<<
>>

§ 3. ОТНОШЕНИЕ КОНСЕРВАТИВНООРИЕНТИРОВАННОГО ДВОРЯНСТВА К ПРОБЛЕМЕ ЖЕНСКОЙ ПРЕСТУПНОСТИ В РОССИИ ВТОРОЙ ПОЛОВИНЫ XIX - НАЧАЛА XX ВЕКОВ.

Еще один взгляд на проблему - это взгляд представителей привилегированной части общества, придерживающихся традиционных взглядов. Их теорию снижения отрицательных девиаций в обществе можно назвать «охранительно-реакционной».

К представителям этой группы относятся, как правило, государственные чиновники и представители светского общества. Для их точки зрения характерен следующий подход: преступление - это нравственная деградация человека, после его совершения человек не может надеяться на «воскресение» и совершает он свой проступок не из-за предрасположенности (хотя и этот момент, безусловно, имел значение), не из-за несправедливости общества (как могут быть неправы люди, считающие себя хранителями идеалов), а по собственному выбору и желанию, нарушив Божьи заповеди . В этой связи путь решения видится только в ужесточении мер наказания.

В мемуарах Скульского данная позиция прямо именуется как «победоносцевщина», ориентированная на «драконовские меры» в отношении женщин-преступниц, «приступивших законы церкви и Христа»[280] [281] [282].

Позиция К.П. Победоносцева по означенной проблеме состояла в следующем: «только при помощи религиозной идеи новейшее общество может найти правду нравственную и жизненную свободу, которых так усиленно и так бесплодно ищет»2. Будучи специалистом по гражданскому праву, Константин Петрович Победоносцев высказывался как противник расширения прав женщин, отмечая, что решить проблему безнравственности, коей он считал женскую преступность, не возможно путём расширения прав. Он предлагал, напротив, сократить некоторые права женщин, подчинив их ещё более власти мужа и свёкра, что должно было оградить жен от дурных мыслей и поступков. По «Своду законов Российской империи» супруги на основании ст.
1148 Части 1 наследовали друг после друга на равных

3

основаниях 1/7 недвижимого и движимого имущества . Вдова получала указанную часть не только из наличного имущества мужа, но так же и из того имущества, которое следовало бы её мужу, если бы при открытии наследства после своего отца он был бы жив. При этом по смыслу ст. 1151 Части 1 она имела право получать эту часть из недвижимого имущества свёкра ещё при его жизни, а из доли движимого имущества - после его смерти. По глубокому убеждению К.П. Победоносцева это было крайне не справедливо. Победоносцев писал: «Невозможно собственнику понять закон, в силу коего вдова умершего сына может ограничить свободное право его распоряжения в благоприобретённом имении»[283]. Он видел в этом «беззаконие» и «ограничение родительской власти»[284]. Более всего удручала Победоносцева ситуация выхода вдовы замуж вторично. Вопрос о том, имеет ли право вдова требовать указанной части в имуществе свёкра был решен положительно в 1839 г. Государственным советом в рамках «дела Бородиной», которая вторично вышла замуж за генерал-майора

Бородина, предъявив требование о выделе указанной части имущества свёкра - отца первого мужа - Нащокина. 10 декабря 1867 г. главноуправляющий вторым отделением С.Е.И.В.Канцелярии в своём представлении в Государственный совет признал за вдовою, в силу ст. 1152 Части 1 «Свода законов Российской империи» право на указанную часть, как в имуществе мужа, так и в имуществе свёкра, несмотря на вступление в новый брак[285]. Это стало юридическим прецедентом, давшим импульс серии подобных дел. Победоносцев, а вслед за ним Д.И. Мейер, Д.И. Азаре- вич и ряд других цивилистов[286], настаивали на том, что право пережившего супруга не может быть признано за право наследования. Эта позиция, которую либеральные юристы рассматривали как попытку закрепощения женщины, была жизненным кредо консерваторов, прямо указывающих женщине на то, что её место лишь в семье, при муже.

Требования со стороны женщин-феминисток даровать женщинам права на образование, труд, избирательные права, звучащие со страниц таких прогрессивных журналов как «Отечественные записки», бередили сердца и умы российских женщин, что не могло остаться незамеченным со стороны консервативной публицистики.

Так, И. Апрелов в сочинении «Мужчины и женщины, врозь и вместе в различные эпохи их жизни...», распространённом в Петербургском университете в 60-х гг. XIX в., видел лишь осложнение проблемы и усиление женской криминогенности. Женщина по натуре склонная к преступлению, усилит свою врожденную тягу в процессе активного обучения, которое будет отвлекать «жизненные силы к мозгу», «лишать половые органы их естественной силы», что приведёт к бесподию, а это, в свою очередь, к обострению опаснейших припадков. Эту точку зрения полностью поддержал врач М. Кривошапкин на страницах «Све- точа»[287]. Обозначенные идеи найдут своё отношение в творчестве князя В.П. Мещерского. Уже в первый год издания ультраконсервативной газеты-журнала «Гражданин» он опубликует свою статью «Наш женский вопрос», позднее, в 1876 г., он подробно изложит свои воззрения на проблему в работе «Речи консерватора», благодаря чему войдёт в историю как «флюгер консервативно-реакционной мысли»[288].

Князь В.П. Мещерский, будучи одним из виднейших представителей государственно-охранительного типа русской консервативной политико-философской мысли, не мог не высказать своей позиции на женское движение, которое он рассматривал как одно из «проявлений нравственного хаотичного состояния общества», явление «протовоисторическое и противоестественное», привнесённое французской системой воспитания[289]. В качестве причины возникновения женского вопроса он указывает стремление женщины соответствовать ««духу времени» или прогрессу с проявлениями мнимого торжества над предрассудками», на самом деле, по убеждению В.П. Мещерского, женское движение следует воспринимать, как протест женщин жить для семьи и для дома[290]. Семья - колыбель государства, исходное начало, в недрах которого вызревает важная составляющая государства - гражданин. Воспитывая детей, женщина становиться душой и двигателем семьи, нравственным авторитетом. Согласно его концепции каждый должен был занимать свою нишу: мужчина - являться экономическим центром семьи, женщина - духовным.

Именно женщина прививает идеи патриотизма, чести и долга свои детям, следовательно, от неё зависит мощь государства. Для воспитания детей женщина должна иметь достойное образование, но оно должно быть получено дома, чтобы девушка не имела возможности набраться вредных идей[291]. «Попробуйте заговорить с высокообразованной женщиной о науке», - пишет он, - «она поразит вас знаниями, но если вы спросите о любви в христианском смысле этого слова - она засмеётся, глядя вам в глаза». «Что может быть страшнее женщины, ум которой развит в ущерб её сердцу!» - восклицает князь. Кроме того, В.П. Мещерский всерьёз пытался доказать, что обучение в гимназиях вредно влияет на мозг 13 - 14 летних девушек. По его мнению, размышления их над такими темами как «Значение Г оголя в литературе» приводит к тому, что «сердце девушки начинает грубеть, а мысль - раздражаться!»[292]. В доказательство своей правоты он приводит патетический рассказ о том, как одна «бездушная дочь», попав под влияние модных идей, отправилась в Петербург «искать самостоятельного труда», получив должность наборщицы она так увлеклась идеями экономической независимости, что оставила 70летнего отца умирать на руках у наёмщицы[293]. В итоге своих размышлений он приходит к выводу: «область женщины есть семья, цель её - воспитание, сила её - любовь». Пытаясь доказать свою позицию он создаёт следующую логическую схему: «В детстве она [женщина - С. К.] любит куклу, выйдя замуж ... своих детей и мужа, состарившись - она посвящает себя богу. Назначение её всегда любить!»[294]. Женщине не дано от природы быть исследователем, изобретателем, врачом. Когда она достигает определённого уровня знаний, превышающего её возможности - она кончает с собой, сходит с ума или совершает непоправимые поступки. Помимо того, светские учебные заведения Мещерский рассматривал как «притоны разврата»[295]. Там женщина вырождается, начиная уничтожать в себе женское начало стрижёт волосы, надевает очки.
Свою главную цель он видит в борьбе с «синеокими и стриженными». «Область женщины есть семья, цель её - воспитание, сила её - любовь!» - восклицает Мещерский. Кстати, Мещерский был не одинок в своих размышлениях. Б.Н. Чичерин в своём труде «Философия права» посвятил данному вопросу специальный раздел. По его мнению, главная характеристика мужчины - воля, потому он центр семьи, главная движущая сила общества, а женщина состоит из чувств, она оживляет все своей любовью. Подобную точку зрения можно встретить у М.Н. Каткова[296]. То есть, Мещерский был убеждён, что решить проблему женской преступности, в том числе политических преступлений, посредством

развития системы светского образования невозможно, это лишь осложнит ситуацию.

Идеи, на которые опирался консервативный лагерь в своей борьбе с женским движением, можно встретить в трудах видных русских и зарубежных философов. Так, Ф. Ницше писал: «соревнуясь за свои права, женщина теряет стыд, ... она перестаёт бояться мужчин ... и при этом вырождается»[297]. О. Вейнингер объяснял второстепенное положение женщины в обществе тем, что у них «отсутствует самоценность человеческой личности» и уверял, что женщина как существо безвольное, аморальное, лишённое логики, не может рассматриваться как субъект, а может служить лишь объектом воздействия[298]. В России выразителем аналогичных идей был Н.А. Бердяев, который считал, что «женское эмансипационное движение по существу своему карикатурно, . в нём есть гермафродитическое уродство»[299]. Кроме того, консервативный лагерь активно апеллировал к христианскому учению, в соответствии с которым женщина рассматривалась как верный помощник мужчины - Ева была сотворена из ребра Адама. В научной сфере всерьёз рассуждали о том, что кровь женщины содержала больше воды, чем у мужчины, мозг её был слабее, а функция материнства истощала организм[300]. Консервативно настроенная часть общества, прежде всего мужчины, всерьёз опасались, что женщина двинется на поприще общественной деятельности, боялась ломать традиционные стереотипы.

«Революция не страшна, - заявлял В.М. Пуришкевич, - до тех пор, пока женщина находится у домашнего очага»[301]. Именно с этим были связаны призывы консерваторов, а затем монархистов, возрождать лучшие черты россиянок - любовь к богу, царю, людям, кротость, послушание.

Духовная жизнь общества, по убеждению Мещерского, оказались в наибольшей степени искажена и изуродована ложным

либеральным «прогрессом». И именно повреждённый «лжелиберализмом» духовный мир общества рождает чудовищ нигилизма и революции[302]. Система народного образования из орудия воспроизводства общественных устоев, традиционной морали и политической лояльности сделалась источником смуты. Незаживающей язвой русские высшие учебные заведения сделались, по мнению князя, благодаря двум основным причинам. Во-первых, русская профессура сплошь поражена, как выражался князь, «политическим сифилисом французской революционной школы»[303] и неустанно заражает им студентов, преподавая вместо науки идеологическую политграмоту[304]. «Часть профессоров, - доносил Мещерский Александру III , - прямо и не стесняясь, проявляет себя политическим врагом правительства. Ведь не было дня, чтобы эти мерзавцы не науськивали студентов в какой-либо аудитории к духу вражды против правительства»[305].

В результате, порочная организация народного образования плодит не полезных специалистов для народного хозяйства, а «мыслящий пролетариат», ни к чему не способный, голодный и озлобленных на существующий строй[306].

Бюрократия министерства народного просвещения во главе с «тряпкой» Деляновым не в силах ничего поделать с этими «очагами революции и анархии» в стенах университетов[307].

В настоящее же время центральная задача воспитания подрастающих поколений находится в пренебрежении. «Миллионы учащихся предоставлены на произвол судьбы, - возмущался князь, - воспитывай их, кто хочет: учитель-нигилист, ..., либеральная книжонка, Маркс или Толстой»[308].

Ключевое место в педагогической «системе» князя естественно занимало религиозное воспитание. «Я настаивал бы, - писал он, - на обязательном посещении церкви для слушания обедни, а в большие праздники двунадесятые - и всенощной всякой школою. Бывать у обедни каждое воскресенье для многих покажется натяжкою, духовным насилием, поводом к неудовольствию, пускай так будет вначале. Потом все почти привыкнут к этому обряду, и многим, которые прежде ходили с неприятным чувством принуждения, этот же обряд покажется приятным и нередко утешительным ответом на душевную потребность.. л)[309] [310]

«Поменьше знаний, побольше нравственности и веры», - таков, по убеждению Мещерского, должен быть «лозунг» народного просвещения в России . В особенности эти принципы следовало прилагать к образованию простонародья, правильной организации которого Мещерский придавал огромное значение. «От поворота народной школы в ту или в другую сторону, - утверждал князь, - зависит быть или не быть Русскому государству»[311]. Земские народные школы, вследствие светского содержания образования и «неблагонадёжного» состава учителей, казались ему рассадниками безбожия и нигилизма среди крестьян. В этих школах заправляют люди, полагающие, «что гораздо важнее для народной школы знакомство с анатомиею, чем с историею Нового завета»[312]. Такое «умственное развитие» приводит лишь к «идиоти- зированию» крестьянских детей, делая их непригодными для ожидающего их в будущем скромного места в жизни[313].

Поэтому он являлся горячим сторонником церковноприходских школ. Приветствуя издание Положения о церковноприходских школах (13 июня 1884 г.), князь писал в своей газете: «С крестьянином, изучающим букашки и обезьян у народного учителя, наглядно обучающего, дальше кабака или переселенческой конторы, оказалось, не уйдёшь; и сам собой явился вопрос: не пойдёт ли жизнь лучше, стройнее и действительно вперёд, если школу для крестьянина начать с учения о Боге, о почитании родителей, о повиновении власти, о чести и честности, о труде и трудолюбии, о помощи ближнему, о трезвости и воздержании, если научится крестьянин читать, писать и считать и, в то же время, молиться и участвовать в богослужении посредством пения?..»[314] [315].

Принципиальным для князя был вопрос о том, кому доверить проведение в жизнь преобразований в области народного просвещения, которое он считал решающим фронтом борьбы с разрушителями Старого порядка. Разумеется, дело такой важности нельзя отдавать на откуп мертвящей бюрократической рутине, способной произвести на свет лишь толстовско-катковский выморочный «классицизм», который успел погубить не одно поколение молодёжи . Необходима общественная инициатива, необходимо живое и неформальное, «сердечное» участие всех здоровых сил русского общества. Конкретные формы такого участия представлялись Мещерскому в виде организации «братств».

«Каждая школа, - объяснял князь, - должна принадлежать приходу церкви. Каждый приход в лице лучших людей должен составить братство во что бы то ни стало, с хорошими людьми, денежными средствами и со связями с лицами влиятельными под условием одного простого клятвенного обета: всякий вышедший из школы моего прихода мне родной сын. Я обязуюсь именем Бога его не оставить нигде и никогда. К этому братству каждый может по выходе из школы обращаться с какою угодно просьбою - и требовать удовлетворения той просьбы, которая имеет целью спасти его или душевно, или телесно. При этом весьма важно одно условие. В братстве не должны участвовать ни одно из начальствующих лиц той школы, которая считается братством прихода. В братстве же чужого прихода учительское начальство может быть братчиками».

Головным центром всех этих братств должно было стать «Общество, или братство, христианской любви» в Петербурге. Уставная цель «общества христианской любви в духе православной церкви - принимать к сердцу нужды всякого, кто захочет к этому обществу обратиться». «Общество» это могло состоять из людей всех положений, сословий, полов и возрастов. «При учреждении общества, - рекомендовал Мещерский, - следовало бы позаботиться о том, чтобы заявили желание поступить в оное все министры, начальники частей в разных министерствах, все начальники частных и общественных учреждений». Благодаря этому, «общество могло бы иметь ежедневный список всех имеющихся в Петербурге незамещённых вакансий» и устраивать на них выбитых из жизни молодых людей, чтобы те пополняли собой ряды полезных членов общества, а не отверженных и ожесточённых его врагов. «Общество имело бы ежедневное дежурство по мужескому и женскому отделу особо. Эти дежурные лица имели бы обязанность в день дежурства принимать всякого, кто имеет в обществе нужду», а равно и «посещать тех, которые их зовут к себе и исполнять поручения общества». Деятельность «Общества христианской любви» включала бы организацию народных чтений, приютов для детей и престарелых, даровых аптек и бесплатных услуг врачей и повивальных бабок, и т.д. «Общество» подразделялось бы на отделения по частям города или по приходам, а еженедельные общие собрания предполагалось устраивать в одном из кафедральных соборов Петербурга.

«Прежде всего, - гласил высочайшими устами князь, - подтверждаю моё требование, чтобы в школе с образованием юношества соединялись воспитание его в духе веры, преданности Престолу и Отечеству и уважения к семье, а также забота о том, чтобы с умственным и физическим развитием молодёжи приучать её с ранних лет к порядку и дисциплине». Для чего «следует немедленно позаботиться о том, чтобы постепенно в столицах и губернских городах были устраиваемы воспитательные пансионы при средних учебных заведениях». В конфиденциальных инструкциях царя Зенгеру, также составленных Мещерским, говорилось о «необходимости значительно сокращения числа студентов в столичных университетах» и «необходимости закрытия высших женских курсов в Петербурге». «На воспитание обратить самое серьёзное внимание, - указывалось далее. - Закон Божий на первом плане... Воспитателей следует брать из бывших военных»[316].

Вот такой сценарий борьбы с женской преступностью, прежде всего, политическими преступлениями, совершаемые женщинами из любви к идее, предлагал князь Мещерский. Следует учитывать, что это было своего рода реакцией на оправдательный приговор Веры Засулич. Мещерский отмечал, что «оправдание Засулич происходило как будто в каком-то ужасном кошмарном сне, никто не мог понять, как могло состояться в зале суда самодержавной империи такое страшное глумление над государственными высшими слугами и столь наглое торжество крамолы». Именно борьбе с революцией и крамолой он решил посвятить свои теоретические изыскания[317] [318].

Исходя из вышеизложенного, мы можем заключить что представители государственно-охранительного типа русской консервативной мысли видели решение проблемы в сохранении традиционных порядков, расширении сферы воздействия православия, ужесточении наказания за содеянное.

<< | >>
Источник: Куликова С.Г.. Женская преступность как социальный фактор российской модернизации (вторая половина XIX - начало XX веков).2011. 2011

Еще по теме § 3. ОТНОШЕНИЕ КОНСЕРВАТИВНООРИЕНТИРОВАННОГО ДВОРЯНСТВА К ПРОБЛЕМЕ ЖЕНСКОЙ ПРЕСТУПНОСТИ В РОССИИ ВТОРОЙ ПОЛОВИНЫ XIX - НАЧАЛА XX ВЕКОВ.:

  1. § 2. ОТНОШЕНИЕ ЛИБЕРАЛЬНОГО ДВОРЯНСТВА К ПРОБЛЕМЕ ЖЕНСКОЙ ПРЕСТУПНОСТИ В РОССИИ ВТОРОЙ ПОЛОВИНЫ XIX - НАЧАЛА XX ВЕКОВ.
  2. ГЛАВА IV. ОБЩЕСТВЕННОЕ ОТНОШЕНИЕ К ПРОБЛЕМЕ ЖЕНСКОЙ ПРЕСТУПНОСТИ В РОССИИ ВТОРОЙ ПОЛОВИНЫ XIX - НАЧАЛА XX ВЕКОВ.
  3. ГЛАВА I. ЖЕНСКАЯ ПРЕСТУПНОСТЬ В РОССИИ ВТОРОЙ ПОЛОВИНЫ XIX - НАЧАЛА XX ВЕКОВ: ОСНОВНЫЕ ПОДХОДЫ К ИЗУЧЕНИЮ ПРОБЛЕМЫ.
  4. ГЛАВА III. ЖЕНСКАЯ ПРЕСТУПНОСТЬ В РОССИЙСКОЙ ИМПЕРИИ ВТОРОЙ ПОЛОВИНЫ XIX - НАЧАЛА XX ВЕКОВ.
  5. §1. ДИНИМИКА И СТРУКТУРА ПРЕСТУПНОСТИ В РОССИЙСКОЙ ИМПЕРИИ ВТОРОЙ ПОЛОВИНЫ XIX - НАЧАЛА XX ВЕКОВ.
  6. § 2. ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА ЖЕНСКОЙ ПРЕСТУПНОСТИ XIX - НАЧАЛА XX ВЕКОВ
  7. § 4. ОТНОШЕНИЕ КРЕСТЬЯНСКОГО МИРА К ЖЕНЩИНАМ-ПРЕСТУПНИЦАМ ВТОРОЙ ПОЛОВИНЫ XIX - НАЧАЛА XX ВЕКОВ.
  8. §1. ОТНОШЕНИЕ ЮРИСТОВ-ПРОФЕССИОНАЛОВ К ДЕЛИНКВЕНТНЫМ ПРОЯВЛЕНИЯМ ДЕВИАНТНОГО ПОВЕДЕНИЯ СРЕДИ РОССИЙСКИХ ЖЕНЩИН ВТОРОЙ ПОЛОВИНЫ XIX - НАЧАЛА XX ВЕКОВ
  9. Куликова С.Г.. Женская преступность как социальный фактор российской модернизации (вторая половина XIX - начало XX веков).2011, 2011
  10. §1. ПРОСТИТУЦИЯ В РОССИЙСКОЙ ИМПЕРИИ ВТОРОЙ ПОЛОВИНЫ XIX - НАЧАЛА XX ВЕКОВ.
  11. § 2. НИЩЕНСТВО СРЕДИ РОССИЙСКИХ ЖЕНЩИН ВТОРОЙ ПОЛОВИНЫ XIX - НАЧАЛА XX ВЕКОВ.
  12. ГЛАВА II. МОДЕРНИЗАЦИЯ КАК ФАКТОР СОЦИАЛЬНЫХ ДЕВИАЦИЙ СРЕДИ РОССИЙСКИХ ЖЕНЩИН ВТОРОЙ ПОЛОВИНЫ XIX - НАЧАЛА XX ВЕКОВ.
  13. § 1. ИСТОРИОГРАФИЯ ПРОБЛЕМЫ ЖЕНСКОЙ ПРЕСТУПНОСТИ В РОССИИ.
  14. § 3. МЕТОДОЛОГИЧЕСКИЕ ПОДХОДЫ К ПРОБЛЕМЕ ЖЕНСКОЙ ПРЕСТУПНОСТИ В РОССИИ.
  15. § 2. ИСТОРИЧЕСКИЕ ИСТОЧНИКИ И ИХ ИНФОРМАТИВНЫЕ ВОЗМОЖНОСТИ В ИЗУЧЕНИИ ПРОБЛЕМЫ ЖЕНСКОЙ ПРЕСТУПНОСТИ В РОССИИ.
  16. . Политические и правовые учения в России во второй половине XIX — первой половине XX в.
  17. Глава 18. Политические и правовые учения в России во второй половине XIX – первой половине XX в.
  18. Международные отношения во второй половине XIX в.
  19. § 63. Внешняя политика России во второй половине XIX в.
  20. 4.6.5. Общественные движения и политические течения в России во второй половине XIX века