<<
>>

Глава I ОДНОСТОРОННОСТЬ ЮРИДИЧЕСКИХ ОПРЕДЕЛЕНИЙ

Одна из таких точных наук, как юриспруденция, не должна, по-видимому, возбуждать споров при толковании различных входящих в ее область понятий, а между тем мы встречаем нечто совершенно иное; рядом с преимущественным господством отвлеченных теорий, с очевидным, в большинстве случаев, нежеланием подчинить их требованиям жизненных естественных условий мы наталкиваемся на чисто схоластические споры об основных началах.

Как часто мы употребляем слово «право*, как много о нем пишут и говорят, как много анализируют с точки зрения права, а все-таки, что такое право, мы не знаем и не имеем общего точного определения. «Юристы еще ищут определения для своего понятия права», — сказал Кант; прошло с этого времени более столетия, и искомое понятие не установилось. Вместе с тем, при такой неуста- новленности основного понятия, масса неопределенности встречается и в специальных юридических дисциплинах. Существование некоторых из них, например международного права, подвергается сомнению потому, что, не зная родового признака права, трудно установить его деления на виды и признать те или иные видовые отличия.
Даже само наименование дисциплины, признаваемой существующей и необходимой, иногда не вполне установлено и изменяется согласно той точке зрения, на которую писатель становится при изложении методов этой науки, — возьмите, например, госу- дарствоведение, и вы увидите, что наука о государстве излагается или как Staatslehre, или как droit administratif, или как государственное право. Но пойдите дальше, войдите в ту же самую науку о государстве, и вы остановитесь перед спорностью самого понятия государства, перед понятием его суверенитета; многочисленные теории, дающие то или иное определение, подходят к вопросу с одной стороны и заводят в дебри споров и определений, не дав точного объяснения основных начал.

Наука о государстве слишком увлеклась общими теориями: в то

3^

время как ранее госуларсгна образовывались в силу естественных условии, ныне нроыялывает 1енлспция образования государственною оркшизма по известным готовым схемам. Такое положение исшей, такая замена естественного строительства искусственным, имея многие преимущества в смысле установления планомерной работы тсуларстнепных органов и гарантии государственным подданным справедливой защиты их интересов, подчас оказывается не вполне точно применимым, так как слишком ухолит в сторону от рса.тытоп жттиттт. Учение о государстве, рассматривая государственное чстройстно страны, всегда стремится указать разницу между теоретическими учениями и действующими законами страны, чем ставит весьма часто науку в положение критики существующего строя, между тем казалось бы более правильным, отделив общее учение о государстве в одну дисциплину, в другой, специальной, товортпь исключительно о существе строя каждого отдельного государства dc lege lata в согласии с его историческим развитием и теми местными характерными условиями, которые создались историческим ходом жизни. При сравнительном изложении внутреннего устройства государств ярко выступают недостатки и несовершенство отельных юсударственных систем и конституции, но не дело юриста. излагающего учение о государстве, входить в критику существующей конституции. Dura lex, sed lex. Он должен изложить действие этих законов, их основание и их следствие — недостатки их ясно могут обрисоваться в этом освещении, — и люди практики и опыта — законодательные палаты, руководствуясь этими освещениями, сумеют разобраться в существующих недостатках и заменить их новыми, которые затем, в свою очередь, подлежат изучению го- сударствоведа. Правоверным юристам нередко приходится терпеть разочарования, видя, как все правомерные постановления, вся симметричность юридических построений разбивается фактическим ходом жизни. Политическая жизнь последнего века слишком полна различных переворотов и крушений различного рода государственных строев, чтобы она не могла ни быть предметом внимания учений государствовела — последний есть и должен быть спокойным, беспристрастным созерцателем этих событий, он должен их проанализировать, облечь в юридическую форму совершившиеся факты н вывести те нормы, которые создались в народном сознании под влиянием совершившихся событий.

Всякая критика совершившихся событий, их осуждение или восхваление есть вопрос политики, политических страстей и отнюдь не может найти себе место в

сочинениях государствоведа, последние должны быть самым чистым и ярким зеркалом государственной жизни страны, а не руководством для политических партий. Политические убеждения есть дело свободной совести каждого индивидуума, создание его внутреннего «я» — вот почему, конечно, и тот же юрист не может отказаться от самого себя, стать выше своих симпатий, но он должен помнить, что его сочинения, его слова, рисуя картину общественной жизни страны, должны быть самой чистой фотографией, воспроизводящей картину государственного строя, которую общество уже само вольно комментировать и понимать ее по-своему. В области нашей юриспруденции мы можем отметить известную робость, известную пассивность в изложении основ нашей государственной власти: вся наша юридическая наука по преимуществу стремилась уложить нормы нашего строя в рамки теории, и из этого выходила натянутость, а нередко и полная неопределенность.

Впрочем, это и понятно: мы не имеем самостоятельного взгляда в своей политической и юридической науке, а лишь копируем в большинстве случаев воззрения западных теорий, забывая слова одного из видных представителей науки Л. фон Штейна': «В земле и народе государство имеет свою индивидуальность... Такое индивидуальное образование своей естественной жизни принадлежит каждому государству. Посредством него все, а без него ничего нельзя вполне объяснить и понять в действительно существующем государстве». Правда, всякая наука есть наука космополитическая, это так, но не следует забывать при этом, что в науках социологических и политических метод синтеза даст нам более возможности установить общие понятия, а поэтому, вместо того чтобы принимать, как святыню, концепции юридических понятий, составленных иностранными учеными на основании сделанных ими выводов из окружающей их обстановки, созданной под влиянием внешней и внутренней исторической и бытовой жизни, и насильно натягивать эту перчатку иноземного определения на руку русской действительности только для того, чтобы втиснуть ее в эту готовую, может быть, мастерски, но для чужой руки приготовленную форму, было бы более рациональным для русской науки и полезным для русского общества, если бы русские учения в таких восприятиях проанализировали теоретические учения иностранного юриста, делающего свой вклад в мировую науку, с точки зрения жизни, условий и применимости к государству, величайшему на земном шаре; может быть, тогда такая дисциплина, как учение о государстве, была бы расши-

рена включениями в нее понятий, соответствующих реальной жизни, а не подводимых, как это делается ныне, под существующие уже теоретические представления.

Трудно установить, в силу каких условий происходит это нежелание скроить перчатку юридических концепций по русской руке, вероятнее всего, в силу психо-социологических условий поклонений перед внешней стороной Запада, полнейшего обособления науки права от реальной жизни и пассивности нашей натуры, но, во всяком случае, как с кафедры, так и в литературе мы все время слышим о правовом строе Запада и весьма мало — об общих началах нашего государственного строя. Между гем эта нищета нашей юридической науки давно уже осознается, и восполнить эти пробелы, хотя бы с точки зрения указания общих начал и установления связи между историческим прошлым и современностью. брались наши публицисты, а иногда и психологи русской действительности, создававшие в своих романах, повестях и отдельных статьях рельефные картины интересной, оригинальной, многосторонней и быстро меняющейся русской жизни. Нельзя не считаться со взглядами лиц этих двух категорий, воспроизводивших то господствовавшее в среде русского общества сознание своих особенностей, неизвестных и чуждых нашим юристам, без которого нельзя приступать к объяснению основ государственной жизни, ни изучать их, довольствуясь лишь общими взглядами Руссо, Монтескье, Гоббса, Локка и многих других. Прежде чем изучать мировые идеи, надо ознакомиться со своими местными, а это игнорируется нашими юристами. Наше государство существует более 1000 лет; кажется, мы должны иметь свое какое бы то ни было право, какие бы то ни было основы власти, которые нуждаются в изучении, а не и одной лишь их критике или восхвалении, как это мы обыкновенно видим. И в настоящее время, после реформ и установления нового порядка деятельности нашей государственной машины, это стремление признать в нашей конституции господство излюбленных теоретических основ проявилось с большей силой. Целый ряд наших известных юристов с Лазаревским2, Гессеном3, Шалландом\ Кокошкиным5 и другими во главе в своих сочинениях игнорируют всякие особенности нашей конституции. Однако они существуют и нуждаются в освещении и изучении — и это понял один немецкий юрист — Dr.
Schlesinger, который, указывая на современные мысли современной конституции, не смотрит на нее так узко и односторонне, как наши юристы, а полагает, что в области современного русского государственного устройства «теоретикам государственно-

го права, как в России, так и в Европе открывается новое обширное поле»[28].

Мы не говорим о необходимости национализировать науку о государстве — это было бы абсурдно, мы только утверждаем, что наука о государстве только может тогда называть себя этим именем, когда она объемлет в себе учения о всех видах государственного устройства и создаст на этом основании общее понятие государства. Пока же она остается при своей нынешней задаче изложения основных принципов, положенных в основание устройства некоторых западных европейских государств, гордых своей культурой, то это явится только описанием политического строя тех стран, которые стремятся занять в этом отношении привилегированное п/оложение среди семейства государств, создав теорию, не поддающуюся общему определению — правового государства. И действительно, как установить деление на правовой и неправовой строй с точки зрения логики, если родовое понятие — право — ускользает от нашего определения. Но даже если для объяснения себе понятия правового или неправового строя мы обратимся к существующим определениям права, то всякий, не посвященный в схоластические дебри современной юридической метафизики, может дойти до различных противоречивых выводов. Возьмем, например, определения Иерин- га6 и его последователей права как принуждения, — оказывается тогда, что только то государство, которое носит наименование правового, обладает совокупностью принудительных норм для исполнения своих велений, неправовое же их не имеет. Тогда как в действительности любое из восточных государств, относимых к категории неправовых, не только обладает элементом принуждения, наравне с правовыми западноевропейскими, но и пользуется, в лице своего единого носителя неразделенной власти, более строгими и решительными мерами для исполнения своих велений.

Весь недостаток заключается в абстрактности науки о государстве, в многочисленности теорий, определений различных кривотолков, что до чрезвычайности усложняет ту науку о государстве, которая должна быть проста, ясна, общедоступна и носить в себе отражение общественного устройства, быть зеркалом жизни, а не повелевать и не порабощать себе общественное сознание своими запутанными умозаключениями, подчас трудно приложенными на практике. Возьмем хотя бы такое въевшееся в плоть и кровь учение, как теория разделения властей, в основании которой легла истолкованная Монтескье система государственного строя Англии. Его учение оказалось затем далеко нс точно приложимым именно к тому государству, которое ему казалось идеалом политического устройства. В данном случае, как н во многих иных, теория создавалась не под влиянием объективной систематизации явлений, но под субъективным давлением индивидуального воззрения, соотношением между реально существующим и идеально представляемым. Подобная тенденция существует и до настоящего времени, и наука о государстве, вместо того чтобы учить, что есть, учит тому, что должно быть, — вместо реально существующего строит теории идеального бытия, переходя нередко в сферу утопий или чисто фантастического учения, вроде Фурье7.

С другой стороны, абсентеизму дисциплины о государстве от реальной жизни способствует отделение от нее истории политического строя и обособление этой науки в истории права. В этом отношении на весьма правильной точке зрения стоят английские юристы, которые признают необходимым изучение современных институтов в связи с историей их развития. Это является вполне понятным и правильным и особенно ценным в стране, не имеющей кодифицированных основных законов; нельзя сказать, как это иногда думают, что их в Англии нет, там просто нет различия между основными и вообще законами, а поэтому те статьи, которые внесены в конституционные законы западноевропейских государств, если они соответственно существуют и для Англии, то их следует искать в книге статутов, заключающей в себе все законы, изданные в течение всего существования английского королевства, поэтому Anson8 говорит, что английская конституция скорее практична, чем симметрична; это вполне понятно, так как каждый из тех законов, который нам кажется основным, издавался здесь по мере возникновения в нем потребности, а не являлся плодом отвлеченного мышления, как это мы видим в континентальных законодательствах, где нередко вся совокупность основных законов, регулирующих всю жизнь страны, то есть конституция, издается в один день, а подчас является в своих основах не результатом исторических наслоений, а плодом единоличного труда. В наших старых основных законах было также заметно это естественное наслоение, так как в ч. 1, т. I входили издаваемые время от времени законодательные постановления

различных эпох, начиная с 1667 года. Правда, старые основные законы были неполны, оставалось значительное количество назревших вопросов неурегулируемыми и ощущалась потребность в их дополнении. Ревизия же их в 1906 году, введя в состав ч. 1 т. I 178 новых статей под влиянием принципов западноевропейских основных законов, стала до некоторой степени на континентальную точку зрения, воспринятую и у нас под влиянием юридических учений — изменения и создания конституции в один день одним почерком пера. Впрочем, эти статьи, доминирующие по своему количеству, частью вполне свободно поместились среди старых статей, изложив в письменном виде или признанные давно принципы, но не изложенные в законах, как например признание Государя Императора главой судебной власти, или те веления государственной власти, которые издавались по мере их потребности, но не находили себе изложения или перечисления в статьях основных законов, частью же легли совершенно особенным слоем, и нужно ждать, пока они войдут в плоть и кровь народного сознания после издания дополнительных специальных узаконений; сюда следует отнести, например, свободу слова, печати и прочее. Вся сила закона и все достоинство его заключается не в установлении им каких-либо новых начал или принципов, а в регулировании им тех норм, которые признаны самой жизнью и имеют свое основание в прошлом. Вот почему законодательство не должно забегать далеко вперед, а идти рядом с жизнью, не сходя с основ своих, историей установленных, принципов. Наши новые основные законы не сошли в своем характере с исторического своего основания; могут возникать различные мнения об их существе и их принципах, возможны их толкования с различных точек зрения, но, берясь за их изложение, следует отказаться от всяких личных симпатий и излагать основы государственного строя по основным законам так, как говорят их статьи, — без всякой их критики. Лучшая критика закона и конституции — это жизненная практика, а не субъективный теоретический взгляд. Если ими вводится какое-либо новое понятие, неизвестное существующей теории, то мы не должны избегать его рассмотрения, а, наоборот, необходимо обратиться к рассмотрению его истории и изложить в соответствии с теми обстоятельствами, которые способствовали его возникновению.

Приступая в настоящее время к изложению основ нашей государственной власти в том виде, как о ней говорят основные законы, нам придется отступить от общих рамок теории, чтобы изложить принципы наших основных законов, памятуя, что государство. как и отдельная личность, пользуется правом свободного внутреннего развития, и что оно, как и отдельная личность, всегда имеет свои индивидуальные особенности, и последние бывают всегда более оригинальны и разительны, чем индивидуум более силен и независим. Посредственность всегда имеет шаблон, личность сильная всегда найдет твердые и правильные пути для своего развития и усовершенствования.

Исходя из указанного нами выше взгляда на узость понятия о нашем государствен ном строе, объясняемой игнорированием исторических основ государственной жизни, непринятием в расчет особенностей быта и народной психологии, рассмотрением его исключительно с основанной на чужеземных примерах точки зрения, являлось бы весьма желательным изложить основы нашего государственного строя, как представляющих известную оригинальность, в том виде, в котором мы знаем их в настоящее время в связи с историческим их развитием, с учением о них как наших юристов, так и публицистов и с уяснением себе характера реформ законодательства и их влияния на общие исторические основы власти. Подходя к этому вопросу, мы должны изъяснить, в какую определенную конституированную форму вылился наш веками слагавшийся строй, в какой степени он сходен со строем других конституционных государств, и в каком виде его неизменные основы руководят общим ходом жизни русского государства.

<< | >>
Источник: Н. А. Захаров. Система русской государственной власти. — М.: Москва 2002. — 400 с (Пути русского имперского сознания).. 2002

Еще по теме Глава I ОДНОСТОРОННОСТЬ ЮРИДИЧЕСКИХ ОПРЕДЕЛЕНИЙ:

  1. §4. Юридическая определенность (юридическая безопасность) как основа конституционной экономики
  2. Стратегия односторонней выгоды
  3. § 4. Договоры односторонние и двусторонние (синаллагматические)
  4. ЮРИДИЧЕСКОЕ И КРИМИНОЛОГИЧЕСКОЕ ОПРЕДЕЛЕНИЕ ГРАНИЦ УМЫСЛА
  5. Все правоотношения возникают, изменяются или прекращаются в силу определённых юридических фактов.
  6. Единого подхода к определению понятия «компетенция» в юридической науке нет
  7. Договор прекращается в случаях: одностороннего отказа от договора
  8. Глава II. КОРПОРАТИВНЫЕ ЮРИДИЧЕСКИЕ ФАКТЫ И ЮРИДИЧЕСКИЕ СОСТАВЫ
  9. Глава И ЮРИДИЧЕСКИЙ СОСТАВ.. ЮРИДИЧЕСКИЕ ПОСЛЕДСТВИЯ
  10. Глава III КЛАССИФИКАЦИЯ ЮРИДИЧЕСКИХ ФАКТОВ И НЕКОТОРЫЕ ВИДЫ ЮРИДИЧЕСКИХ ФАКТОВ
  11. Глава VI. Голосование и определение результатов выборов
  12. Глава VII ОПРЕДЕЛЕНИЕ СОВЕТСКОГО ГРАЖДАНСКОГО ПРАВА
  13. Глава одиннадцатая. СУЩНОСТЬ И СОДЕРЖАНИЕ, ПОНЯТИЕ И ОПРЕДЕЛЕНИЕ ПРАВА
  14. Глава 13. МАКРОЭКОНОМИЧЕСКОЕ РАВНОВЕСИЕ И ОПРЕДЕЛЕНИЕ УРОВНЯ НАЦИОНАЛЬНОГО ДОХОДА
  15. Глава одиннадцатая СУЩНОСТЬ И СОДЕРЖАНИЕ, ПОНЯТИЕ И ОПРЕДЕЛЕНИЕ ПРАВА
  16. §221. Определение реальность и определение объективность очень близки друг другу, но тем не менее наш язык не случайно полагает их различными.
  17. При фактической индивидуализации иска исключается и определение в качестве предмета иска определенного способа защиты нарушенного права
  18. Глава 24. ЮРИДИЧЕСКАЯ ОТВЕТСТВЕННОСТЬ