Три типа философских категорий

Долгое время термины “категория” и “философская ка­тегория” были синонимами. Так понимали их и Аристотель, и Кант. Сегодня категориями называют основные понятия не только философии, но и конкретных наук — физики, химии, этики, эстетики и др.

1. Самым общим, т.е. охватывающим своим объёмом все объекты универсума, является одно понятие. Разными могут быть лишь обозначающие его термины: “объект”, “предмет”, “сущность”, “нечто” и т.д. Но система философских кате­горий не может состоять из одной категории. Фактически она включает не только самое общее, но и менее общие понятия: “вещь”, “признак”, “свойство”, “отношение”, “связь” и пр. Чтобы это очевидное обстоятельство учесть при определении философской категории, воспользуемся пре­красным термином Платона “высшие роды сущего”¹.

¹ Платон. Софист // Соч.: В 4 т. Т. 2. М., 1970. Примеч. 37 *. С. 583.

7

2. Но вот контрпримеры этому нашему пробному определению: “универсум, “мир”, “Вселенная”, “бытие”, “су­щее”, “единое”, “реальность”, “объективная реальность”, “субъективная реальность” и др. Это сингулярные понятия: объём каждого из них включает единственный объект: бы­тие — единственно, объективная реальность — единственна и т.д. Почему же это философские категории? А потому, что они охватывают всё сущее или его главные части своим содержанием.

Итак, в число философских категорий наряду с поняти­ями, предельными по объёму, нужно включить категории, предельные по содержанию.

3. Но вот новый контрпример этому, уже уточненному определению: “материя”, “субстрат”, “субстанция”. Со сту­денческих времен мы привыкли считать, что материя — это предельно общее понятие, в силу чего его нельзя определить через ближайший род и видовое отличие. Но давайте, как выражается И. Лакатос, “выстираем себе мозги” — взглянем на это понятие без предрассудков.

В грамматике слово “материя” включается в класс ве­щественных имен существительных, обозначающих “од­нородные делимые массы”², такие как глина, тесто, вода, металл и т.п. Глина — это субстрат кувшина. Материя в философском смысле — это субстрат универсума. Она так же единственна, как и сам универсум, следовательно, это не общее, а сингулярное понятие. Поэтому его нельзя включать в число категорий, предельных по объёму. А от категории “универсум”, предельной по содержанию, “ма­терию” отличает то, что она охватывает своим содержанием не все сущее, а только его субстрат. Универсум состоит из материи, но называть его материей так же некорректно, как и скульптуру Праксителя — бронзой.

Приходится сделать вывод, что понятие “материя” — это категория третьего типа, субстратная философская категория. Как показано в прекрасной книге известного

² Русская грамматика. М , 1982. С. 462.

8

болгарского философа С. Петрова “Методология субстрат­ного подхода”³, класс субстратных философских категорий исследован очень слабо. Многие вопросы до сих пор не ре­шены однозначно. Вот некоторые из них. Если “материя” — это субстратная категория, то можно ли считать таковой и “форму”, обозначающую то, что образует универсум от материи? А как насчет субстратной природы сознания? Ведь для объективных идеалистов сознание — субстрат объ­ективного мира. Можно ли в число субстратных включить категории пространства, времени и движения? Чтобы хотя бы приблизиться к ответу на эти вопросы, посмотрим, как возникли выявленные нами три типа философских кате­горий: предельные по объёму, предельные по содержанию и субстратные.

Внимание человека, начинающего познавать окружаю­щий мир, сначала было направлено на предметы, сравнимые с человеком по размерам, на макропредметы: именно от них в первую очередь зависела его жизнь. Затем познание стало двигаться в трех направлениях.

Первое направление исследования — это объединение макропредметов в относительно целостные системы, этих систем в новые системы ит.д. Это синтез. Он представляет собой движение от макромира к мегамиру. Естественно возникает вопрос: а что в пределе этого движения? Попыт­ки философов ответить на него породили целый комплекс философских категорий: “универсум”, “мир”, “Вселенная”, “бытие”, “сущее”, “единое”, “реальность”. Их естественно называть предельными продуктами синтеза.

Второе направление исследования диаметрально проти­воположно первому. Это мысленное разложение макрообъ­ектов на части, части этих частей и т.п. Этот познавательный процесс называют анализом. Он ведет от макрообъектов к объектам все меньших разметов и в пределе — к мик­рообъектам. Важно различать два вида анализа. Первый происходит в рамках дискретного мышления: Исследуемый

³ Петров С. Методология на субстратния подход. София, 1980.

9

предмет разлагается на элементы и структуру, т.е. на части и отношения между ними (дом — на кирпичи и отношения, образующие из них дом), те — вновь на части и отношения между ними и т.д. Возникает уже знакомый вопрос: а что в пределе этого аналитического процесса, существуют ли первоэлементы и первострукгура макропредметов? Вто­рой вид анализа осуществляется в рамках континуального мышления: предмет разлагают не на элементы и структуру, а на субстрат, из которого он состоит, и форму, которая пре­вратила этот субстрат в этот предмет (например, греческую амфору — на глину и форму, которую ей придал гончар). Затем субстрат предмета вновь разлагается на субстрат и форму и т.д. И снова возникает тот же вопрос: а что мы получим в пределе этого аналитического процесса, сущес­твует ли первосубстрат и первоформа макропредметов? Назовем четыре понятия, возникающие в результате этих двух форм анализа — “первоэлемент” и “первострукгура”, с одной стороны, и “первоматерия” и “первоформа”, с дру­гой, — предельными продуктами анализа.

Третье направление исследования, порождающее третий тип философских категорий, принципиально отличное и от анализа, и от синтеза. Это обобщение. Анализ осуществля­ется на единственном предмете, и его результаты, строго го­воря, относятся только к этому предмету. Синтез объединяет несколько предметов в один-единственный предмет, и его результаты также относятся только к этому единственному предмету. Рассуждая чисто умозрительно, можно сделать вывод, что для использования результатов анализа и син­теза в практических действиях с другими предметами эти процедуры нужно повторять с каждым из них. Обобщение избавляет от этого. Эта познавательная процедура состоит из двух частей: сначала в исследуемом предмете выделяется признак, представляющий практический или познаватель­ный интерес, а затем этот предмет сравнивается с другими предметами по наличию или отсутствию этого признака. В итоге выделяются классы предметов, сходных по на-

10

следуемому признаку. Эти классы объединяются в новые классы и т.д. И снова возникает знакомый вопрос: а что в пределе этого познавательного процесса? Ответ известен: возникают понятия, предельные по объёму, охватывающие своим объёмом высшие роды сущего. Они образуют третий, самый большой класс философских категорий, состоящий из предельных продуктов — обобщения.

Итак, три типа философских категорий возникают при доведении до предела трех познавательных процессов — ана­лиза, синтеза и обобщения. Этим и определяется структура книги. Категориям — предельным продуктам синтеза посвя­щен первый её раздел, категориям — предельным продуктам анализа — второй, категориям — предельным продуктам обобщения — третий.

Обратимся к более тщательному рассмотрению кате­горий третьего типа. Он включает не только самое общее понятие “объект”, но и менее общие: “предмет”, “вещь”, “признак”, “отношение”, “связь”, “причинная связь” и т.п. А где нижний предел общности категорий этого типа, где граница, за которой философские категории сменяются конкретно-научными?

Когда-то этот вопрос обсуждался в отечественной лите­ратуре очень активно.

Я придерживаюсь третьей, наименее романтической точки зрения: перечисленные термины — это всего лишь новые имена для давно известных философских понятий (“систе­ма” — для целого, “элемент” — для части и т.д.). Проблема

11

демаркационной линии между философскими и конкретно научными категориями стоит так же, как и проблема любой демаркационной линии: между живым и неживым, растения­ми и животными, психикой животных и сознанием человека и т.п. Там, где смолкает физик, начинает говорить метафи­зик, и наоборот. Причем часто это один и тот же человек. И лишь он способен почувствовать грань между физикой и метафизикой.

Обсудим и ещё один вопрос, который в 1970— 1980-х годах активно обсуждался в отечественной философской литературе: можно ли сегодня открыть новые философские категории? Академик М.Б. Митин, руководивший в тот пе­риод этой научной дискуссией, спрашивал нас: “Где новые категории диалектики?!” На мой взгляд, их поиск — без­надежное занятие. Мир давно поделен между философс­кими категориями: и аналитическими, и синтетическими, и обобщающими. Обнаружить новое предельно общее поня­тие — значит обнаружить ещё никому не известную опреде­ленность, которая была бы присуща если не всем объектам универсума, то основной их части. Такая определенность, именно в силу её предельной общности, присуща и трекам электронов в камере Вильсона, и столу, на котором физик, изучающий эти треки, записывает результаты эксперимента. А стол, как известно всем, кто знаком с работами классиков философии, был основным эмпирическим материалом, в ходе анализа которого они получали свои выдающиеся ре­зультаты.

12

отличаться от понимания их Демокритом не меньше, чем современное представление об атоме от представления о нем Демокрита.

Отсюда — парадоксальное следствие: для раскрытия современного содержания философских категорий, именно всилу их предельности, нужно не столько знание последних достижений естествознания, сколько владение современной культурой философского мышления. Её недостаток иног­да пытаются заменить, предлагая вместо философского анализа универсальных определенностей бытия пересказ новейших достижений конкретных наук. С. Петров называл это возведением последнего слова науки в последнее слово философии. Это уход от проблемы, а не решение её.

Разница между анализом, синтезом и обобщением — не единственное основание для классификации философских категорий. Рассмотрим ещё одно, не менее важное. Все философы, за исключением субъективных идеалистов, делят действительность на объективную и субъективную. Соответственно, и все философские понятия делятся на три класса: 1) описывающие только объективную действи­тельность; 2) относящиеся только к субъективной дейс­твительности; 3) фиксирующие то, что является общим для объектов, входящих и в ту и в другую. Какие из этих трех типов понятий называть философскими категориями? Я предлагаю следующую конвенцию.

Чисто гносеологические понятия (“истина”, “достовер­ность”, “доказательство”, “теория” и др.) назвать гносе­ологическими категориями. Чисто онтологические и те, которые используются для описания как объективной, так и субъективной действительности (“объект”, “признак”, “свойство”, “часть”, “целое” и др.), — философскими. “Для красоты” стоило бы онтологические понятия исключить из числа философских категорий вместе с гносеологическими. Но практике исследования это не соответствует: “предмет” — чисто онтологическое понятие, но без него невозможен никакой философский анализ.

13

Итак, философские категории — это предельные поня­тия. В литературе это их свойство выражается ещё одним тер­мином — “универсал ьные”. Это может вызвать возражение, поскольку сегодня “универсальное” трактуется как “общее”. Но латинский термин universus имеет и ещё одно значение — “целый”. Понятие “объект” универсально потому, что приложимо к любому нечто, понятие “бытие” — потому, что охватывает своим содержанием все сущее как целостность. Правда, в этимологии термина universus нет оснований для того, чтобы назвать универсальным и понятие “материя”. Но я предлагаю сделать это вопреки этимологии. Итак, с учетом всех введенных выше экспликаций и конвенций, мы можем определить философские категории как предель­ные или универсальные понятия.