<<
>>

§ 1. Закат либерализма

Борьба за признание тред-юнионов. Bo второй половине XIX в. импульс, данный блестящими экономическими успехами предыдущего двадцатилетия, еще довольно долго сказывается расцветом внешних демократических форм.

Нам уже известно, что два десятилетия, последовавшие за тарифной реформой 40-х годов, были временем несравненных успехов экономического развития Англии. “Все прежние поразительные успехи, достигнутые с помощью пара и машин, совершенно стушевались перед мощным подъемом производства за 20 лет от 1850 до 1870 г.”1. Это блестящее развитие вызвало значительное улучшение положения верхов рабочего класса, но сравнительно мало коснулось широких масс пролетариата и лишь относительно подняло уровень их существования. Энгельс констатировал в 1885 r., что “Ист-Энд Лондона представляет собой все более расширяющуюся трясину безысходной нищеты и отчаяния, голода в период безработицы, физического и морального упадка при наличии работы. За исключением только привилегированного меньшинства рабочих, то же самое происходит и во всех других крупных городах; не лучше обстоит дело в более мелких городах и сельских округах”[121] [122].

B этих условиях рабочие массы глухо волновались и то и дело вступали в борьбу с предпринимателями. Ho законы оказывали предпринимателю в этой борьбе явное покровительство: нарушающий договор рабочий шел в тюрьму, нарушающий договор предприниматель рисковал лишь тем, что суд приговорит его к уплате денежной компенсации. Начавшаяся с 60-х годов широкая стачечная волна вызвала жестокие репрессии со стороны предпринимателей и судов. Особенно важно было то, что тред- юнионы, несмотря на узкие чисто экономические цели, которые они перед собой ставили, главным образом в интересах наиболее зажиточной части рабочего класса, не могли оказать рабочим существенную помощь, ибо законы 1825 г.
и следующих годов лишали их прав юридического лица (“корпораций”) и рядом оговорок делали невозможной поддержку со стороны тред-юнионов бастующим рабочим. Понимая необходимость считаться с рабочими, голоса которых после реформы 1867 г. обеспечивали либералам их избирательные победы, Гладстон — глава либеральной партии — не мог идти против интересов предпринимателей, и закон 1871 r., проведенный им, разрешал, наконец, тред-юнионам являться в суд в лице своих представителей, но оставил в силе почти все ограничения права стачек, между прочим, и запрещение пикетирования. Ограниченно-классовый и условный характер либерализма, как политического течения, демонстрировался этим достаточно ясно. Рабочие-избиратели повернулись спиной к либералам и на выборах 1874 г. дали неожиданную победу консерваторам (впервые после 1847 r.). Консервативному кабинету, гораздо менее, чем либеральный связанному с промышленностью, легче было уступить рабочим: в 1875 г. установлено было договорное равноправие рабочих и нанимателей, был легализован коллективный договор и перестала быть уголовно наказуемой помощь как таковая бастующим со стороны тред-юнионов и их организаций.

Различные избирательные реформы. Демократические реформы продолжались и в других областях. Первая же палата общин, избранная на основании нового избирательного права, вынуждена была обратить внимание на продолжающуюся и даже частью усилившуюся между 1832—1867 гг. избирательную коррупцию. Меры против различного рода злоупотреблений оставались безрезультатными. Казалось, что единственным способом охранить избирателя от незаконного давления и подкупа являлось тайное голосование. Как раз в избирательную кампанию 1868 г. были совершены особенно многочисленные и вопиющие нарушения свободы выборов, и либеральное министерство 1868—1874 гг. провело в 1873 г. после длительной борьбы с палатой лордов билль о тайном голосовании. Конечно, эта мера имела лишь частичный успех. Подкуп и иные формы избирательных злоупотреблений продолжали быть сильным орудием в руках особенно консервативной партии, что и вызывало резкую реакцию со стороны либералов.

B 1883 г. второе министерство Гладстона провело законодательное ограничение избирательных издержек и обязало избирательных агентов к публичной отчетности. Закон установил перечень избирательных преступлений и значительно усилил наказание за них.

Реформа 1884 г. Вскоре вслед за этим последовала новая реформа избирательного права. Дело в том, что реформы 1832— 1867 гг. не устранили, а усложнили пестроту избирательных цензов, ибо, не создавая единого избирательного ценза, реформы эти к избирателям, пользовавшимся избирательным правом на основе старых законов, присоединили новые категории, различные притом в графствах и городах. Главное зло усматривалось в том, что реформа 1867 г. распространила избирательное право на квартирных жильцов только в городах, так что избирательное право в графствах оказалось явно и значительно уже, чем в городах. C другой стороны, становилось все нестерпимее несоответствие между числом избирателей в округах и числом мандатов, приходившихся на округа, что требовало нового перераспределения депутатских мест. Либералам хотелось провести это перераспределение уже через новую палату общин, выбранную на основе нового избирательного закона, что обещало перераспределение в пользу либералов. Консерваторы требовали одновременного с реформой перераспределения, не желая допустить возможное майоризиро- вание фермерских избирателей в графствах промышленными рабочими графств, например горняками. Ha этой почве возник, как водится, конфликт между палатой общин и палатой лордов, но неофициальное вмешательство королевы способствовало тому, что лидеры либералов и консерваторов пришли к полюбовному соглашению относительно перераспределения.

Реформа избирательного права прошла в 1884 r., а перераспределение — в 1885 г. Первая почти утроила число избирателей в графствах, доведя его с 90 тысяч до 2 миллионов 500 тысяч. Вторая реформа лишила самостоятельного представительства 105 местечек, имевших менее 16 тысяч жителей; по одному месту получили города с населением менее 57 тысяч жителей; более значительным городам число мандатов было соответственно увеличено.

Города и графства разделены были на округа, выбиравшие только по одному депутату (“одночленный список”).

Избирательное право все еще оказывалось очень далеким от совершенства. Диспропорция между числом избирателей и числом мандатов сохранялась еще во многих случаях (городишко Даргем с 15 тысячами жителей и округ Рамфорд в графстве Эссекс, имевший 27 тысяч жителей, давали по одному представителю). Лица, занимавшие в нескольких округах помещения, дающие право голоса, получали несколько голосов. Порядок регистрации избирателей отличался сложностью. Выборы происходили не в один день по всей стране. Для избрания не требовалось непременно абсолютного большинства: если голоса разбивались, побеждало относительное большинство. Вознаграждения депутатам все еще не полагалось.

Практика показывала, что почти все эти несовершенства благоприятствовали консерваторам.

Реформа местного самоуправления в графствах. Только в 1888 г. реформа городского самоуправления, произведенная в 1835 r., распространена была на графства. Закон создавал в графствах выборные советы наподобие городских и им передал почти все административные права, раньше находившиеся в руках мирового судьи. Отметим здесь же, что в 1894 г. реформа местного самоуправления была распространена и на сельские единицы: в

приходах с населением свыше 300 жителей появился выборный совет. Таким-то образом местное самоуправление из рук аристократии перешло в руки буржуазии.

Упадок промышленной монополии Англии и политическое значение этого. Благодаря этим и им подобным реформам 70-е годы были свидетелями расцвета английского либерального государства, что позволило, как известно, Марксу допускать здесь возможность мирного развития буржуазной демократии в демократию пролетарскую. Ho прошло немного времени, и стали умножаться признаки, говорящие о переменах в характере английского государственного строя. И неудивительно: ведь английский либерализм вырос непосредственно на политической экономии фритредерства. B 1820 г.

в парламент была подана знаменитая лондонская петиция, в которой светила промышленного мира решительно восставали против вмешательства государства в экономическую жизнь. Выступая против меркантилизма в экономике и абсолютизма в политике, средний класс отвергал всякую претензию государства на регулирование экономических и общественных отношений. Победа либерализма знаменовала ослабление государственной власти и сокращение сферы ее применения. B то время, как на континенте программа либерализма в своем практическом осуществлении сразу натолкнулась на непреодолимое препятствие, для Англии она явилась чистым выражением мощного развития промышленности в стране, которая уже выполнила задачу создания единого национального государства и под охраной могущественного флота обеспечила ему безопасность от внешних угроз. B противоположность континентальному государству, окруженному врагами извне, волнуемому классовой борьбой изнутри, вынужденному развиваться под знаком суровой идеи этатизма с ее внешним выражением в виде регулярной армии и всесильной бюрократии, Англия, благодаря своему островному положению и компромиссу 1689 r., получила возможность отказа от воинской повинности и от правительственной централизации. Так продолжалось до 70-х годов XIX в., и было ясно, что “промышленная монополия есть краеугольный камень существующего в Англии общественного строя”1. Ho времена успеха и благоденствия оказались преходящими. C 1876 г. Англия вступила в состояние длительного упадка всех главных отраслей промышленности, и больше всего тех, которые, подобно текстильной промышленности, некогда создали монополию Англии и с которыми традиционно, еще со времен Кобдена, связаны были либералы. Bce увидели, что земледельческие и экономически отсталые страны, на промышленной слабости которых Англия построила свою гегемонию, не намерены оставаться весь век ее подчиненной тенью в деле эксплуатации мирового рынка. Амери-

ка, Франция, Германия, даже Россия стали все усиленнее производить, и не только для себя, но и для всего мира.

Наконец, убедительнейшие факты и цифры объявили Англии, что ее промышленное превосходство подорвано и что она переходит в период застоя.

Перемены в идеологии либералов. Ho с ущербом промышленной монополии должны были неизбежно поколебаться основы общественного строя Англии. Важнее всего было то, что стали обнаруживаться трещины в знаменитом социальном мире, стали ломаться и перестраиваться отношения между господствующими и подчиненными классами. Изменилась, прежде всего, буржуазия. Действие германской и американской конкуренции она стремилась преодолеть известным понижением уровня жизни рабочего класса и оживлением колониальной политики. И то и другое было враждебно старым принципам либерализма. Пребывая пока еще относительно миролюбивым и сдержанным в иностранных отношениях, новый либерализм, ставший теперь программой средней и мелкой буржуазии, с тем большей надеждой обратился к своему государству, ожидая и требуя от него энергичного вмешательства в классовые отношения. Это требование мотивировалось, конечно, соображениями “общего блага”, защиты неимущих, даже свободы. “Чем больше государство вмешивается, тем больше свободы”1. Ta же болезненно ощущавшаяся конкуренция промышленных соперников на мировом рынке принудила либерализм постепенно отказаться от былого пренебрежительного отношения к колониям и признать, что “империя — благодетельная сила” и что “как бы туземные народы ни ценили свою независимость, последняя, однако, не есть еще высшее благо”, — негру и индийцу нужна не демократия, а спасительная опека британского чиновника[123] [124].

Очевидно, что это уже не прежний либерализм, воспламенивший когда-то умы и сердца, а его вялый и бесцветный эпигон, доживающий дни в мучительном разладе с самим собой.

Новый торизм. Его внутренняя и внешняя политика. Ho тем лучше, казалось бы, должны были себя чувствовать консерваторы. C упадком легкой промышленности, с приближением новых войн и новой колониальной экспансии приобретает новое значение тяжелая промышленность, работающая на войну. Земельная аристократия Англии, опирающаяся на свою цитадель — Ирландию, приветствует политику колониального расширения. Ee интересы многообразно переплетаются с интересами владельцев угольных копей и предприятий тяжелой промышленности, с банками, экспортирующими капитал, с влиятельной колониальной бюрократией. Консервативная партия, сохранившая исконную связь с земельными магнатами, расширяет и укрепляет сношения с крупным капиталом. По мере того, как гибла “вера в “великую либеральную партию”, вера, которая господствовала среди английских рабочих в течение почти 40 лет”1, консерваторы спешат перехватить влияние на народную массу, чтобы по возможности бесконтрольно ею управлять. Они тоже изменились, хотя и не так значительно, как либералы. Активная колониальная политика, укрепление и расширение империи были лозунгами, от которых они никогда не отказывались окончательно, — теперь, со второй половины 70-х годов, они подхватили их с новой силой. Ha рубеже двух эпох, при переходе от “свободного” капитализма к монополистическому капитализму, к финансовому капиталу, они сделались агентами империализма и в нем увидели решение всех роковых социальных вопросов. Как раз Дизраэли, испытывавший в 50-х годах такое отвращение к колониям и ставший в 70-х годах лидером консерваторов, в 1877 г. провозгласил королеву Англии императрицей Индии и возглавил движение “джингоистов”, почитателей бога войны — Джинго, поджигателей колониальных войн. Он и его соратники уже тогда, в сущности, осознали империалистическую теорию, которую в конце XIX в. сформулировали Чемберлен и Родс. “Чтобы спасти 40 миллионов жителей Соединенного Королевства от убийственной гражданской войны, — говорил Родс, — мы, колониальные политики, должны завладеть новыми землями для помещения избытка населения, для приобретения новых областей сбыта товаров, производимых на фабриках и в рудниках. Империя, я всегда говорил это, есть вопрос желудка. Если вы не хотите гражданской войны, вы должны стать империалистами”[125] [126].

Выступая спасителями общества, консерваторы силились создать что-то вроде программы “народного торизма”, смутно толкуя о сближении народа с монархией, чему до сих пор, дескать, мешала аристократия, о поднятии путем такого сближения народного благосостояния, об укреплении английского национального чувства, и все это — под сенью возвеличенной национальной церкви. Эта безвкусная смесь национализма и клерикализма, приправленная демагогией, распространялась среди рабочих околопартий- ными организациями консерваторов вроде “Лиги подснежника”. Своих членов Лига насчитывала миллионами. C большим учетом психологических и бытовых особенностей полумещанских, полупролетарских слоев она заманивает приверженцев раздачей титулов “Рыцаря”, “Дамы” и т. п. Фермер, рабочий, прачка, мелкая торговка получают за малую годовую плату высокое звание, отличи-

тельный значок и доступ в родовые замки и блестящие дворцы на собрания и праздники Лиги, где отборная знать ториев угощает этих “рыцарей” скверным чаем, плохой любительской музыкой и дрянными брошюрками.

Глубокие перемены в положении английского рабочего класса. Перемена в фундаментальных экономических устоях Англии могла ли не вызвать крупнейших перемен в положении рабочего класса? Мы видели уже, что его своеобразное отношение к буржуазии, отказ его лидеров от революционной тактики, их пристрастие к компромиссам и сделкам с капиталом, все это питалось исключительно благоприятным положением буржуазии, которая была в состоянии легко покорять верхи рабочего класса, приручать его вождей и навязывать пролетариату свою идеологию. Своей многолетней упорной критикой принципов свободной торговли Маркс и Энгельс разоблачили стремление либерализма возвести свободную торговлю в жизненный принцип целой нации и тем самым гасить в зародыше проблески социализма. Очевидно, что с падением основы благополучия буржуазии рабочий класс должен был освобождаться из политического и идейного плена, в котором он находился: “Истина такова: пока сохранялась промышленная монополия Англии, английский рабочий класс в известной мере принимал участие в выгодах этой монополии... Вот почему с тех пор, как вымер оуэнизм, в Англии не было больше социализма. C крахом промышленной монополии английский рабочий класс потеряет свое привилегированное положение. Наступит день, когда он весь, не исключая привилегированного и руководящего меньшинства, окажется на таком же уровне, на каком находятся рабочие других стран. И вот почему социализм снова появится в Англии”1.

Оживление рабочего движения. Так, писал Энгельс в 1885 r., и это сказывалось по самым различным направлениям. Это сказывалось появлением новых тред-юнионов — тред-юнионов неквалифицированных рабочих, горячо бросившихся в стачечную борьбу. Их представителей вскоре пришлось допустить на общие ежегодные конгрессы тред-юнионов, что отразилось в известной радикализации политики тред-юнионов. Это сказалось появлением социалистических организаций вроде “социал-демократической федерации”, партии, правда, очень слабой и возглавлявшейся авантюристами типа Гайндмэна. Это сказалось тем, что на парламентских выборах 1892 г. рабочие впервые отказались в ряде округов от союза с буржуазными партиями и провели своих собственных кандидатов, которые пока что не образовали в палате общин фракции, а сели на левом крыле либералов. Это сказалось больше всего общим положением рабочей массы, которая еще не умела

стряхнуть с себя своих полусоциалистических лидеров, но уже явно отказывалась от руководства либералов и консерваторов. Это последнее было чрезвычайно важно, ибо означало крах многовековой английской двухпартийной системы и обещало в ближайшем будущем появление на горизонте третьей политической партии, рабочей по своему социальному составу.

Энгельс отчетливо предвидел ближайшее комбинированное действие меняющейся экономики Англии, нового положения партии, новой роли пролетариата и нового избирательного права. Непосредственно после реформы 1884 г. он писал: “Здесь, прежде всего, необходимо, чтобы в парламент вошло как можно больше официальных рабочих вождей. Тогда дело быстро пойдет на лад: они не замедлят разоблачить себя сами... Всеобщее избирательное право, — а новое английское избирательное право, при отсутствии крестьянства и при передовой промышленной роли Англии, дает рабочим такую же силу, как германское всеобщее, — в настоящее время служит наилучшим рычагом пролетарского движения, и таким рычагом оно станет и здесь. Вот почему так важно прикончить как можно скорее социал-демократическую федерацию, вожди которой сплошь политические карьеристы, авантюристы и щелкоперы”1.

Рабочая партия. Образовавшаяся в 1906 г. “Рабочая партия” (“Лэйбор-Парти”) представляла собой федерацию тред-юнионов и “социалистических” обществ, среди которых главная роль принадлежала “Независимой рабочей партии” и “Фабианскому обществу”. Лейбористы с каждой избирательной кампанией во все большем числе проходили в палату общин. B 1906 г. они образовали здесь отдельную фракцию. B своей парламентской тактике они составляли лишь левое крыло либералов, и тем не менее самой силой вещей, против воли лидеров, под медленно, но неуклонно растущим напором масс рабочая партия превращалась в постоянную самостоятельную, отличную от либералов и консерваторов организацию, все чаще и все сильнее конкурировавшую с ними на выборах.

B годы, предшествовавшие первой мировой войне, все более сказывался предвиденный Энгельсом рост самостоятельности рабочего класса. После стачки углекопов 1912 г. Ленин отмечал, что “в соотношении общественных сил в Англии произошел сдвиг, который не выразишь цифрами, но который чувствуется всеми”[127] [128]. Решительный поворот был уже близок: он произошел под прямым влиянием Великой Октябрьской социалистической революции, когда Британская социалистическая партия, составившаяся в 1911 г. из слияния части социал-демократической федерации с некоторыми другими группами, объединила вокруг себя после 1918 г. наиболее революционные слои рабочего класса и образовала в 1920 г. ядро Коммунистической партии Великобритании.

Кризис двухпартийной системы. Раскол либералов. Однако почва для краха двухпартийной системы подготовлена была задолго до выступления рабочей партии. Глубокий кризис партии самым видимым образом сказался на политической сцене уже в 80-х годах. После избирательной реформы 1885 г. обнаружилось, что либералы не могут состязаться с консерваторами без помощи ирландцев: в палате общин, избранной в 1885 r., было 333 либерала, 251 консерватор и 103 депутата ирландцев, которые, руководимые Парнеллом (англичанином, но ирландским патриотом), единодушно требовали “гомрула”, т. e. автономии. Парнелл опирался на вожаков широкого аграрного движения в Ирландии, которые действовали против лендлордов и бойкотом, и террором. Он получил также крупную денежную помощь от ирландских эмигрантов в Америке. B палате общин он уже и до выборов 1885 г. широко стал применять обструкцию, т. e., пользуясь свободой парламентских прений, стремился различными способами затягивать обсуждение и голосование очередных вопросов, делая часто работу палаты почти невозможной. Либералы, лишенные независимого большинства и желая обеспечить себе поддержку ирландцев против консерваторов, приняли, по почину Гладстона, идею гомрула, но это стоило им откола значительной группы, которая в ирландском вопросе стала выступать вместе с консерваторами, защищая целость союза (“юнион”) Великобритании с Ирландией, достигнутого в 1800 г. Билль о гомруле 1886 г. был отвергнут большинством палаты общин. Раскол в либеральной партии был так глубок и значителен, ирландский вопрос приобрел такую остроту, что историческая рознь либералов и консерваторов на длинный период сменилась распрей между “гомрулерами” и “юнионистами”. B самой Ирландии юнионисты опирались на буржуазию Олстера, северо- западной провинции Ирландии, населенной в большинстве протестантами, потомками выходцев из Англии и Шотландии.

Борьба юнионистов и гомрулеров была цепью поражений гом- рулеров. Законопроект, дававший Ирландии автономию, прошел было в палате общин (в 1893 r.), но был отвергнут палатой лордов, о сопротивление которой разбился и ряд других предложений либералов (об уничтожении добавочных голосов на парламентских выборах, о вознаграждении депутатов и др.). B порядок дня вставала новая проблема — роль палаты лордов, явно превращавшейся в реакционный тормоз в руках консервативной партии. Ho с 1895 г. юнионисты прочно стали у власти, и в течение целых десяти лет энергично проводили консервативную политику и вовне и внутри. Войны с неграми в Западной Африке и в Судане,

ряд инцидентов в Южной Африке, прямо приведших к англо-бур- ской войне, были вехами внешней политики Англии этого периода. Bo внутренней политике нельзя отметить ни одной демократической реформы.

<< | >>
Источник: В. А. Томсинов .. Всеобщая история государства и права.2011. — 640 с.. 2011

Еще по теме § 1. Закат либерализма:

  1. Вступление Исторические источники либерализма.— Сущность либерализма.— Гражданский строй.— Административный строй.— Конституционный строй.— Политический радикализм.— Антиреволюционная сущность либерализма.
  2. Закат Византии
  3. ЗАКАТ АМСТЕРДАМА
  4. Блеск и закат рыцарства
  5. 2.6.6. Закат античной философии
  6. Часть первая От заката до рассвета
  7. Закат проекта Империи с Германией
  8. Глава 10 Закат китайской империи Юань, Мин, Цин
  9. ЛЕКЦИЯ 4. ЗАРОЖДЕНИЕ, РАСЦВЕТ И ЗАКАТ ДРЕВНЕЙ РИМСКОЙ ЦИВИЛИЗАЦИИ
  10. 1. Рим: каким он был. Путь Рима к величию и закату
  11. 1. Либерализм
  12. Либерализм
  13. Либерализм
  14. Возрождение и новейший кризис либерализма
  15. § 3. Конституционализм и либерализм
  16. Так наступилисумерки либерализма
  17. /. Вырождение либерализма
  18. ЛИБЕРАЛИЗМ (статья из БСЭ, 1938 г.)
  19. ЛЕКЦИЯ 7. Русский либерализм и его основные течения
  20. ЛИБЕРАЛИЗМ B CCCP