретных данных, которые органично встраиваются в теоретические конструкции. Но по мере того как теоретическое мышление восходит на следую­щие уровни, эмпирические данные как бы трансформируют­ся в синтезированный, обобщенный, идеализированный об­раз, приобретают типизированный вид, который не просто совпадает с конкретными эмпирическими данными (как с ка­ждым в отдельности, так и с их совокупностью), но разитель­ным образом отличается от них.

С точки зрения изложенной позиции несостоятельными представляются все эмпирические концепции, начиная с классического эмпиризма и кончая современным логическим эмпиризмом, поскольку они преимущественно ограничивают свою задачу воспроизведением конкретных социологических, политологических или юридических данных, игнорируют необходимость их осмысления собственно рациональным пу­тем. Подобные данные, однако, способны лишь подтвердить,

134

Конкретное и абстрактное

опровергнуть или быть иллюстрацией уже известных науке по­ложений и выводов.

Названные концепции, гиперболизируя значение эмпири­ческого материала, исходя из его самоценности, не учиты­вают, что при обработке исследователем этот материал не­вольно попадает в орбиту имеющихся у него теоретического опыта и знаний и неминуемо оказывается предметом логи­ческого осмысления.

Ученый, разделяющий представления такого рода, вынуж­ден оправдывать любую практику. Более того, эмпирическое знание, не переходящее в рациональное, таит в себе и ту опасность, что, осознавая лишь поверхностные пласты пра­вовой реальности, оно может приводить к ошибочным вы­водам. И это понятно: ведь такое знание игнорирует сущность правовых явлений, не учитывает закономерности их измене­ния и развития.

С другой стороны, не менее опасно рациональное позна­ние, изолированное от эмпирического, поскольку оно утра­чивает связь с исследуемым объектом, о реальном состоя­нии которого сигнализируют как раз эмпирические данные. И в том, и в другом случае познание оказывается односто­ронним, а его результаты — не только необоснованными или неполными, но и ошибочными. Вряд ли такие исследова­ния могут претендовать на научную ценность, ведь они не возвышаются над конкретными ситуациями правовой ре­альности до уровня их теоретического обобщения либо, напротив, не возвращаются к тем конкретным фактам и си­туациям правовой реальности, ради которых познание осу­ществляется.

Итак, только органическая связь и единство эмпири­ческого осмысления правовой реальности и рационально­го мышления, обобщающего эту реальность, обеспечивают тот законченный цикл движения познания от конкретно­го к абстрактному и от абстрактного к конкретному, ко­торый повторяется вновь и вновь, становясь каждый раз началом последующего аналогичного витка исследователь­ского процесса.

Обратимся теперь к тем методологически важным момен­там, которые нередко игнорируются при воспроизведении и

135

Методологические функции философии права

тем более использовании, особенно в правовой сфере, опи­санного выше движения познания.

Необходимо подчеркнуть, что познание правовой дейст­вительности, представляя собой кумулятивный процесс, опи­рается на результаты и итоги, достигнутые ранее. Оно, в це­лях элементарной экономии труда исследователя, не должно повторять уже проделанную работу как по сбору информа­ции о внешних признаках объекта, так и по формированию абстракций, фиксирующих его сущностные моменты. Каж­дый исследователь, приступая к работе, имеет дело с почвой, подготовленной к продолжению научных поисков, которые не были завершены его предшественниками. Поэтому в ме­ру своей профессиональной подготовленности и культуры он использует то, что было сделано до него, т. е. использует уже собранный информационный материал и оперирует имеющи­мися абстракциями.

Сказанное, однако, не опровергает положения об общем пути познавательного процесса, который движется от изуче­ния того, что лежит на поверхности объекта, к тому, что оста­ется скрытым для внешнего наблюдения, т. е. к формирова­нию абстракций, выражающих его сущностную природу. Ее обнаружение не есть однократное сведение внешнего к внутреннему; оно состоит из ряда звеньев в цепи проникно­вения от сущности первого порядка к сущности второго, третьего порядка и т. д. При этом движение познания от ме­нее глубокой к более глубокой сущности правовых объектов нельзя представлять себе как движение прямолинейное. Не­редко оказывается необходимым отклоняться от этой линии в сторону, анализировать и другие факторы, которые так или иначе воздействуют на изучаемый правовой объект и тем са­мым изменяют его, равно как и тенденции его развития. Бо­лее того, зачастую приходится возвращаться к познанию сущ­ности правовых явлений и процессов или даже к тем внешним формам их выражения, с которых начиналось ис­следование. Это возвращение вызывается необходимостью убедиться в том, что сущность адекватна истине, выражена в соответствующих ей внешних формах. Оно предпринима­ется также с целью установить, какие причины обусловили выражение сущности именно в этих, а не иных формах, ка­

136

Конкретное и абстрактное

кие внутренние и внешние связи существуют не только меж­ду сущностью и ее формами, но и между изучаемыми и иными правовыми объектами, в каких отношениях они на­ходятся с другими социальными факторами, явлениями, процессами и т. д.

Подчеркивая то обстоятельство, что сущность правового целого формируется в юридических абстракциях, не менее важно вскрыть «механизм» их образования. Он сводится к сле­дующим процедурам. Первоначально правовое целое расчле­няется на части, которые служат предметами специального изучения. Затем синтезируются их общие признаки, свойст­ва и черты. В юридической абстракции, следовательно, оп­ределенным образом объединяются уже изученные отдельные, как бы выхваченные из правового целого его составляющие. Тем самым юридическая абстракция воссоздает внутреннюю целостность познаваемого правового явления или процесса, без чего это явление или процесс «распались» бы в мышле­нии на не связанные друг с другом фрагменты.

Но подобно тому как всякое целое не сводится к сумме своих частей, так и общая научная абстракция не является итогом простого объединения всех общих черт, свойств, при­знаков отражаемых явлений и процессов. Если бы это было так, то правы оказались бы те, кто объявляет любую абст­ракцию пустой, бессодержательной, лишенной конкретности, отдающей преимущество в социальном познании ощущению, восприятию, представлению. Можно, например, в различных исторических правовых системах обнаружить множество об­щих черт, свойств, признаков. Но такого рода познание пра­вовых систем различных исторических типов остается на уровне представлений, не вскрывает сущности, закономер­ности их развития, ибо общее в правовых системах отнюдь не всегда идентифицируется с их существенными особенно­стями. Отсюда это общее не всегда должно рассматриваться и в качестве содержания понятия об этих образованиях.

В огромном многообразии конкретных проявлений пра­вовой действительности первоначально выявляются повторя­ющиеся или одинаковые моменты; отвлекаясь от специфики каждого конкретного проявления правовой действительности, выделяется лишь то общее, что свойственно всей их массе.

137

Методологические функции философии права

Общее вовсе не является результатом выделения одного и то­го же признака, характерного для всех конкретных объектов, и исключения всех остальных, «не общих» их признаков. Общими могут быть и несущественные признаки явлений. Поэтому образование правовых абстракций осуществляется путем отвлечения от несущественных признаков правовых объектов, хотя бы даже и одинаковых для всех иных, и выде­ляются лишь те общие признаки данных объектов, которые составляют их сущность. Следовательно, в абстракции общее следует понимать не как простое вычленение всего того, что свойственно массе отдельных объектов, а как выделение в них существенно общего.

Следует, однако, подчеркнуть еще один важный момент: в правовых абстракциях должны найти свое отражение не только существенные общие признаки правовых объектов, но и те существенные признаки, в которых выражается специ­фическая определенность той или иной обособленной груп­пы правовых образований. В противном случае наше знание о праве окажется недостаточным и отвлеченным. Известно, что составляющие его явления и процессы, при всем отли­чии друг от друга, суть именно правовые, а не какие-либо иные. Именно в качестве таковых они обладают определен­ной общностью, что выражается, в частности, в общем по­нятии права, охватывающем собой не только его общие, но и специфические особенности.

Юридические абстракции окажутся подлинно научными лишь тогда, когда каждый из фиксируемых в них сущест­венных признаков необходим для раскрытия специфики изучаемых правовых объектов, а их совокупность достаточ­на для выявления сущности этих объектов. Значение науч­ной абстракции в правовой сфере в том и состоит, что оно вскрывает их внутреннюю связь, единство, общность, поз­воляет отделить главное от неглавного, существенное от не­существенного, за случайным увидеть необходимость и тем самым обеспечивает возможность обнаружить объективные закономерности, «управляющие» правовым развитием. По­средством отвлечения от несущественного, случайного, ча­стного и учета того существенно-общего, что свойственно массе единичных явлений и процессов, абстракция возвы­

138

Конкретное и абстрактное

шает единичное до особенного, а это последнее — до все­общего.

Упрощением этой диалектической связи было бы сведение единичного к конкретному, а общего к абстрактному. Конеч­но же, единичное не есть абстрактное, равно как и общее — это не автоматически конкретное. Диалектика их соотноше­ния куда сложнее; абстрактным общее является лишь в том случае, если оно обнаруживает и фиксирует общие связи и взаимодействия единичных вещей, явлений и процессов. Здесь общее не противостоит единичному, а является пости­жением последних в их взаимосвязи и взаимодействии, т. е. выступает как вполне конкретное. Подобно этому, единич­ное не противостоит общему, а является его продолжением, т. е. выступает как потенциально абстрактное.

Абстрактное представляет собой субъективное отражение действительного, которое как бы изолировано, оторвано от процесса его реального движения. Будучи субъективным в этом своем качестве, абстрактное является вместе с тем и объ­ективным, поскольку выступает как момент, звено данного движения. Через соотношения абстрактно-конкретного с це­лым и частью, общим и единичным, субъективным и объе­ктивным наглядно обнаруживается их противоположность, единство, переход одного в другое. Без единства противо­положностей исключается возможность выразить в языке логических категорий диалектику действительности и ее по­знания, поскольку эти противоположности постоянно ото­ждествляются, систематически переходят друг в друга.

В ходе познания правового объекта может быть образова­но не одно, а множество абстрактных понятий, и чем слож­нее и многограннее эти объекты, тем в большем количестве понятий они нуждаются; как правило, они подразделяются на юридические абстракции высшего, среднего и низшего уров­ней. Соотношение же между ними подчиняется диалектике об­щего, особенного и отдельного1.

При этом чем выше уровень абстракции, тем в меньшей мере «ощутимы» в ней конкретности особенных и отдельных

1 Подробнее об этом см. гл. 13 наст. изд.

139

Методологические функции философии права

проявлений определяемых объектов; они в ней присутству­ют в обобщенном, концентрированном, снятом виде. Поэ­тому нет никаких оснований пренебрежительно относиться к такого рода абстракциям. Наоборот, они представляют не­сомненную познавательную ценность, дают целостное пред­ставление об общей картине правовой сферы жизнедеятель­ности общества и являются одним из высших продуктов разума, который организует весь последующий исследова­тельский процесс, выступая в качестве одного из его фило- софско-методологических оснований.

Каждая же отдельная абстракция среднего и низшего уров­ней, конкретизируя абстракцию высшего уровня, вместе с тем является итогом познания той или иной части, стороны, гра­ни общей картины правовой действительности. В этом смысле они не только способствуют тому, чтобы эта карти­на отражала реальность в ее целостности, но и приближают отражаемое к реальности, предохраняют разрыв связей ме­жду тем и другим, обеспечивают практическую значимость теоретических изысканий.

В процессе образования юридических абстракций исследо­ватель отвлекается от сферы отдельных, чувственно воспри­нимаемых проявлений правовой действительности. При этом, однако, абстрактное мышление, хотя и отдаляется от реаль­ных проявлений правовой действительности, не утрачивает своей предметности.

Сказанное тем более верно, если учесть, что научная юри­дическая абстракция отнюдь не является продуктом произ­вольного теоретизирования исследователя; она рождается на почве правовой практики, резюмирует, концентрирует, упо­рядочивает многосторонний практический опыт возникнове­ния, действия и развития права. Именно благодаря этому на­учные юридические абстракции вскрывают правовые явления и процессы глубже, вернее, полнее, истиннее, чем простое чувственное их созерцание или непосредственное, «живое» представление.

В этой связи следует различать конкретность чувственно­го восприятия и конкретность абстракции. Если конкретность чувственного восприятия правовой действительности, хара­ктеризуясь определенной непосредственностью, вместе с тем

140

Конкретное и абстрактное

выступает как поверхностное, «хаотичное», бедное, малосо­держательное познание правовых явлений и процессов, то конкретность юридической абстракции, преобразуя «чувст­венный» правовой материал, придавая ему обобщенный вид, становится содержательно богатой и разносторонней, ибо воспроизводит наиболее существенное, главное, основное, что свойственно внутренней сущности правовых объектов, что определяет их качественную специфику, вскрывает объ­ективную закономерность их развития.

При этом в юридической абстракции материал, получен­ный исследователем на стадии восприятия правовых явлений и процессов, не «исчезает», не «ликвидируется», не «отбра­сывается», а мысленно перерабатывается и в преобразован­ном виде воссоздается как единое целое.

Юридическая абстракция есть логическая основа конкрет­ного, своеобразный узловой пункт, в котором объединяют­ся в строгой логической системе общие, наиболее характер­ные, существенные, главные признаки и специфические особенности правовых явлений и процессов.

Будучи идеальным образом самих правовых явлений и процессов в их сущности, юридическая абстракция отнюдь не находится по ту сторону бытия этих явлений и процес­сов. Она вбирает в себя все многообразие этого бытия в его мысленно обобщенном выражении.

Она не просто фотографирует, не натуралистически изображает правовые объекты, а отображает их в преобразо­ванном, концентрированном виде. Юридическая абстракция, если она действительно научна, не отрывает своих корней от почвы многообразных проявлений и движения правовой жиз­ни, а через эти корни впитывает в себя живительные соки этой почвы. Абстракцию, из которой выхолощено все еди­ничное и особенное, Гегель называл пустой, скудной, без­жизненной, бесцветной и бессодержательной всеобщностью. «Абстрактное, — писал он, — считается в таком случае по той причине менее значительным, чем конкретное, что из не­го, дескать, опущено так много указанного рода материи. Аб­страгирование получает согласно этому мнению тот смысл, что из конкретного вынимается (лишь для нашего субъектив­ного употребления) тот или иной признак, так что с опуще­

141

Методологические функции философии права

нием стольких других свойств и модификаций предмета их не лишают ничего из их ценности и достоинства, а они по-преж­нему оставляются как реальное, лишь находящееся на другой стороне, сохраняют по-прежнему полное свое значение, и лишь немощь рассудка приводит, согласно этому взгляду, к тому, что ему невозможно вобрать в себя все это богатство и приходится довольствоваться скудной абстракцией»1.

Научная абстракция противостоит, по Гегелю, такого ро­да скудным абстракциям, поскольку вбирает в себя все бо­гатство особенного, индивидуального, отдельного и обобща­ет их в существенности и определенности.

Речь идет, следовательно, не о том, чтобы юридические аб­стракции включали в себя все без исключения признаки от­дельных правовых объектов, а о том, чтобы в них нашли свое воплощение существенные, первостепенные и необходимые признаки, которые в своей системности и составляют богатст­во отдельных правовых явлений и процессов. Поскольку же в юридических абстракциях объединяются, интегрируются лишь существенные признаки правовых явлений и процессов и от­брасываются их несущественные, второстепенные, случайные признаки, постольку и создается с первого взгляда впечатле­ние, что эти абстракции носят неконкретный характер. Такое впечатление ошибочно. На самом деле если юридические аб­стракции более богаты по содержанию, более всесторонне, глубже, полнее, адекватнее, чем чувственное восприятие, отражают правовую действительность, то они, естественно, яв­ляются подлинно конкретными. Юридические абстракции о тех или иных правовых объектах вскрывают эти объекты в их взаимной связи и обусловленности, единстве, полноте и не­обходимости, т. е. конкретно. Конкретность юридического зна­ния в том именно и состоит, что, обнаружив, вскрыв сущность, внутренние закономерности существования и развития опре­деленных объектов, оно дает возможность представить в мыш­лении те их внешние стороны, с которых началось познание, не как не связанные между собой и случайные (какими они представлялись вначале, на чувственной стадии познания), а

1 Гегель Г. В. Ф. Соч. Т. VI. С. 17-18.

142

Конкретное и абстрактное

как необходимые проявления сущности данных объектов. С помощью юридических абстракций стороны изучаемых пра­вовых объектов выступают в мышлении уже не как мертвые, оторванные, изолированные друг от друга, но в их взаимоза­висимости, развитии. Следовательно, диалектика познания правовой действительности состоит в том, чтобы, «отходя» от этой действительности, затем «приблизиться» к ней, прояснив ее сущность и тем самым становясь все более конкретным. Именно поэтому, как выражался К. Маркс, тоска по содер­жанию гонит абстрактного мыслителя к соприкосновению с действительностью.

Однако, несмотря на то что юридические абстракции кон­кретно отражают реальную правовую действительность, они всегда и неизбежно «огрубляют» всю тонкость связей и от­ношений этой действительности. Иначе и быть не может, ибо всякая абстракция «останавливает» движение реальной дей­ствительности.

«Омертвляя» живую действительность, абстракция в то же время является единственно возможной ступенью к ее по­стижению. С другой стороны, это «омертвение» отнюдь не означает, что абстракция в состоянии давать лишь безжиз­ненную фотографию действительности. Оживление «омерт­вленного» в абстракциях достигается диалектичностью самих этих абстракций. Если объективная правовая действитель­ность постоянно изменяется и развивается, если процесс дви­жения правовых объектов протекает в борьбе противоречий и имеет своим результатом ликвидацию старого и возникно­вение нового1, то и юридические абстракции, для того что­бы они верно отражали эту действительность, должны быть всесторонними, гибкими, изменяющимися, развивающими­ся, едиными в противоположностях. Достигается это путем

1 Сущность, писал Гегель, «существенна лишь постольку, поскольку она имеет внутри самой себя свое отрицательное, соотношение с другим, опо­средование». При этом он подвергает резкой критике «абстрактное тожде­ство», которое исключает внутреннее различие, противоречие. Признание различия в тождестве позволяет отличить всякую плохую философию от того, «что единственно и заслуживает названия философии» (Гегель Г. В. Ф. Соч. Т. I. С. 195, 198).

143

Методологические функции философии права

сложного процесса отражения, концентрации в юридических абстракциях реальных противоречий правовой действитель­ности. Юридические абстракции могут и должны «схватить», «вобрать» в себя реальные противоречия объективного изме­нения и развития отражаемой правовой реальности.

Однако формированием юридических абстракций, отража­ющих противоречивость правовой действительности, не ис­черпывается познание этой действительности. Юридические абстракции — не самоцель, не итог, не завершение правово­го исследования, а лишь этап в мысленном воспроизведении конкретных явлений и процессов правовой действительности. Поскольку всякая юридическая абстракция представляет со­бой обобщение определенных сторон, свойств или призна­ков конкретных правовых явлений и процессов, постольку она не только не совпадает, но и противоречит каждому от­дельному правовому явлению или процессу. Задача познания в том и состоит, чтобы преодолеть, снять это противоречие, что и достигается путем восхождения от абстрактного к кон­кретному. Восхождение от абстрактного к конкретному — способ теоретической переработки данных созерцания и представления в осознание, чувственного опыта в рациональ­ное постижение изучаемого объекта. Но прежде чем говорить о том, каким образом снимается это противоречие, необхо­димо выяснить, в чем оно состоит.

Движение мышления от конкретного к абстрактному об­наруживает общность соответствующих правовых явлений и процессов в «чистом» виде, без учета своеобразия каждого отдельного правового явления или процесса. И именно в си­лу этого обстоятельства конкретное в праве всегда противо­речит юридической абстракции. Кроме того, каждое конкрет­ное правовое явление или процесс постоянно изменяется, обрастая новыми чертами, признаками, свойствами. Через определенный отрезок времени мышление вновь возвращает­ся к тем конкретным правовым явлениям и процессам, кото­рые в своем развитии претерпели определенные изменения и в силу этого могут уже не соответствовать их первоначаль­ному обобщению в юридических абстракциях. Естественной поэтому является потребность уточнить, скорректировать и саму ранее сформулированную абстракцию. Если изменение

144

Конкретное и абстрактное

и развитие правовой действительности непрерывно, то и юридические абстракции не могут оставаться неизменными, раз и навсегда данными, пригодными для любых условий, об­стоятельств, ситуаций. Это постоянно возникающее несоот­ветствие юридической абстракции развитию конкретных правовых явлений и процессов и составляет противоречие между ними. Данные противоречия, если они не преодоле­ваются, могут привести, с одной стороны, к отвлечению юри­дической абстракции от конкретной правовой действитель­ности, а с другой — к накоплению лишь известной суммы знаний о конкретном в праве на эмпирическом уровне, не связанной с юридической абстракцией.

Прежде чем перейти к непосредственному рассмотрению «механизма» восхождения от абстрактного к конкретному и снятия противоречий между ними, необходимо также предва­рительно уяснить, что категорию конкретного следует пони­мать в двояком смысле. Это, во-первых, сами правовые явле­ния и процессы во всем их бесконечном многообразии, со всеми специфическими чертами, признаками, свойствами каждого из них. Они непосредственно выступают как пред­ставление о фактическом правовом явлении или процессе, находящемся на поверхности правовой действительности. Именно с такого конкретного и начинается любое юриди­ческое исследование. Во-вторых, это результат постижения мышлением правовых явлений и процессов в единстве их мно­гообразия, в системной целостности с многочисленными оп­ределениями, в синтезе этих определений. Этим, собственно, и заканчивается соответствующий цикл познания тех или иных правовых явлений и процессов. В этом смысле конкретное во­все не является констатацией отдельных признаков, черт, свойств изучаемого объекта, а представляет собой, если поз­волительно так выразиться, его абстрактную конкретность, под которой мы понимаем синтез многообразных его определений, органическое объединение, слияние, «сращение» существен­ных признаков, черт, свойств изученного объекта в единую це­лостность. Здесь конкретное выступает уже не как внешне со­зерцательное, эмпирически данное с многочисленными проявлениями, а как познанное в своей сущностной конкрет­ности. Очевидно, что второй смысл понятия конкретного нам

10 Зак. № 2838 Керимов

145

Методологические функции философии права

не удастся постичь, применяя лишь эмпирические (например, конкретно-социологические1 или конкретно-правовые) мето­ды. Нельзя недооценивать направляющую роль общих поня­тий философии в использовании этих методов. В противном случае можно первое попавшееся эмпирическое знание о пра­вовых явлениях и процессах — не исключено и чисто случай­ное — принять за фундамент всего «здания» правовой систе­мы. И тогда мелкотравчатый эмпиризм восторжествует, а закономерности развития права исчезнут.

Абстрактно-правовое превращается в конкретное благода­ря синтезированию, концентрации противоречий развития правовых явлений и процессов в единой, целостной картине правовой реальности. Иначе говоря, «духовно-конкретное»2 есть синтез многих определений различных сторон, свойств, черт правовой действительности как конкретной целостности, познанной в ее существенных связях. Однако это конкретное не только соединение различных определений, но и единст­во многообразного. «Конкретное потому конкретно, — отме­чал К. Маркс, — что оно есть синтез многих определений, следовательно, единство многообразного»3.

Суть этого положения сводится к представлению о не­которой целостной системе во взаимосвязи и взаимодейст­вии ее различных компонентов, где конкретное в мышле­нии воспроизводится через сложный комплекс логически связанных между собой многочисленных понятий и опре­делений, каждое из которых выражает одну сторону, черту

1 В связи с распространением конкретно-социологических методов при пра­вовых исследованиях многие юристы под конкретным понимают лишь нечто эмпирически данное. Отсюда иногда делается вывод о том, будто юридиче­ская наука может ограничиться сбором и описанием фактов, использовани­ем анкетных данных или данных интервью, наблюдений, данных статисти­ки и т. д. Конечно, конкретное как эмпирически данное реально существует и с него начинается познание, но познание им отнюдь не заканчивается. Де­ло в том, что в философии конкретное понимается и в качестве результата постижения истинности объекта.

2 См.: Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 12. С. 727.

3 Там же.

146

Конкретное и абстрактное

или свойство конкретного, а их совокупность — его цело­стную систему.

Восхождение от абстрактного к конкретному в правовом исследовании позволяет показать конкретные правовые явле­ния и процессы в объективности, во всей полноте и единстве многообразного. В этом сложнейшем движении от абстракт­ного к конкретному решающая роль принадлежит законам и категориям диалектики как узловым пунктам, моментам, ступенькам в процессе познания правовой действительности. Восходя по этим ступенькам к конкретным проявлениям пра­вовой действительности, исследование достигает полноты и единства в многообразии, которое и составляет конечную цель данного цикла правового познания.

В последующем будет предпринята попытка раскрыть зна­чение диалектических законов и категорий в процессе позна­ния права. Здесь же более подробно остановимся на вопросе о тех двух смыслах понятия конкретного, которые были отме­чены выше. В юридической литературе «конкретность» по­нимается, как правило, в первом смысле как «непосредст­венная данность»; а второй смысл этого понятия — «единство многообразного» — не только не учитывается, но и нередко вообще игнорируется. Это выглядит особенно странно в на­ше время, когда широкой научной общественностью все бо­лее ощутимо осознается значимость логической культуры мышления. Отсутствие философских обобщений, абстрактно­го мышления, логических выводов в произведениях эмпири­ческого характера восполняется обилием цифровых данных, примеров, описаний фактов и случаев из обыденной соци­альной и, в частности, правовой практики. Как здесь не вспомнить слова В. И. Ленина: «В области явлений общест­венных нет приема более распространенного и более несо­стоятельного, как выхватывание отдельных фактиков, игра в примеры. Подбирать примеры вообще — не стоит никакого труда, но значения это не имеет никакого, или чисто отри­цательное, ибо все дело в исторической конкретной обста­новке отдельных случаев. Факты, если взять их в их целом, в их связи, не только "упрямая", но и безусловно доказатель­ная вещь. Фактики, если они берутся вне целого, вне связи, если они отрывочны и произвольны, являются именно толь­

10*

147

Методологические функции философии права

ко игрушкой или кое-чем еще похуже»1. Именно поэтому в отличие от эклектики «диалектика требует всестороннего уче­та соотношений в их конкретном развитии, а не выдергива-

2

ния кусочка одного, кусочка другого» .

Нельзя, разумеется, отрицать познавательное значение фактов, но только в том случае, если они берутся в целом, в связи с конкретно-историческими условиями их возник­новения, существования, развития. Иначе говоря, лишь в обобщенной форме факты приобретают доказательственную силу, и такое их качество приобретается в результате имен­но абстрагирования от них. Каждый отдельный пример мо­жет быть иллюстрацией объективной закономерности, но не доказательством ее. В лучшем случае отдельные примеры мо­гут подтверждать частные или случайные проявления зако­номерности, но они не в состоянии доказать ее возникно­вение, действие и развитие в целом. Такое цельное постижение закономерности доступно лишь абстрактному мышлению. Именно поэтому те произведения, в которых присутствуют только эмпирические данные и отсутствует их обобщение в абстрактном мышлении, не могут претендовать на научность, хотя и имеют справочно-информационное зна­чение. Но когда такие произведения выдаются как эталон, образец научного творчества, тогда они опасны, поскольку замыкают науку на описании эмпирического материала. Еще более опасным является «воинствующий эмпиризм», кото­рый, облекаясь в наукообразную или лжепатриотическую форму, рассуждает о вреде абстрактно-философского мыш­ления под тем предлогом, что оно-де отвлекает от миссии науки — непосредственного ее служения практическим по­требностям дня. Между тем науке противопоказаны конъ­юнктурщина, пассивная регистрация фактов, чурающаяся смелых философских обобщений.

Нигилистическое отношение к философским обобщени­ям, отрицание значения абстракций равносильно разруше­нию самой науки.

1 Ленин В. И. Полн. собр. соч. Т. 30. С. 350.

2 Ленин В. И. Полн. собр. соч. Т. 42. С. 286.

148

Конкретное и абстрактное

В подтверждение данной позиции уместно привести убедительные, яркие высказывания Гегеля. О рассуждениях, отрицающих абстрактное мышление, он замечает с ирони­ческим сарказмом: «Можно... отметить особую форму нечи­стой совести, проявляющуюся в том виде красноречия, ко­торым эта поверхность важничает; ближайшим образом она сказывается в том, что там, где в этой поверхности более все­го отсутствует дух, она чаще всего говорит о духе; там, где она наиболее мертвенно-суха, она чаще всего употребляет слова: "жизнь", "ввести в жизнь"; там, где она проявляет ве­личайшее, свойственное пустому высокомерию себялюбие, она чаще употребляет слово: "народ"». И далее: «Те, которые желают говорить философски о праве, морали, нравственно­сти и при этом желают устранить мышление, а отсылают к чувству, сердцу и груди, к восторженности, высказывают этим то величайшее презрение, с которым стали теперь относить­ся к мысли и науке, ибо тут даже сама наука, отчаявшись в самой себе и дойдя до последней ступени усталости, делает своим принципом варварство и отсутствие мысли и, посколь­ку это зависело бы от нее, лишила бы человека всякой ис­тины, ценности и достоинства»1.

Научная абстракция противостоит, по Гегелю, такого ро­да скудным абстракциям, поскольку вбирает в себя все бо­гатство особенного, индивидуального, отдельного и обобща­ет их в существенности и определенности.

Следовательно, абстракция абстракции рознь: некоторые из них тощие, мертвые, схоластичные, бессмысленные и по­этому никакого значения не имеют для науки и ею реши­тельно отвергаются; другие — носят формальный, схематич­ный характер, но имеются и такие абстракции, которые силой своего могущества открывают человечеству законы его соб­ственного бытия, вооружают общество теорией и методом преобразования этого бытия.

Вместе с тем необходимо отметить, что абстракции сами по себе, без связи с конкретностями действительности и без возвращения к ним теряют свои жизненные потенции. По

1 Гегель Г. В. Ф. Соч. Т. VII. С. 48-49.

149

Методологические функции философии права

мере абстрагирования от конкретностей действительности, теоретического возвышения мышления утрачивается нагляд­ность этих конкретностей, а сама абстракция все более блед­неет, становится одноцветной, не сравниваемой с многоцвет­ной действительностью, которая всегда ярче, богаче, содержательнее, разнообразнее любой абстракции. Следова­тельно, лишь противоречивое единство абстрактного и кон­кретного, их взаимодействие и постоянные переходы одно­го в другое обеспечивают реализацию потенций абстрактного и познание конкретного, его преобразования.

Проследим путь восхождения от абстрактного к конкрет­ному в самых общих чертах (поскольку детализированное использование этого пути есть задача каждого специального исследования) на примере восхождения от сущности права к конкретным правовым явлениям и процессам. Сущность права как абстракция, образованная в результате обобще­ния конкретных проявлений правовой действительности, переходит в «отношения внешней жизни», в частности че­рез конкретные правовые нормы и далее через правоотно­шения и иные формы реализации данных норм. В связи с этим первоначально исследуется простейшее проявление сущности права, одна из его «клеточек» — правовая норма. В итоге этого исследования каждая правовая норма, ее стороны, черты, свойства получают многочисленные опре­деления. Так, например, обнаруживаются ее социальная природа, содержание, внутренняя и внешняя форма, юри­дическая сила и место в правовой системе в целом, связи и отношения с другими нормами, институтами и отрасля­ми права, равно как и с другими регулятивными фактора­ми общественной жизни, и многое другое. Вслед за этим ис­следуются более сложные проявления сущности права — конкретное действие правовой нормы в регулировании об­щественных отношений. В ходе этого исследования опре­деляются, в частности, содержание правоотношений, осно­вания для их возникновения, изменения и прекращения, составные части данных правоотношений. Наконец, иссле­дование проникает в еще более глубинную суть отношений, регулируемых правовой нормой, определяя действенность, эффективность, результативность данного регулирования,

150

Конкретное и абстрактное

степень его воздействия на ту или иную сферу обществен­ной жизнедеятельности1.

Процесс перехода мышления от конкретного к абстракт­ному и восхождение от абстрактного к конкретному сопро­вождается такими универсальными логическими средствами познания, как анализ и синтез. С их помощью оказывается возможным переходить от менее конкретных к более конкрет­ным правовым явлениям и процессам, познавать их стороны, признаки, свойства не как индифферентно стоящие друг воз­ле друга, а как единое, органически связанное целое, т. е. вскрыть то общее, что внутренне объединяет многообразные проявления правовой действительности2. Однако обнаружение единства, сущностной общности различных правовых явлений и процессов далеко еще не завершает процесс познания. С по­мощью анализа целостная правовая действительность расчле­няется на составные части (например, нормы права, правоот­ношения, юридические факты и т. д., которые, в свою очередь, расчленяются в процессе анализа на составные элементы),

1 «На рассматриваемом втором, завершающем этапе исследования, — ука­зывал С. И. Аскназий, — мы возвращаемся к исходному пункту исследова­ния. От вскрытой ранее "сущности" определенной группы правовых отно­шений мы синтетически восходим к тому, как эта сущность "проявляется" в правовой сфере, т. е. к тому, что непосредственно дано в законодатель­стве (в форме правовых норм) и в хозяйственном обороте (в форме пра­воотношений). Однако если в исходном пункте анализа эти данные в пра­вовом опыте нормы и отношения выступали лишь как факт (по выражению Маркса, как "хаотическое целое"), то в результате этого завершающего эта­па исследования они оказываются уже познанными как необходимые во всех своих качествах и определениях» (Аскназий С. И. Общие вопросы ме­тодологии гражданского права//Ученые записки ЛГУ. Серия юридических наук. Вып. 1, 1948. С. 49).

2 П. В. Копнин, воспроизводя рассуждения известного физика В. Гейзен- берга о сущности абстрактного (см.: Heisenberg W. Die Abstraktion in der mod- ernen Wissenschaft//Wissenschaft und Fortschrift. 1964. № 3. S. 100), прихо­дит к выводу, что односторонность («одинаковость», по Гейзенбергу) в постижении объекта является одним из важнейших признаков сущности абстрактного (см.: Копнин П. В. Введение в марксистскую гносеологию. Киев, 1966. С. 193). С этим не следует соглашаться. Конечно, без «одина­ковости» вообще исключается возможность образования абстракций, но ес­ли речь идет о сущности абстракции, то ее характеризует прежде всего «оди­наковость» в главном, основном, наиболее важном.

151

Методологические функции философии права

каждая из которых сама по себе является юридической абст­ракцией. Их знание хотя и необходимо, но пока не воспро­изводит правовой действительности во всей ее полноте и про­тиворечивости, не вскрывает главного — конкретного способа соединения этих частей (элементов), сочетания в единстве про­тивоположных тенденций их развития, от чего в первую оче­редь зависит природа изучаемой правовой системы.

Правовое явление или процесс многогранны. Вполне воз­можно изучать каждую из этих граней, тем самым получая простое представление о данном явлении или процессе. Эта задача осуществима даже в том случае, когда исследуемое правовое явление или процесс сложны, а поэтому и количе­ство их граней увеличивается. Изучение каждой грани, а затем их объединение в определенной совокупности создает впечат­ление об исследуемом объекте в целом. Но этим впечатлени­ем, этим представлением ограничиваются возможности ана­лиза, за его пределами остаются все те связи и отношения каждой грани объекта с многочисленными другими фактора­ми, и процессами, которые не только видоизменяют формы, но и накладывают определенный качественный отпечаток на данный объект. Анализ каждой части, грани целого ведет, но еще не приводит к познанию целого. Эта цель достигается в результате сложной работы мышления по синтезированию ранее, на стадии анализа полученных данных. Посредством синтеза конкретные правовые явления и процессы не просто воспроизводятся в их многообразных формах; последние выводятся из абстракции как из своей общей основы. Син­тез конкретизирует общее, выводя из абстракции характери­зующие отдельные проявления правовой действительности, благодаря чему они оказываются едиными в своем многообра­зии. Но этим его роль не исчерпывается. Суть синтеза состо­ит, далее, в том, что с его помощью определенным способом объединяются, сочетаются в единстве противоположные тен­денции в развитии конкретных правовых явлений и процес- сов1. Если посредством анализа из сложного правового цело­

1 Б. М. Кедров отмечал, что «познание противоречия обусловливает собой противоречие познания» (Кедров Б.М. Единство диалектики, логики и тео­рии познания. М., 1963. С. 208).

152

Конкретное и абстрактное

го вычленяются его противоположные элементы, части, ком­поненты, что позволяет изучить их в наиболее «чистом» ви­де, то с помощью синтеза это целое восстанавливается в един­стве всех его противоречивых элементов, частей, компонентов со всеми их связями, отношениями и взаимодействиями1.

В движении мышления от анализа к синтезу своеобразно отражается и воспроизводится соотношение исторического и логического в процессе познания. При аналитическом изуче­нии той или иной правовой системы не имеют существенного значения исторические причины их возникновения и разви­тия. Но анализ, будучи необходимым для детального иссле­дования структуры и механизма каждого правового явления или процесса, выступает вместе с тем предпосылкой обнару­жения генетической природы тех правовых систем, к которым принадлежат данные явления и процессы. Если же анализ яв­ляется лишь предпосылкой познания истории правового раз­вития, то синтез необходимо включает в себя такое познание.

В этой связи важно подчеркнуть еще один момент. Приме­няя анализ и синтез, следует иметь в виду и самую цель иссле­дования. Эта цель непосредственно определяет и выбор соот­ветствующего метода. Анализ, обособляющий то или иное правовое явление или процесс, позволяет «просвечивать» его в определенном аспекте или уровне, разрезе, позволяет под­вергать детальному рассмотрению вычлененный объект в том именно ракурсе, который интересует исследователя. И при всей необходимости такого «специализированного» исследо­вания данного объекта оно оказывается односторонним, по­скольку оставляет в тени другие его характерные черты, не вскрывает его связи, опосредование и взаимодействие с ины­ми его свойствами. Использование аналитического метода в исследовании, в частности, того или иного правового явления или процесса дает четкое представление о свойствах отдель­ных его сторон, частей, моментов движения, отвлекаясь при этом не только от целостности исследуемого явления или про­

1 П. В. Копнин писал, что «...синтез не просто соединяет результаты ана­лиза, воспроизводя то, что было до анализа. В таком случае и аналитиче­ский, и следующий за ним синтетический процессы были бы излишними» (Копнин П. В. Философские идеи В. И. Ленина и логика. М., 1969. С. 300).

153

Методологические функции философии права

цесса, но и от историко-генетических причин и условий его возникновения, становления и развития (равно как и от его субстанционально-системных и функциональных связей и за­висимостей как целого). Эту задачу выполняет синтетический метод, опирающийся на метод аналитический. Подобно тому как исторический и логический методы используются в их единстве, так и аналитический и синтетический методы толь­ко в органической взаимосвязи и единстве оказываются дей­ственными средствами познания социальной, в том числе и правовой, реальности. Нельзя, используя аналитический ме­тод, останавливать познание на стадии анализа. Далее необхо­димо на основе синтетического метода переходить к обобще­нию, восстановлению целостности объекта познания. Будучи различно направленными методами исследования правовой действительности, они эффективны лишь в неразрывной свя­зи между собой и только в единстве постигают истинную кар­тину правового развития. Именно поэтому в общем потоке правового исследования каждый из данных способов предпола­гает другой и исходит из него; они находятся в постоянном взаимодействии, переходят друг в друга и переплетаются на каждой стадии исследования. Противоречивому характеру правовой действительности соответствуют и противоречивые способы ее познания. Анализ, вскрывающий тождество проти­воположных явлений в их единстве, подготавливает «почву» для синтеза; воспроизводя же целостную правовую действи­тельность во всей противоречивости ее развития, синтез поз­воляет на новой стадии исследования глубже проникать в сущ­ность правовых явлений и процессов, все более полно познавать их объективные закономерности. Такое познание, вновь возвращаясь к анализу конкретных противоречий пра­вовой действительности, открывает пути их изменения, совер­шенствования, преобразования в соответствии с нуждами об­щества, потребностями его прогресса. И это чередование, это дополнение, соотношение и взаимодействие анализа и синте­за составляют, по образному выражению Гегеля, «алмазную 1

сеть» тождества и различия процесса познания.

1 См.: Гегель Г. В. Ф. Соч. Т. П. С. 17.

154

Конкретное и абстрактное

Итак, посредством анализа единая правовая целостность разлагается на отдельные составные части; каждая из них ис­следуется самостоятельно, а затем с помощью синтеза все ча­сти объединяются и соединяются в мышлении со всеми их связями, отношениями и взаимодействиями, во всем богатст­ве их специфики и в восстановленном целостном единстве. Именно здесь, на завершающем этапе восхождения от абст­рактного к конкретному, правовая действительность воспро­изводится во всей своей полноте как сущность и единство общих и специфических закономерностей развития правовых явлений и процессов, многообразия и разнообразная форм их выражения, одним словом, как синтез абстрактного и кон­кретного в правовой реальности.

И здесь необходимо отметить чрезвычайно тонкий момент, который обычно исчезает из поля зрения при рассуждениях о диалектике анализа и синтеза в познании. Дело в том, что когда мы говорим о расчленении познающим мышлением социальной целостности в целях анализа составляющих ее частей, а затем о восстановлении с помощью синтеза этой це­лостности в том виде, в каком она существует в действитель­ности, то это не более чем схематическая структура мысли­тельного процесса, выдвинутая лишь для того, чтобы наглядно вычленить его элементы.

В действительности же этот процесс протекает отнюдь не как однолинейное движение с временными переходами от анализа к синтезу и от синтеза к анализу, а как соединенный, органически единый акт аналитико-синтезирующего свой­ства мышления, в котором фактически отсутствуют четко вы­раженные грани «этапов», «переходов» от аналитического к синтетическому и обратно; с самого начала и на протяжении всего процесса познания аналитическое в мышлении содер­жит в себе синтетическое, а синтетическое — аналитическое.

Из предшествующих рассуждений вытекает вывод, соглас­но которому в цепи познавательного движения мысли обра­зуются «ступени», «опорные пункты», «узловые звенья» в ви­де общих понятий и определений, опираясь на которые исследование продвигается ко все более глубокому, всесто­роннему и конкретному познанию правовых явлений и про­цессов правовой действительности в целом. На этом пути вос­

155

Методологические функции философии права

хождения к конкретному каждое последующее «звено» невоз­можно понять без предыдущего. Каждое новое и более слож­ное правовое понятие синтезирует в себе предыдущие поня­тия в снятом виде и тем самым выступает как то «звено», которое продвигает и все ближе подводит исследование к «ду­ховно-конкретному» выражению правовой действительности. Каждое новое «звено», опосредуясь всеми предшествующи­ми (и прежде всего теми, к которым оно непосредственно примыкает), несет в себе более богатое содержание, посколь­ку не только сохраняет в себе содержание предшествующих «звеньев», но и прибавляет новые штрихи к картине право­вой действительности, уточняет ее рисунок, обогащает но­выми красками, делает колорит более гармоничным, совер­шенствует композицию. Процесс перехода от одного «звена» познания к другому продолжается до тех пор, пока не завер­шено полное воспроизведение действительного развития права во всей его противоречивой сложности, конкретности, единстве многообразного.

Следовательно, процесс восхождения от абстрактного к конкретному отнюдь не сводится к простому «приложению» общих правовых дефиниций к отдельным проявлениям и процессам права. Он куда более сложен. Воплощая в себе бо­гатство особенного, индивидуального, отдельного, общие по­нятия права не приобретают характера абсолютной универ­сальности в том смысле, что позволяют механически, прямолинейно, чисто логическим путем выводить особенное, индивидуальное, отдельное. Общие правовые понятия могут служить инструментом проникновения в сущность исследу­емых единичных правовых явлений и процессов лишь при условии, если они применяются на основе конкретного ана­лиза единичного, условий и обстоятельств его существова­ния и развития. Общие понятия, формулы могут в лучшем случае лишь намечать общие задачи, необходимо видоизме­няемые конкретной правовой ситуацией.

Данные положения следует иметь в виду прежде всего тем, кто в общих правовых понятиях видит средство для разре­шения конкретных проблем правовой теории и практики. Без тщательного исследования конкретного в конкретных усло­виях места и времени его существования, действия и разви­

156

Конкретное и абстрактное

тия неизбежно возникает несоответствие, противоречие, раз­рыв между данным конкретным и соответствующими общи­ми понятиями, что и приводит либо к исчезновению, непо­ниманию сущности конкретного, либо к ее извращению, одним словом, к отсутствию познания. Бесспорно, что без общих дефиниций правотворчества, сущности, содержания и формы права, нормы, института и отрасли права, системы права и системы законодательства, без общих категорий реа­лизации права, его толкования, соблюдения, исполнения и применения, правоотношения, законности, правопорядка и т. д., в которых резюмируются результаты абстрагирующей работы мышления, ни одна отрасль юридической науки не может плодотворно разрабатывать вопросы своей специаль­ной сферы знаний и выдвигать практические рекомендации по совершенствованию правового регулирования соответст­вующих общественных отношений. Это обусловлено тем, что в реальной правовой действительности объективно сущест­вуют такие специфические закономерности развития право­вых явлений и процессов, такие существенные их связи и от­ношения, которые присущи всем явлениям данного рода и без познания которых невозможно более или менее глубо­кое изучение правовой сферы жизнедеятельности общества.

Подводя итог рассуждениям относительно соотношения конкретного и абстрактного в познании права, можно кон­статировать: если первый этап правового познания позволя­ет определить сущность, назначение и роль права в социаль­ной жизнедеятельности общества, их место в общественном развитии, то второй («обратный путь») — помогает вскрыть специфику правовых форм, механизм действия каждой из них, особенности правовых явлений и процессов в тех или иных условиях места и времени, своеобразие их взаимодей­ствия между собой и иными явлениями социальной среды.

Глава 10

<< | >>
Источник: Керимов Д.А.. Методология права. Предмет, функции, проблемы философии права. 2-е изд. М.: Аванта+,2001. - 559 с.. 2001

Еще по теме КОНКРЕТНОЕ И АБСТРАКТНОЕ:

  1. Диалектика конкретного и абстрактного
  2. Конкретные и абстрактные имена
  3. 1.3.3. Восхождение от абстрактного к конкретному
  4. ж) ПРИНЦИП ВОСХОЖДЕНИЯ OT АБСТРАКТНОГО K КОНКРЕТНОМУ
  5. 3. Методы диалектической логики. Научная абстракция, восхождение от абстрактного к конкретному. Единство исторического и логического. Равновесный и неравновесный методы
  6. Абстрактное право
  7. Абстрактное право
  8. Абстрактность и анонимность государства
  9. 2.3. Абстрактно-логический метод геометрического обобщения
  10. Нормативистская (абстрактно-нормативная) теория.
  11. Противопоставление абстрактного рационализма и исторического опыта, жизни при оценке общественно-политических процессов.
  12. В XIX в. в Европе расцвела абстрактная и формальная юриспруденция
  13. Нормы с конкретным адресатом