<<
>>

Предисловие

Если попытаться окинуть хотя бы беглым взглядом процесс изучения социальных утопий со второй половины XX в., то можно сразу же отметить его исключительную интенсивность. В 20-е годы историки утопий (в там числе и ставшие впоследствии очень известными — например, Дж.

О. Герцлер, Л. Мамфорд) еще могли сетовать на невнимание ученых к этой отрасли гуманитарного знания. Ныне же «утопиеведение» превратилось в важнейшее направление социологической мысли.

Это и неудивительно. Зародившись еще в глубокой древности, утопизм пустил крепкие корни в общественном сознании, до сих пор выполняя важнейшие гносеологические и социальные функции, что во многом определяется прогностическим характером утопии. «Люди, как известно, всегда интересовались будущим, связывая с ним свои интересы, надежды, идеалы. Это объясняется том, что человеку органически присущи целесообразная деятельность, ее мысленное продолжение в будущее, согласование средств и целей, ожидание непосредственных и более отдаленных результатов его активности».

«Утопический бум», возникший в Западной Европе и США в 60-70-е годы, создал атмосферу повышенного внимания к проблеме утопии. Так, появились работы, в совокупности составившие новую научную дисциплину, которую на западе стали называть «социологией утопии». В ее рамках и начался пересмотр всей предшествующей традиции интерпретации утопических идей. Не осталась в стороне и античность.

Подобно тому, как «в многообразных формах греческой философии уже имеются в зародыше, в процессе возникновения, почти все позднейшие типы мировоззрений», на протяжении более чем тысячелетнего периода существования античной цивилизации, в процессе эволюции и борьбы многообразных идейных течений возникли, а в ряде случаев получили (классическое воплощение различные формы социальных утопий.

Созданные античной мыслью утопические образы постоянно волновали воображение мыслителей и ученых последующих веков. Так, например, Платона не случайно называют «духовным отцом» утопической мысли, а созданную его фантазией Атлантиду продолжают искать и в наши дни.

Хотя сам факт внутренней связи европейской утопической традиции с общественной мыслью Древней Греции и Рима был осознан уже в эпоху Возрождения, это не повлекло за собой, однако, адекватного осмысления природы античной утопии, особенностей ее генезиса и социальных функций. Достаточно отметить, что в научной литературе пока не существует общепринятой классификации античных утопий, предполагающей определение их исторической специфики, отношения к другим формам общественного сознания — к мифологии, философии, этике и, наконец, к общественной практике, к социальным движениям в древнем мире и связанной с ними политической теории.

Что касается подобного «отставания», то оно обусловлено многими причинами как объективного, так и субъективного характера. Попытаемся выделить лишь некоторые из них, являющиеся, на наш взгляд, главными.

Для современной немарксистской научной литературы второй половины XX в. характерен внеисторический подход к социальной утопии, тесно связанный с идеями исторического циклизма, сформировавшимися в основном под влиянием концепций О. Шпенглера и А. Тойнби, но появившимися в буржуазной исторической науке еще во второй половине XIX в.

Большое влияние на современную «социологию утопии» оказал и психоаналитический метод исследования памятников культуры. Стремление рассматривать утопизм абстрактно (как изначальное свойство психологии «человека вообще», как «архетипическую модель» сознания, порождающего миф о «потерянном рае», или «компенсативный проект» утопии) находит известную параллель у сторонников циклической теории, усматривающих в античных проектах общественных преобразований реакцию на развитие «капиталистических тенденций» по аналогии с коммунистической мыслью эпохи Ренессанса.

Яркое выражение подобный подход нашел уже у видного немецкого историка Р. Пёльмана, автора в ряде аспектов новаторской для своего времени книги «История античного коммунизма и социализма».

Хотя по богатству собранного материала труд Пёльмана до сих пор сохраняет важное значение для историка античных утопий, все же исходное намерение автора — доказать бесперспективность и иллюзорность современного ему социалистического движения на примере краха «аналогичных» идеям XIX в. «коммунистических учений» и социальных движений древности — по существу было основано на игнорировании исторических особенностей возникновения антиэксплуататорских настроений в классовых обществах и поэтому не выдерживает критики.

После выхода в свет работы Пёльмана в буржуазной науке возникла устойчивая традиция подобного сравнительно-исторического анализа античных социальных утопий, в дальнейшем ставшая одной из идейных основ современной «социологии утопии».

Среди других факторов, существенно повлиявших на характер исследования античных утопических идей на Западе, необходимо выделить следующие: усиление антиутопических мотивов в художественной литературе и социологии, и ускоренное формирование во второй половине XX в. различных вариантов концепции тоталитаризма. Например, у таких социологов, как Р. Кроссман, Л. Мамфорд и К. Поппер, античная утопия, особенно «Государство» Платона, стала мало чем отличаться от антиутопических романов Е. Замятина, Дж. Оруэлла и О. Хаксли.

Общий мировоззренческий кризис, в котором оказалось обществоведение в крупнейших капиталистических странах, способствовал проникновению антикоммунистических идей и концепций даже в те области истории социально-политической мысли, которые до недавнего времени считались объектом беспристрастного научного исследования.

Разумеется, указанные тенденции не могли полностью подчинить себе столетиями складывающуюся традицию изучения античных памятников культуры на основе методов классической филологии и позитивных достижений исторической науки.

Но они представляют собой существенное препятствие для адекватного изучения античной утопической мысли, требующего соединения филологической критики источников с социологическим анализом исторических особенностей античного утопизма.

Остановимся теперь на вопросе о развитии исследований античных утопий в марксистской общественной науке. Хотя в отечественной и зарубежной марксистской литературе возникла насчитывающая уже многие десятилетия традиция изучения античного общества, его экономики, культуры и идеологии, приходится тем не менее согласиться с оценкой известного историка античной общественной мысли Р. Мюллера, согласно которому «анализ социально-утопической мысли в античности на основе исторического материализма находится еще в самом начале и до сих пор применялся только по отношению к отдельным ее периодам».

Действительно, пока еще не появились работы, сколько-нибудь полно освещающие генезис и основные этапы эволюции утопической мысли в Древней Греции и Риме на основе марксистского метода. Первой попыткой систематического применения данного Метода к анализу античных утопий (можно считать работу К. Каутского «Предшественники новейшего социализма». Будучи составной частью серии трудов, подготовленных идеологами немецкой (и международной) социал-демократии пол общим названием «История социализма в отдельных очерках», эта книга не только «стала на долгое время распространенным пособием, откуда черпали факты — а с ними зачастую и концепции — многие советские историки— х годов», но и продолжает «в той или иной форме влиять и на отдельные высказывания современных советских исследователей».

Книга Каутского была отмечена чертами схематизма, во многом определявшегося абстрактным представлением ее автора о коммунизме как коренном свойстве «природы человека», социальной основе «большинства народов земного шара» с момента возникновения человечества.

В целом сформулированная в работе Каутского Концепция служила, конечно, весьма шаткой основой для выполнения такой важной задачи, как критика буржуазных фальсификаций истории античной общественной мысли, задачи, вставшей перед советскими исследователями в 20-30-е годы.

И хотя многие из теоретических положений, выдвинутых Каутским при исследовании социально-утопических учений, отвергнуты советской наукой, анализ распространенных в античности идей об общности имущества в качестве «элементов социализма» в древнем мире сохраняет пока довольно прочные позиции. Об этом свидетельствуют многие из современных справочных изданий. «В Европе, — отмечается, например, в статье H. Е. Застенкера в „Философской энциклопедии“, — важнейшие элементы утопического социализма сложились в античной Греции и Риме: легенда о „золотом веке“ (общинно-родовых отношениях, не знавших неравенства, эксплуатации и собственности) и ее многочисленные рационалистические переработки утопистами прошлого; дискуссии древнегреческих мыслителей вокруг проблем имущественного неравенства и „естественного состояния“ общества; легендарные уравнительные реформы в Спарте и платоновская утопия кастового рабовладельческого коммунизма, сочетавшаяся с критикой частной собственности, а также критика этой утопии Аристотелем».

Даже если перечисленные в этой статье элементы «античного социализма» и не исчерпывают всего богатства утопических идей данного периода, невыясненными остаются, однако, следующие принципиальные вопросы: насколько эти «элементы» соотносятся с определениями утопического социализма и коммунизма, даваемыми в научной литературе, и, наконец, каковы те критерии, в соответствии с которыми античная утопия может рассматриваться в плане генезиса социалистической идеологии?

Следует отметить, что вплоть до — х годов подобные вопросы вообще редко ставились учеными. Между тем, на наш взгляд, уже давно назрела постановка и других не менее важных вопросов. Например, можно ли ограничиваться рассмотрением античных утопических идей исключительно в рамках истории социалистической мысли, равно как и истории политико-правовых учений? Не обедняется ли анализ античного утопизма вследствие того, что он оказывается изначально подчиненным исходным принципам и методам, характерным для конкретных научных дисциплин, понятийный аппарат которых вырабатывался в основном на изучении идей и учений, находящихся за пределами античной эпохи?

Гораздо более плодотворным, соответствующим принципу историзма, является, с нашей точки зрения, исследование древних утопических идей и проектов в контексте всей античной общественной мысли.

При этом, разумеется, нельзя игнорировать ни позитивных результатов анализа природы утопического сознания, достигнутых «социологией утопии», ни многочисленных верных наблюдений, сделанных представителями других общественных наук — философии, социальной психологии, политэкономии, этики и эстетики, историками политических учений, архитектуры и градостроительства и т. д. Уровень, на который поднялись данные науки, в значительной мере облегчает задачи исследователя античных утопий. Во всяком случае, он уже не будет считать себя «первопроходцем», как это было еще в конце XIX в., даже если вопросы, разработанные в рамках конкретных дисциплин, нуждаются подчас в качественно новой трактовке.

Сформулированные выше задачи позволяют наметить общие контуры предлагаемого читателю исследования. Как уже видно из заглавия данной книги, автор отнюдь не претендует на всестороннее освещение всех без исключения аспектов развития более чем тысячелетней античной утопической традиции. Ограниченный объем книги побуждает избрать путь комбинированного анализа исторических и теоретических вопросов, с тем чтобы конечным его результатом стало выявление закономерностей генезиса, основных этапов эволюции утопических идеи в древнем мире, раскрытие особенностей их идеологических функции, соотношения с другими формами общественного сознания.

Подобный комплексный подход, естественно, не может не наложить отпечатка и па структуру книги. Многие принципиальные теоретические положения нашего исследования сформулированы уже во вводной главе и, таким образом, имеют итоговый характер. Конечно, большинство определений может быть раскрыто только в ходе анализа конкретного материала; впрочем, и здесь известные ограничения оказались необходимы. Хотя в работе рассматриваются уже не раз привлекавшие внимание ученых памятники утопической мысли, следует иметь в виду, что их сопоставление требует постоянно привлекать все новые и новые свидетельства античных авторов для подтверждения тех или иных моментов интерпретации основных первоисточников. Такой метод «нюансирования», связанный в том числе и с задачей филологической критики античных источников, немыслим без обращения к специальной литературе, подробный анализ — которой не укладывается в рамки данной работы.

Учитывая все вышесказанное, а также богатство исследований, посвященных отдельным античным писателям, автор счел необходимым взять в качестве непосредственного объекта для дискуссии лишь те работы, обсуждение которых отвечает общему замыслу данной книги. Так, в отдельном параграфе рассматриваются утопические идеи Древнего Востока. Это было сделано не столько для подтверждения бесспорного в целом положения, согласно которому сам феномен социального утопизма появляется в период разложения первобытнообщинного строя и складывания раннегосударственных структур, сколько для характеристики типологической близости многих утопических идей античности к древним ближневосточным, с одной стороны, и выявления уникальности рационалистической утопической традиции, возникшей в Древней Греции в эпоху культурного переворота, — с другой. Этот контраст становится тем ярче, чем больше современной наукой вскрывается теснейшая взаимосвязь в развитии греческого и ближневосточных обществ, требующая изучать историю Греции «как часть истории Ближнего Востока».

За пределами нашего исследования оказалась история утопической мысли Древнего Рима. Причина состоит не в том, что мы разделяем категорические суждения о полной противоположности «римского духа» всякому утопизмуили же об отсутствии в римской утопии какой бы то ни было новизны по сравнению с греческойи т. д., но исключительно в ограниченном объеме нашей книги. Круг затрагиваемых в ней вопросов и без того оказался слишком широким. Автор полностью отдает себе отчет в том, что каждый из этих вопросов мог бы стать предметом для отдельного обстоятельного исследования. Но даже не способный избежать некоторой поверхностности анализ общих проблем, встающих перед современными учеными, является, на наш взгляд, необходимым звеном в цепи той многогранной работы, которая завершится лишь в результате совместных усилий специалистов из разных областей гуманитарной науки.

<< | >>
Источник: В.А. ГУТОРОВ. АНТИЧНАЯ СОЦИАЛЬНАЯ УТОПИЯ. 0000

Еще по теме Предисловие:

  1. ПРЕДИСЛОВИЕ
  2. ПРЕДИСЛОВИЕ
  3. ПРЕДИСЛОВИЕ
  4. Предисловие
  5. ПРЕДИСЛОВИЕ
  6. Предисловие
  7. Предисловие к первому изданию
  8. Предисловие
  9. Предисловие
  10. Предисловие
  11. Предисловие