<<
>>

ГЛАВА III СОДЕРЖАНИЕ ГРАЖДАНСКОГО ПРАВООТНОШЕНИЯ. ВОЛЯ И ИНТЕРЕС В ОТНОШЕНИЯХ ГРАЖДАНСКОГО ПРАВА

Наука гражданского права рассматривает гражданское правоотно­шение как отношение между определенными с у б ъектами, установ­ленное в связи с определенным объектом, по поводу которого у его участников возникают определенные п р а в о м о ч и я и о б я з а н -

н о с т и .

Субъекты и объект, правомочие и обязанность - таковы основ­ные элементы всякого, в том числе и гражданского правоотношения. Анализ гражданского правоотношения есть не что иное, как анализ его основных элементов. Сообразно с этим и должен быть построен план дальнейшего исследования.

Мы начнем с правомочия и обязанности для того, чтобы затем пе­рейти к объекту и субъектному составу отношений гражданского права, а впоследствии рассмотреть гражданское правоотношение в единстве всех его элементов, в его возникновении, изменении и прекращении, осущест­вляющихся под влиянием юридических фактов как внешних обстоя­тельств, которым закон придает юридическое значение

Обращаясь к анализу правомочий и обязанностей в первую очередь, мы исходим из того, что как элементы, специфические только для право­вого отношения и не известные другим общественным отношениям, они являются его главными и ведущими элементами.

Правовое отношение как общественное отношение особого рода обнаруживает себя прежде всего в том, что его участники выступают в качестве носителей прав и обязанно­стей. Но если в этом состоит специфика правового отношения, то по- видимому, и его содержание находится в непосредственной связи с харак­тером и содержанием правомочий и обязанностей его участников. Следо­вательно, анализ гражданских правомочий и гражданско-правовых обя­занностей составляет также необходимую теоретическую предпосылку для последующего выявления непосредственного относительно самостоя­тельного содержания гражданского правоотношения.

1

Буржуазная правовая наука, подходившая с различными критериями к оценке одних и тех же юридических категорий на различных этапах раз­вития капитализма, не выработала, да и не могла выработать единого по­нятия субъективного права и правовой обязанности.

В эпоху становления капитализма, когда буржуазия, идя к власти под лозунгом всеобщей свободы и всеобщего равенства, вела за собою народ­ные массы на борьбу с феодально-крепостническим строем, ее идеологи мало интересовались понятием правовой обязанности и сосредоточивали свое внимание прежде всего на понятии субъективных прав, определяя их как естественные и прирожденные свойства личности, которые не созда­ются, а лишь признаются и подтверждаются нормами положительного законодательства. Но эта концепция, которая могла бы впоследствии обернуться против самой буржуазии, была ею решительно отвергнута после того, как она пришла к власти и тем самым политически утвердила свое экономическое господство. Различные концепции субъективных прав, созданные буржуазной юриспруденцией в противовес теориям есте­ственно-правовой школы, все более удаляются от идеи их неотъемлемо­сти и прирожденности и все более приближаются к откровенно реакцион­ным концепциям нового времени, которые широко проповедуются на страницах современной буржуазной юридической литературы. Отвергая категорию субъективных прав и сосредоточивая свои псевдонаучные изы­скания всецело и исключительно на понятии юридической обязанности, буржуазные юристы эпохи империализма стремятся доказать всеобщее значение обязанности для современного устройства буржуазного государ­ства, которое зиждется якобы на взаимной связанности личности и обще­ства, выполняющих друг перед другом заранее предопределенные и юри­дически закрепленные социальные функции, возлагаемые на личность сообразно с тем, какое положение она занимает в обществе.

Общая эволюция в сторону реакции и мракобесия, проделанная бур­жуазной юриспруденцией, начиная от момента ее возникновения до ее современного состояния, наиболее ярко обнаруживает себя в той эволю­ции, которой подверглись ее взгляды на понятие субъективных прав и которая может быть прослежена уже при самом беглом обзоре се основ­ных концепций.

Первой такой концепцией является в о л е в а я т е о р и я субъек­тивных прав, которая была создана в борьбе с естественно-правовой док­триной, провозгласившей накануне захвата буржуазией власти прирож- денность и неотчуждаемость прав личности, обеспечение и охрана кото­рых вручается созданному на основе общественного договора государст­ву[1036]. Берущая свое начало в идеалистической философии Гегеля[1037] и настой­чиво проводимая в первой половине XIX в.[1038], волевая теория определяет субъективное право как своеобразный приказ, который издается объек­тивным правопорядком и вручается отдельной личности в ее свободное распоряжение, как пожалованную государством власть или господство, свободу или дозволенность воли в пределах, установленных законом[1039].

Но если субъективное право есть пожалованная государством дозво­ленность индивидуальной воли, то из этого следует, что государство не признает, а создает права личности, наделяя ими отдельных граждан и определяя тем самым объем правоспособности каждого из них, который может быть и увеличен и сокращен по усмотрению самого государства.

Принцип прирожденности прав, выдвинутый представителями шко­лы естественного права, заменяется, таким образом, принципом их госу­дарственного пожалования, а поэтому и принципу неотъемлемости и не­отчуждаемости прав должна быть противопоставлена принципиальная возможность их ограничения и упразднения по воле государства как орга­на, которым эти права создаются. Таковы выводы, к которым неизбежно приводит волевая теория в ее логической последовательности.

Однако, определяя субъективное право как предоставленную госу­дарством дозволенность воли отдельной личности, волевая теория фор­мально утверждала свободу индивидуума, его известную независимость по отношению к государству, по крайней мере в пределах, в которых сво­бода личного усмотрения санкционируется самим государством. Если она и представляла собою значительное отступление вправо, по сравнению со взглядами наиболее прогрессивных представителей естественно-правовой доктрины, то в эпоху промышленного капитализма утверждаемый ею принцип свободы индивидуальных действий в известных законом уста­новленных пределах был вполне приемлемым для господствующего клас­са уже постольку, поскольку он соответствовал экономическому принци­пу развития капиталистического общества в этот период.

Когда же с обострением классовых противоречий капитализма госу­дарственное вмешательство во внутреннюю сферу индивидуальной дея­тельности начинает приобретать все более широкое распространение, появилась потребность в ином теоретическом объяснении понятия субъ­ективных прав, которое не только оправдало бы целесообразность этого вмешательства, но и обосновало его необходимость, придавая ему внешне легальную и потому юридически безупречную видимость. На смену воле­вой теории приходит т е о р и я и н т е р е с а.

Воспользовавшись известными догматическими пороками волевой теории, сторонники нового воззрения на понятие субъективного права нанесли ей такой удар, от которого она никогда уже не могла оправиться. Волеспособность, - утверждают они, - не является необходимой предпо­сылкой права, поскольку в качестве носителей прав могут выступать лица, лишенные воли. Воля может быть перенесена на другое лицо, и это тем не менее не повлечет за собою одновременного перенесения права, посколь­ку управомоченный сохранит за собою удовлетворение интереса, которое право ему обеспечивает. Напротив, уступка пользования, интереса всегда является вместе с тем и уступкой самого права. «Право существует не для того, чтобы осуществить идею абстрактной «правовой воли», а для того, чтобы служить интересам, потребностям, целям оборота»[1040]. Интересы, по­лучающие юридическую защиту, образуют субстанцию прав. «Права суть юридически защищенные интересы»[1041].

Но интересы личности, даже тогда, когда им предоставляется юри­дическая защита, могут прийти в столкновение с интересами других лиц и с интересами буржуазного государства в целом. В разрешении этой кол­лизии теория интереса исходит из преимущества «власти, служащей инте­ресам всех, над объемом власти, предоставленной в распоряжение от­дельных лиц для защиты их интересов»[1042]. Речь идет, таким образом, не об ограничении воли государства свободой, предоставленной им индивидуу­му, как об этом говорили сторонники волевой теории, а о поглощении интересов личности интересами государственного вмешательства в лич­ную, ранее автономную сферу, поскольку это вмешательство осуществля­ется в целях охраны «общих» интересов, приходящих в столкновение с интересами отдельных лиц.

Известно, что такая теория, выдвинутая в последней четверти XIX в., вполне совпадает с практикой буржуазных государств этого периода. Но известно также, что и она перестала удовлетворять требованиям господ­ствующего класса, когда капитализм вступил в последнюю стадию своего развития - стадию империализма.

Этим требованиям не удовлетворяли и созданные на базе волевой теории и теории интереса такие разновидности, как теория власти[1043], теория власти и интереса[1044], воли и интереса[1045], силы и интереса[1046], теория блага[1047] и т. д. и т. п. Теоретический разброд, который эти концепции внесли в бур­жуазную юридическую науку, поставил перед нею вопрос о том, возмож­но ли вообще научно-правильное объяснение понятия субъективного пра­ва, а изменившиеся социально-исторические обстоятельства привели к тому, что самая категория субъективных прав подвергалась вначале со­мнению, а затем и прямому отрицанию.

На этом пути, собственно, стоит Л. И. Петражицкий с его реакцион­ной психологической теорией права. Отрицая реальность правовых явле­ний и рассматривая их как особый класс «сложных эмоционально­интеллектуальных психических процессов»[1048], Петражицкий и субъектив­ное право определяет как своеобразное психическое переживание, порож­дающее императивно-атрибутивные эмоции на стороне обязанных лиц[1049]. Перенесение категории субъективных прав из реального мира в сферу психических переживаний есть уже значительный шаг на пути к их отри­цанию вообще.

Последний шаг в этом направлении сделал французский юрист Л. Дюги. Исходя из своей «знаменитой» системы взаимной социальной зависимости (interdependence sociale), Дюги умозаключает, что государст­во в его прежнем понимании перестало существовать (l’etat est mort), ус­тупив место новой общественной организации, каждый из членов которой выполняет определенную обязанность, функцию, в интересах обществен­ного целого и тем самым и своих собственных интересах.

Эта новая об­щественная организация «покоится на двух элементах - с одной стороны, на концепции объективного права как социальной нормы, основанной на факте взаимной зависимости. Вторым элементом является децентрализа­ция, или синдикальный федерализм»[1050], т. е., по существу, солидарность интересов антагонистических классов и их различных представителей. У ее членов «нет прав, как нет их и у коллективности, но все индивиды обя­заны повиноваться социальной норме, так как они суть существа социаль- ные»[1051].

Таков окончательный вывод, к которому приходит Дюги, а вместе с ним и буржуазная юриспруденция в целом. Начав с определения прав как естественных и прирожденных свойств личности, буржуазная юридиче­ская наука пришла к отрицанию субъективных прав вообще, к замене их понятием «социальных функций» и к превращению носителей прав в субъектов «социальных обязанностей».

2

В нашей стране, где охрана прав и интересов личности гарантируется основным законом нашего государства - Сталинской Конституцией, во­прос о субъективных правах вообще, о субъективных гражданских правах в том числе, имеет не только абстрактно-теоретическое, но и прежде всего большое практическое значение. Научная разработка этой проблемы должна сыграть большую роль в уяснении сущности прав, признаваемых нашим законом за советскими гражданами, но она имеет также большое значение для разрешения других специальных вопросов науки советского социалистического права. Неудивительно поэтому, что некоторые авторы, имея в качестве специального предмета своего исследования другие ци- вилистические проблемы, предпосылают их анализу изложение своих взглядов на понятие субъективных прав.

Так, в частности, в недавно опубликованной книге проф. С. Н. Бра­туся «Юридические лица в советском гражданском праве» специальная глава посвящается вопросу о значении воли в праве, а также понятию субъекта права и субъективных прав[1052]. Определяя субъективное право как сферу власти, признаваемой объективным правом за управомоченным[1053], проф. Братусь указывает, наряду с этим, что «содержание субъективного права заключается не только в том, что запрещено делать обязанному ли­цу, но и в поведении, дозволенном субъекту»[1054]. Что же касается интереса, защищенного правом, то проф. Братусь исключает его из содержания субъективного права и считает вместе с критиками Иеринга, «что инте­рес - это только цель, а не сущность права, что право - лишь средство обеспечения или охраны интересов»[1055].

С таким пониманием сущности субъективного права мы не можем согласиться. Как материально-правовое притязание, обращенное к обя­занному лицу, субъективное право направляется в первую очередь на обеспечение поведения обязанного лица. Следовательно, содержание субъективного права действительно заключается в том, что предписано или запрещено делать обязанному лицу. Однако специфика этого содер­жания отнюдь не заключается в дозволенности действий самого управо­моченного, ибо все, не запрещенное законом, является в то же время доз­воленным, независимо от наличия или отсутствия специального правомо­чия на совершение этих действий. Но закон действует по-разному тогда, когда, не запрещая, он тем самым дозволяет, и тогда, когда, регулируя поведение конкретных обязанных лиц, он не только дозволяет соверше­ние известных действий управомоченным, но и обеспечивает в о з - м о ж н о с т ь их совершения. Только в этом последнем случае и проис­ходит признание объективным правом специального правомочия за инди­видом или юридическим лицом. Следовательно, специфика содержания субъективного права состоит не в дозволенности действии, не в праве на свои собственные действия, а в в о з м о ж н о с т и этих действий, возникающей вследствие обеспечения определенного поведения обязан­ных лиц.

Не прав, конечно, Шершеневич, когда, определяя понятие субъек­тивного права, он говорит: «Важно не то, что может субъект права, а чего не смеют субъекты обязанностей»[1056].

Важно и то и другое. Но первое важно именно как возможность, а не как дозволенность. Не в одной только дозволенности действий управомо­ченного, а в юридической обеспеченности возможности этих действий заключается содержание субъективного права.

Разумеется, признавая субъективное право за управомоченным, го­сударство исходит не только из характера действий управомоченного, возможность которых им обеспечивается, но и из характера защищаемого им интереса. Юридическую защиту может получить лишь такой интерес управомоченного, который совпадает с интересами государства или не противоречит им.

Классовая природа всякого права вообще, в том числе и субъектив­ных гражданских прав, обнаруживает себя прежде всего в характере инте­реса, охраняемого правом. С другой стороны, для управомоченного ос­новной смысл признанного за ним права заключается не только в том по­ведении обязанных лиц, которое обеспечивается юридически, но, и глав­ным образом, в том интересе, для удовлетворения которого он нуждается в поведении обязанных лиц. Исключение интереса из содержания субъек­тивного права привело бы к тому, что последнее оказалось бессодержа­тельным как с точки зрения его носителя, так и с точки зрения его классо­вой природы. Но если субъективное право есть категория общественная вообще, то объясняется это прежде всего тем, что в индивидуальном ин­тересе, проявляющем в себе определенный общественный или классовый интерес, заключается сущность субъективного права. Следовательно, со­держание субъективного права сводится не только к обеспечению опреде­ленного поведения обязанных лиц и возможности совершения известных действий управомоченным, но и к интересу, удовлетворение которого обусловливается его осуществлением.

Значение интереса как одного из элементов содержания субъектив­ного права едва ли можно переоценить в связи с той ролью, которую пра­вильное определение понятия субъективного права играет в разрешении других проблем науки гражданского права. На юридически защищенный интерес опирается определение права собственности, разработанное проф. А. В. Венедиктовым[1057]. Этим понятием пользуется и проф. Братусь при исследовании проблемы юридического лица[1058], несмотря на то, что он исключает интерес из содержания субъективного права. Момент интереса имеет также большое значение и для разработки проблемы гражданского правоотношения, с которой проблема субъективных прав связана наибо­лее непосредственным образом.

3

Когда говорят об объективном праве, то имеют в виду право как «со­вокупность правил поведения, выражающих волю господствующего клас­са, установленных в законодательном порядке, а также обычаев и правил общежития, санкционированных государственной властью, применение которых обеспечивается принудительной силой государства, в целях ох­раны, закрепления и развития общественных отношений и порядков, вы­годных и угодных господствующему классу[1059]. Объективное право создает­ся в целях закрепления и развития господствующих общественных отно­шении и осуществляет эти задачи путем определенного регулирования поведения людей при помощи правовых норм, совокупность которых и образует право в объективном смысле.

Всякая правовая норма носит одновременно и обязывающий и запре­тительный характер: обязывая к совершению какого-либо действия, норма запрещает воздержание от его совершения, как и наоборот, запрещая со­вершение определенного действия, она обязывает к его несовершению. В то же время всякая правовая норма носит и уполномочивающий характер: норма, обязывающая к совершению того или иного действия и запре­щающая его несовершение, как и наоборот, норма, запрещающая совер­шение данного действия и обязывающая к его несовершению, уполномо­чивает кого-либо требовать соответственно совершения или несоверше­ния данного действия.

Если своей уполномочивающей стороной юридическая норма обра­щается только к государству, то управомоченным по этой норме является само государство. Но установленная государством правовая норма может уполномочивать (непосредственно или при наступлении предусмотрен­ных в ней фактических обстоятельств) и отдельных граждан или различ­ных юридических лиц, которые в этом случае и будут выступать в качест­ве управомоченных. При этом условии и возникает субъективное право[1060]. Поведение обязанных лиц регулируется теперь уже не одним только объ­ективным правом, за нормами которого стоит сила государственного при­нуждения, но также при помощи субъективного права, осуществление которого обеспечивается объективными правовыми нормами и силой го­сударства, которым эти нормы устанавливаются или санкционируются.

Из этого следует, что субъективное право есть прежде всего средство регулирования поведения людей, осуществляемого нормами объективно­го права.

Когда государство регулирует поведение граждан непосредственно, при помощи норм объективного права, путем прямого возложения на них определенных, законом установленных обязанностей, то эти обязанности должны быть выполнены перед самим государством; само государство как сила, стоящая за правовыми нормами и обеспечивающая их соблюде­ние, требует от граждан выполнения возложенных на них обязанностей. Когда же регулирование поведения людей осуществляется не правовыми нормами непосредственно, а этими последними при помощи субъектив­ных прав, то право требования определенного поведения от обязанных лиц принадлежит в первую очередь не государству непосредственно, а лицам, наделенным субъективными правами. Государство в этом случае не предъявляет непосредственных требований обязанным лицам, а обес­печивает осуществимость требований, заявленных управомоченными.

Для государства предоставление прав различным субъектам имеет значение постольку, поскольку оно обеспечивает такое поведение обязан­ных лиц, которое установлено государством в качестве обязательного при данных обстоятельствах. Для управомоченного наделение его субъектив­ными правами имеет значение постольку, поскольку оно обеспечивает такое поведение других лиц, которое необходимо управомоченному при данных условиях.

Из этого, далее, следует, что субъективное право есть юридическое средство обеспечения такого поведения других лиц, в котором нуждается управомоченный и которое государство признает обязательным.

Управомоченный нуждается в юридическом обеспечении не своего собственного поведения, а поведения других, обязанных лиц. Следова­тельно, право всегда является правом не на свои собственные, а на чужие действия[1061], ибо право не призвано к регулированию отношения человека к вещи, отношения человека к самому себе или к своим собственным дей­ствиям. Право регулирует отношения между людьми. Необходимость в субъективном праве для совершения своих собственных действий не за­прещенных и потому общим образом дозволенных законом, возникает лишь тогда, когда совершение этих действий оказывается невозможным без обеспечения содействия или устранения противодействия (реального или возможного) других лиц. Субъективное право сводится не к дозво­ленности собственных действий управомоченного, а к обеспечению воз­можности совершения этих действий. Но превратится ли возможность в действительность, будут ли фактически совершены действия, возмож­ность которых обеспечивается субъективным правом, это зависит не только от одного субъективного права, но и от материальных гарантий его реального осуществления. Реальность прав, предоставленных советским гражданам, обеспечивается не одним только фактом их законодательного провозглашения, но и материальными условиями жизни нашего общества, выраженными и закрепленными в советском законе, который «не ограни­чивается фиксированием формальных прав граждан, а переносит центр тяжести на вопрос о гарантиях этих прав, на вопрос о средствах осущест­вления этих прав»[1062].

Из этого, далее, следует что субъективное право есть юридическое средство обеспечения определенного поведения обязанных лиц, обуслов­ливающее для управомоченного реальную, гарантированную материаль­ными условиями жизни социалистического общества возможность со­вершения его собственных действий.

Но если для совершения своих собственных действий управомочен­ный нуждается в обеспечении определенного поведения других лиц и в создании необходимых для этого материально-общественных предпосы­лок, то для достижения какой цели он совершает свои собственные дейст­вия? Для чего человек вообще совершает те или иные действия?

«Каков бы ни был ход истории, люди делают ее так: каждый пресле­дует свои собственные цели»[1063]. Для достижения этих целей и совершаются определенные действия, в результате которых осуществляется удовлетво­рение известных интересов действующего. Следовательно, действие в конечном счете приводит к удовлетворению определенного интереса и, рассматриваемое с точки зрения интереса, оно представляет собою не что иное, как средство его удовлетворения. Поэтому, если управомоченному предоставляется субъективное право, обеспечивающее определенное по­ведение обязанных лиц и обусловливающее тем самым возможность со­вершения его собственных действий, то благодаря этому создаются необ­ходимые правовые предпосылки для удовлетворения известных интересов управомоченного. Само собою разумеется, что государство может пре­доставить гражданам лишь такие субъективные права, которые приводят к удовлетворению интересов, совпадающих с интересами государства или не противоречащих им.

В социалистическом государстве, не знающем деления общества на враждебные, антагонистические классы, «непримиримого контраста меж­ду индивидом и коллективом, между интересами отдельной личности и интересами коллектива не имеется и не должно быть. Его не должно быть, так как коллективизм, социализм не отрицает, а совмещает индивидуаль­ные интересы с интересами коллектива. Социализм не может отвлекаться от индивидуальных интересов. Дать наиболее полное удовлетворение этим личным интересам может только социалистическое общество»[1064]. Гармоническое сочетание и единство интересов индивида и интересов коллектива в социалистическом обществе лежит в основе такого же соче­тания и единства субъективных прав, индивидуальных правомочий и со­ветского закона, советского социалистического права в целом. Субъектив­ное право является одним из юридических способов удовлетворения лич­ных и общественных интересов в их единстве и гармоническом сочетании. Личность наделяется субъективными правами или субъективные права при­знаются за личностью для удовлетворения интересов, в которых личное и общественное, индивидуальное и общегосударственное связаны неразрывно друг с другом и находятся во взаимном переплетении и единстве.

Из этого, далее, следует, что субъективное право есть юридическое средство удовлетворения интересов советских граждан, совпадающих с интересами социалистического государства или не противоречащих им.

Так, если плановый акт возлагает на хозорган обязанность поставить другому хозоргану определенное количество сырья или топлива, то это означает, что хозорган-поставщик оказывается связанным не только об­щим для них плановым актом, но и правомочие, предоставленным его контрагенту - хозоргану-получателю. Последний вправе требовать пре­доставления ему того количества сырья или топлива, которое предусмот­рено плановым актом. Поскольку поведение поставщика обеспечивается не только юридически, не только возложением на него определенной обя­занности, но и экономически, предоставлением ему всех необходимых средств для реализации плана и для точного выполнения принятых на се­бя обязательств, постольку тем самым обеспечивается возможность со­вершения определенных действий управомоченным, который, получив необходимое количество сырья и топлива, может бесперебойно осущест­влять производственный процесс, в целях выполнения плана, в интересах советского государства, в интересах всего советского народа.

Итак, субъективное право выступает прежде всего в качестве средст­ва регулирования поведения граждан, которое осуществляется нормами объективного права. Эту свою функцию субъективное право выполняет благодаря тому, что оно обеспечивает своему носителю определенное поведение на стороне обязанных лиц, обусловливающее для управомо­ченного возможность совершения его собственных действий, которые являются средством, способом удовлетворения интересов управомочен­ного. Личные интересы, к удовлетворению которых приводит осуществ­ление субъективных прав, находятся в гармоническом сочетании и един­стве с общественными интересами и получают юридическую защиту лишь постольку, поскольку они совпадают с интересами государства или не противоречат им.

Из этого следует, что субъективное гражданское право есть средство регулирования поведения советских граждан, осуществляемого нормами советского социалистического гражданского права, путем обеспечения определенного поведения других лиц, в целях удовлетворения интересов управомоченного, совпадающих с интересами социалистического госу­дарства или не противоречащих им.

4

Противоположность субъективному гражданскому праву составляет гражданско-правовая обязанность. Являясь, как и субъективное право, средством регулирования поведения граждан, осуществляемого нормами объективного права, она выступает не только в качестве функции право­вых норм, но и в качестве необходимого коррелата субъективного права. Реальность субъективного права выражается прежде всего в том, что ему соответствует обязанность возлагаемая на других, противостоящих упра­вомоченному лиц. Поскольку эти лица обязаны к тому же самому, на что имеет право управомоченный, постольку содержание обязанности полно­стью соответствует содержанию субъективного права. Но поскольку, с другой стороны, то, что м о ж е т требовать управомоченный, д о л ж - н ы исполнить обязанные лица, постольку содержание обязанности диа­метрально противоположно содержанию субъективного права. Поэтому сущность гражданско-правовой обязанности при помощи противопостав­ления может быть непосредственно выведена из сущности субъективного гражданского права.

Субъективное право обеспечивает его носителю такое поведение на стороне других лиц, в котором нуждается управомоченный и которое при данных обстоятельствах государство признает обязательным. Ту же функцию выполняет и правовая обязанность с тем, однако, существенным отличием, что в то время, как субъективное право предоставляется тому, кто нуждается в известном урегулировании чужого поведения, обязан­ность возлагается на того, чье поведение должно быть таким образом уре­гулировано. В этом проявляется противоположность между содержанием права и содержанием обязанности. Тот, кому предоставлено субъективное право, может требовать определенного поведения от других лиц; напро­тив, тот, на кого возложена обязанность, должен исполнить чужое требо­вание, требование управомоченного. Субъективное право обеспечивает определенное поведение других лиц его носителю; правовая обязанность обеспечивает определенное поведение ее носителя другим лицам. Субъек­тивное право направлено на урегулирование поведения других лиц; пра­вовая обязанность направлена на урегулирование поведения тех лиц, на которых она возлагается. При этом социалистическое государство, при­знавая в конкретных отношениях права и обязанности за его участниками, учитывает как общие потребности и интересы социалистического обще­ства, так и требующие правовой охраны интересы отдельных граждан, для удовлетворения которых должно быть обеспечено соответствующее пове­дение обязанных лиц.

Из этого следует, что правовая обязанность есть юридическое сред­ство обеспечения такого поведения ее носителя, в котором нуждается управомоченный и которое государство признает обязательным.

Обеспечивая определенное поведение других лиц его носителю, субъективное право создает тем самым для управомоченного возмож­ность совершения его собственных действий. Ту же функцию выполняет и правовая обязанность с тем, однако, существенным отличием, что в то время, как благодаря субъективному праву создается возможность совер­шения собственных действий для тех лип, которым оно предоставлено, обязанность, если она даже обусловливает активную деятельность ее но­сителя, в конце концов приводит к возможности совершения определен­ных действии другими лицами. В этом также проявляется противополож­ность между содержанием права и содержанием обязанности. Тот, кому предоставлено субъективное право, может совершить определенное дей­ствие в результате совершения соответствующих действий другими лица­ми. Напротив, тот, на кого возложена обязанность, должен совершить определенные действия для того, чтобы соответствующие действия могли быть совершены другими лицами. При этом социалистическое государст­во создает необходимые предпосылки для совершения определенных дей­ствий управомоченным не только благодаря тому, что оно возлагает обя­занности на других лиц, но и прежде всего благодаря тому, что «уничто­жение эксплуатации и укрепление социалистической системы в народном хозяйстве, отсутствие безработицы и связанной с ней нищеты в городе и деревне, громадное расширение промышленности и непрерывный рост численности рабочих, рост производительности труда рабочих и колхоз- ников»[1065] обеспечивают реальные возможности как для выполнения обя­занностей, принятых на себя социалистическими организациями и от­дельными гражданами, так и для осуществления принадлежащих им субъ­ективных прав.

Из этого, далее, следует, что правовая обязанность есть юридическое средство обеспечения определенного поведения ее носителя, обусловли­вающее возможность совершения соответствующих действий управомо­ченным.

С точки зрения цели, достижение которой связано с его осуществле­нием, субъективное право является юридическим средством удовлетворе­ния интересов управомоченного, совпадающих с интересами социалисти­ческого государства или не противоречащих им. Ту же функцию выпол­няет и правовая обязанность с тем, однако, существенным отличием, что в то время, как осуществление субъективного права приводит к удовлетво­рению интересов самого управомоченного, исполнение обязанности, если бы даже она была принята на себя ее носителем соответственно его инте­ресам, приводит непосредственно к удовлетворению не его собственных интересов, а интересов других лиц. В этом также проявляется противопо­ложность между содержанием права и содержанием обязанности. Тот, кому предоставлено субъективное право, в результате его осуществления непосредственно достигает удовлетворения своих собственных интересов. Напротив, тот, на кого возложена обязанность, в результате ее исполне­ния непосредственно обусловливает удовлетворение интересов других лиц. Но это - своеобразная противоположность, ибо если правомочие и обязанность являются элементами двустороннего гражданского правоот­ношения, каждый из участников которого является носителем прав и обя­занностей одновременно (например, в договоре купли-продажи), то вы­полнение обязанности одним из его субъектов, обусловливающее удовле­творение интересов его контрагента, непосредственно связано с осущест­влением права обязанного лица, приводящим к удовлетворению его соб­ственных интересов. Если же правомочие и обязанность являются эле­ментами одностороннего правоотношения, участники которого выступа­ют либо в качестве носителей прав, либо в качестве носителей обязанно­стей, то в том случае, когда правоотношение устанавливается вследствие двустороннего волеизъявления (например, договор дарения), носитель обязанности самостоятельно принимает на себя определенную функцию в целях удовлетворения интересов управомоченного. Когда же при наличии известных обстоятельств правоотношение устанавливается по прямому предписанию закона (например, обязательство из причинения вреда), вы­полнение определенной функции возлагается на обязанное лицо потому, что это приводит к удовлетворению таких интересов управомоченного, которые, с точки зрения социалистического права, нуждаются в юридиче­ской защите в первую очередь. При этом во всех случаях удовлетворению подлежат лишь такие интересы, которые совпадают с интересами социа­листического государства или не противоречат им. Для понимания сущ­ности правовой обязанности, так же, как и для понимания сущности субъ­ективного права, необходимо, следовательно, исходить из того гармони­ческого сочетания личных и общественных интересов, которое присуще природе советского социалистического строя.

Из этого, далее, следует, что правовая обязанность есть юридическое средство удовлетворения интересов советских граждан, совпадающих с интересами социалистического государства или не противоречащих им.

Так, если плановый акт признает за хозорганом право требовать от другого хозоргана предоставления ему определенного количества сырья или топлива, то это означает, что хозорган-получатель нуждается в про­дукции хозоргана-поставщика, что без предоставления ему этой продук­ции он не сможет нормально осуществлять свою производственную дея­тельность, что точное и неуклонное выполнение поставщиком своей обя­занности перед получателем необходимо для того, чтобы получатель имел все возможности для выполнения своего плана как части единого народ­нохозяйственного плана, которым определяется и направляется хозяйст­венная жизнь в СССР «в интересах увеличения общественного богатства, неуклонного подъема материального и культурного уровня трудящихся, укрепления независимости СССР и усиления его обороноспособности» (ст. 11 Сталинской Конституции).

Итак, правовая обязанность вступает прежде всего в качестве средст­ва регулирования поведения граждан, которое осуществляется нормами объективного права. Эту свою функцию правовая обязанность выполняет благодаря тому, что она обеспечивает такое поведение ее носителя, кото­рое обусловливает для управомоченного возможность совершения его собственных действий, являющихся средством или способом удовлетво­рения его интересов. Личные интересы, к удовлетворению которых при­водит исполнение правовых обязанностей, находятся в гармоническом сочетании и единстве с общественными интересами и получают правовое обеспечение в виде возложения соответствующих обязанностей на опре­деленных лиц лишь постольку, поскольку они совпадают с интересами государства или не противоречат им.

Из этого следует, что гражданско-правовая обязанность есть средст­во регулирования поведения советских граждан, осуществляемого норма­ми советского социалистического гражданского права путем обеспечения определенного поведения ее носителя в целях удовлетворения интересов управомоченного, совпадающих с интересами социалистического госу­дарства или не противоречащих им.

5

Определив понятие субъективного гражданского права и граждан­ско-правовой обязанности, мы можем перейти непосредственно к вопросу о содержании гражданского правоотношения.

Как ставится и разрешается этот вопрос в нашей цивилистической литературе?

В своей работе «Обязательство по советскому гражданскому праву» проф. Агарков предлагает «во избежание путаницы» и для того, чтобы «рационализировать терминологию», объектом права считать то, на что направлено поведение обязанного лица, а содержанием правоотношения - само это поведение[1066].

В противовес этому мы полагаем, что проблема содержания граж­данского правоотношения не есть чисто терминологический вопрос и что ее разрешение должно определяться существом рассматриваемого явле­ния, а не одной только идеей терминологической целесообразности.

Философия диалектического материализма устанавливает, что «со­держание без формы невозможно»[1067], как и наоборот, форма немыслима без содержания, поскольку формы должны быть «содержательными форма­ми», «формами живого, реального содержания, связанными неразрывно с содержанием»[1068]. Форма и содержание находятся в неразрывном диалекти­ческом единстве, и если можно говорить об определяющей роли содержа­ния внутри этого единства, то форма ни по своему общему значению, ни тем более хронологически не может претендовать на такую роль.

В свете этих философских положений марксизма-ленинизма ни за поведением обязанного лица, о котором говорит проф. Агарков, ни за внешней формой его обнаружения, действием, о котором говорят авторы учебника по гражданскому праву[1069], нельзя признать значения содержания гражданского правоотношения. Как правило, предписанное ему действие обязанный совершает не в момент возникновения правоотношения, а в силу его возникновения, т. е. после его установления. В момент установ­ления правоотношения поведение или действие, предписанное обязанно­му лицу, только обусловливается. Реально же оно наступит или будет со­вершено лишь по истечении известного, иногда очень короткого, а иногда и весьма продолжительного времени.

Может ли фактически существующее правоотношение как известное реальное явление обладать лишь номинальным, только впо­следствии приобретающим реальность содержанием? Не превращается ли правоотношение, при таком определения его содержания, в некую causa efficiens, самостоятельно порождающую свое собственное содержание?

Если не существуют бессодержательные формы, то содержание пра­воотношения уже потому нельзя сводить к действиям обязанного лица, что моменты реального совершения этих действий и возникновения само­го правоотношения во времени не совпадают. Более того, в тот самый момент, когда обязанное лицо совершит предписанное ему действие, пре­кратится существование самого правоотношения. Поэтому, если бы пове­дение обязанного лица являлось содержанием правоотношения, то следо­вало бы признать, что правоотношение существует лишь постольку, по­скольку оно не приобретает реального содержания. Следовательно, объя­вить поведение обязанных лиц содержанием правоотношения - значит, считать правоотношение явлением бессодержательным.

Одновременно с правоотношением возникает не самое поведение обязанного лица, а лишь юридическое средство обеспечения такого пове­дения - субъективное право и правовая обязанность. И не только возник­новение, но и изменение и прекращение субъективных прав и правовых обязанностей происходят одновременно с изменением и прекращением правоотношения.

То, что вовне выступает как правоотношение, возникшее, например, из договора купли-продажи, по существу, есть не что иное, как предос­тавление соответствующих субъективных прав его участникам: продав­цу - права требовать уплаты покупной цены, покупателю - права требо­вать передачи купленной вещи (ст. 180 ГК РСФСР). Но так как право продавца - ничто без соответствующей обязанности покупателя, как и наоборот, право покупателя должно быть дополнено возложением соот­ветствующей обязанности на продавца, то это по необходимости обуслов­ливает установление правового отношения между обоими контрагентами.

Далее, изменение правоотношения может в то же время рассматри­ваться как изменение правомочий и обязанностей его субъектов. Напри­мер, превращение отношений по имущественному найму в отношения по возмещению неосновательного обогащения есть не что иное, как замена права наймодателя требовать от нанимателя возвращения в обусловлен­ный срок предмета найма (ст. 174 ГК РСФСР) правом на взыскание с на­нимателя неосновательного обогащения (ст. 399 ГК РСФСР), если пред­мет имущественного найма был отчужден нанимателем не подверженно­му виндикации приобретателю (ст. 60 ГК РСФСР).

Наконец, прекращение правоотношения есть в то же время прекра­щение правомочий и обязанностей его участников. Так, отношение по страхованию сохраняется до тех пор, пока не наступает обстоятельство, в силу которого выгодоприобретатель может требовать от страховщика удовлетворения его права на выплату страхового возмещения. После того как наступил страховой случай и страховщик выплатил страховое возме­щение выгодоприобретателю (ст. 367 ГК РСФСР), прекращаются права и обязанности контрагентов, а вместе с тем прекращается и данное право­отношение.

Различные виды правовых отношений отграничиваются друг от дру­га не по характеру самого поведения обязанных лиц, а по характеру юри­дических средств, обеспечивающих это поведение, т. е. по характеру пра­вомочий и обязанностей субъектов правоотношения.

В подтверждение этого достаточно сослаться хотя бы на разграниче­ние договора купли-продажи и договора подряда, проведенное в учебнике по гражданскому праву. Несмотря на то, что содержанием правоотноше­ния авторы учебника считают действия обязанных лиц или их поведение, соответствующие договоры разграничиваются ими не по этому признаку, а по характеру правомочий и обязанностей сторон в названных договорах. «В договоре купли-продажи, - говорится в учебнике, - основные права и обязанности сторон определяются обязанностью поставщика передать вещь в собственность покупателя. В договоре подряда основные права и обязанности сторон определяются обязанностью подрядчика изготовить вещи, выполнить обусловленную в договоре работу»[1070]. Нельзя, разумеется, разграничить эти договоры соответственно тому, что договор купли- продажи по своему содержанию является передачей вещи в собственность покупателя (поведение продавца как обязанного лица), а договор подря­да - изготовлением вещи или выполнением определенной работы (пове­дение подрядчика как обязанного лица), поскольку содержание договора сводится не к самому поведению обязанных лиц, а к обеспечению этого поведения, путем предоставления прав одному и возложения обязанно­стей на другого из его контрагентов.

Самая необходимость в установлении правоотношения обусловлива­ется той неразрывной связью, которая существует между субъективным правом и правовой обязанностью.

Правовая обязанность является необходимым коррелатом субъек­тивного права, ибо только благодаря возложению обязанности на других лиц может быть создано такое поведение, которое обеспечивается субъек­тивным правом его носителю. Субъективное право является не только категорией, которая определяет правовое положение одного лица, его носителя, но и притязанием, которое управомоченный адресует другому лицу, обязанному. Оно с неизбежностью влечет за собою возникновение своей противоположности, правовой обязанности, без которой не может существовать и самое субъективное право.

Будучи противоположными по своему содержанию, субъективное право и правовая обязанность находятся в неразрывном диалектическом единстве, получающем свое выражение в реальных общественных отно­шениях, по крайней мере между двумя лицами. Одно и то же лицо не мо­жет быть одновременно и носителем прав и носителем соответствующих этим правам обязанностей. Право одного лица приобретает смысл лишь в том случае, если соответствующая обязанность будет возложена на другое лицо. Но между этими лицами должно быть установлено и конкретное общественное отношение, ибо только в единстве правомочия и обязанно­сти создаются условия для их реального осуществления.

Таким общественным отношением может быть только правовое от­ношение, так как только в нем правомочие и обязанность находятся в по­лярном единстве, будучи разделенными между его субъектами в виде противоположных функций, которые возлагаются на каждого из них. Правоотношение выступает в качестве внешнего способа выражения пра­вомочий и обязанностей в их единстве и в их противоположности, и дос­таточно исчезновения хотя бы одного из этих полюсов, как одновременно исчезнет и второй полюс, а вместе с тем прекратится и самое правоотно­шение.

Таким образом, взаимосвязь, существующая между правоотношени­ем, с одной, и правомочиями и обязанностями, с другой стороны, облада­ет всеми признаками, которые характеризуют взаимную связь между оп­ределенным явлением и содержанием этого явления. Подобно тому, как всякое содержание вообще не может существовать вне определенной формы, а форма является всегда формой определенного содержания, - подобно этому правомочие и обязанность также не могут существовать вне правоотношения, а правоотношение, в свою очередь, существует лишь постольку, поскольку оно выражает собою правомочия и обязанно­сти его участников. Подобно тому, как возникновение, изменение или прекращение определенного содержания обусловливает возникновение, изменение или прекращение выражающей его формы, подобно этому и возникновение, изменение и прекращение правомочий и обязанностей выражается в возникновении, изменении и прекращении соответствую­щих правовых отношений. Подобно тому, как различные явления внешне­го мира отграничиваются друг от друга прежде всего по их содержанию, так и различные виды правовых отношений отграничиваются друг от дру­га, прежде всего, по характеру правомочий и обязанностей их субъектов.

Следовательно, гражданское субъективное право в единстве с соответ­ствующей ему гражданско-правовой обязанностью и составляют с о - д е р ж а н и е гражданского правоотношения. Определяемое в соответ­ствии с его непосредственным содержанием отношение советского со­циалистического гражданского права есть способ выражения субъектив­ных гражданских прав и гражданско-правовых обязанностей в их единст­ве и противоположности как юридических средств регулирования поведе­ния советских граждан, осуществляемого нормами советского социали­стического гражданского права, в целях удовлетворения интересов, сов­падающих с интересами советского государства или не противоречащих им.

Субъективные гражданские права и гражданско-правовые обязанно­сти составляют непосредственное содержание гражданского правоотно­шения, которое, в конечном счете, определяется материальными условия­ми жизни общества, общественными отношениями, составляющими ре­альную экономическую основу каждого социального строя. Последние получают соответствующее выражение в правовых отношениях, ибо если субъективные гражданские права и гражданско-правовые обязанности, обеспечивая определенное поведение граждан, приводят к удовлетворе­нию их и н т е р е с о в , совпадающих с интересами социалистического государства или не противоречащих им, то это означает, что в самом пра­воотношении, в выраженном в нем индивидуальном интересе, преломля­ется также и социалистический общественный интерес, вырастающий из материальных условий жизни социалистического общества и тех задач и целей, которые социалистическое государство выдвигает. В правоотно­шении, как в фокусе, сконцентрированы и права, и обязанности его субъ­ектов как юридическое средство обеспечения определенного поведения последних, и индивидуальный интерес, к удовлетворению которого осу­ществление прав и обязанностей приводит, и социалистический общест­венный интерес, который в этом индивидуальном интересе проявляется. Именно поэтому социалистические гражданские правоотношения и по форме и по содержанию являются прямым выражением социалистических общественных отношений, одним из видов которых они являются и в ка­честве способа закрепления и развития которых они выступают. Призна­вая субъективные гражданские права и гражданско-правовые обязанности непосредственным содержанием гражданского правоотношения и опре­деляя их как юридическое средство регулирования личных и обществен­ных интересов в их гармоническом сочетании, мы тем самым можем в самих правоотношениях обнаружить ту реальную общественную основу, на которой они вырастают и в целях дальнейшего укрепления и развития которой они устанавливаются.

6

Как предмет регулирования гражданско-правовых норм, отношения гражданского права не могут по своему содержанию не соответствовать выраженной в этих нормах воле социалистического государства. Объек­тивная воля, воля социалистического государства уже потому должна по­лучить свое отражение в конкретных правоотношениях, что только в силу признания со стороны государства, придающего им юридически обяза­тельную силу, общественные отношения становятся правовыми отноше­ниями. В этом смысле всякое гражданское правоотношение может рас­сматриваться как отношение волевое. Но гражданское правоотношение есть общественное отношение между конкретными лицами, личная, субъ­ективная воля которых, определяемая в своем содержании их обществен­ным бытием, также непосредственно связана с динамикой и осуществле­нием этого отношения в реальной общественной жизни. Правовые отно­шения составляют одну из разновидностей идеологических отношений. Как идеологические отношения, они должны так или иначе пройти через сознание людей и выступить в конце концов как осознанные, а, следова­тельно, и как волевые отношения. Но, выступая как осознанные отноше­ния, в конечном счете, являются ли они волевыми отношениями с точки зрения обязательного наличия в них элементов субъективной воли их уча­стников?

Отстаивая тезис о волевом характере всякого правоотношения, проф. С. Н. Братусь и на этот вопрос отвечает утвердительно, подразумевая под волей субъектов правоотношения не волю как психологический акт, а во­лю как власть или волю в социальном смысле этого слова[1071]. Однако с этой точкой зрения едва ли можно согласиться. Не отвлекаясь от социального содержания воли личности как общественного индивида, нельзя также забывать и о том, что вне психологических волевых актов нет и не может быть вообще никакой воли. Волевой акт является единым актом, и лишь при известной степени теоретической абстракции можно говорить раз­дельно о воле в психологическом и воле в социальном смысле. В действи­тельности же там, где протекает волевой процесс, воля всегда в своем социальном содержании выступает в то же время и как определенный психологический акт. Поэтому для того, чтобы обосновать тезис о воле­вом характере правоотношений под углом зрения субъективной воли их

участников, необходимо доказать, что «воля как психологический акт со­ставляет необходимую предпосылку возникновения и в конечном счете осуществления прав»[1072]. Но именно это положение, правильное постольку, поскольку речь идет об осуществлении прав, не находит своего обоснова­ния во всех случаях их возникновения. Достаточно указать хотя бы на отношения по наследованию недееспособным после недееспособного или на деликтные обязательства. Эти отношения возникают помимо воли их участников, они могут также прекратиться помимо их воли до осуществ­ления заключенных в них прав, например, в связи со смертью управомо­ченного, и тогда ни одна из стадий их движения не будет связана с актами психологической воли их субъектов.

Конечно, гражданские правоотношения этого рода численно весьма незначительны, но так как они тем не менее возможны, то нельзя поэтому утверждать, что «всякое правоотношение (юридическое отношение) есть волевое отношение»[1073], «т. е. отношение, в которое люди вступают по своей воле и в котором они проявляют свою волю»[1074]. Мы полагаем, что это ут­верждение, опровергаемое фактами, отнюдь не вытекает из тех высказы­ваний Маркса, которые обычно, приводятся для его обоснования.

«Чтобы данные вещи могли относиться друг к другу как товары, - писал Маркс, - товаровладельцы должны относиться друг к другу как ли­ца, воля которых обитает в вещах. Таким образом, один товаровладелец лишь по воле другого, следовательно, каждый из них лишь посредством одного общего для них волевого акта, может присвоить себе чужой товар, отчуждая свой собственный. Следовательно, они должны признавать друг в друге частных собственников. Э т о ю р и д и ч еское отно­шение, формой которого является договор, - все равно, выражен ли он законно или нет, - есть волевое отношение, в котором выражается экономическое отношение»[1075]. Из подчеркнутых нами слов видно, что волевым Маркс признает здесь не всякое правоотноше­ние, а только отношение по поводу обмена товаров, оформленное догово­ром, т. е. только договорное отношение. Но так как не вся­кое правоотношение является отношением договорным, то из этого вы­сказывания Маркса не следует, что всякое правоотношение является от­ношением волевым.

Возникновение гражданского правоотношения происходит вместе и одновременно с возникновением заключенных в нем гражданских прав и обязанностей. Что же касается прекращения гражданского правоотноше­ния, то оно может выражать собою не только осуществление прав и обя­занностей, но и их собственно прекращение, наступающее вследствие обстоятельств (например, истечение данности), в силу которых они не могут быть осуществлены. Так, если поверенный выполнил порученные ему доверителем действия, то правоотношение между ними прекращается вследствие осуществления прав и обязанностей сторон. Но если смерть поверенного воспрепятствовала выполнению действий, порученных ему доверителем, то правоотношение между ними прекращается независимо от осуществления прав и обязанностей сторон. Сообразно этим двум раз­личным способам прекращения их действия, гражданские правоотноше­ния могут быть разделены на отношения п р е к р а щ е нные (отноше­ния, прекращение которых выражает собою прекращение действия за­ключенных в них прав и обязанностей до их осуществления) и о с у - ществленные (отношения, прекращение которых выражает собою осуществление заключенных в них прав и обязанностей).

Поскольку акты субъективной воли не являются во всех случаях не­обходимой предпосылкой возникновения гражданских прав и установле­ния гражданских правоотношений, прекращенные правоотношения могут пройти через все стадии своего движения, в силу одних лишь внешних событий, обусловливающих применение к ним гражданско-правовых норм, независимо от волевых действий их участников, и только тогда, когда правоотношения возникают из гражданско-правовых сделок, они являются волевыми отношениями, каков бы ни был способ их прекраще­ния. Напротив, поскольку осуществление гражданских прав имеет во всех случаях акты субъективной воли их носителей или представляющих их лиц в качестве своей необходимой предпосылки, осуществленные право­отношения всегда являются волевыми отношениями, независимо от спо­собов их установления.

Рассматривая гражданские правоотношения как предмет регулиро­вания гражданско-правовых норм, выражающих волю социалистического государства, мы можем считать их волевыми отношениями, поскольку они отражают на себе объективную волю, волю социалистического госу­дарства. Рассматривая эти же отношения как отношения между конкрет­ными лицами, выражающими в них свою собственную волю, мы должны признать, что они могут быть как волевыми, так и не волевыми отноше­ниями, поскольку они не всегда отражают на себе субъективную волю,

волю их участников. Отправляясь от объективной воли, воли социалисти­ческого государства, мы называем всякое гражданское правоотношение волевым отношением. Отправляясь от субъективной воли, воли их участ­ников, мы подразделяем отношения гражданского права на две группы: гражданские правоотношения, возникающие из гражданско-правовых сделок, а также осуществленные гражданские правоотношения являются отношениями волевыми; прекращенные гражданские правоотношения, возникающие не из гражданско-правовых сделок, а из других законом предусмотренных оснований, могут быть как волевыми, так и не волевы­ми отношениями.

Деление гражданских правоотношений на осуществленные и пре­кращенные позволяет нам, таким образом, провести внешнее разграниче­ние этих правоотношении под углом зрения наличия или отсутствия в них субъективной воли их участников. Но какова внутренняя причина этого явления? Почему одна группа гражданских правоотношений предполагает волевую деятельность их субъектов, тогда как другая группа таких же отношений может носить как волевой, так и не волевой характер?

Отвечая на этот вопрос, мы должны постоянно иметь в виду ту связь, в которой правовые отношения находятся с другими общественными и, прежде всего, общественно-производственными отношениями, законо­мерность развития которых оказывает в конечном счете определяющее воздействие и на динамику правовых отношений. Мы также должны иметь в виду указания классиков марксизма на известную специфику об­щественного развития по сравнению с развитием естественного мира. Энгельс писал, что «история развития общества в одном пункте сущест­венно отличается от истории развития природы... В истории общества действуют люди, одаренные сознанием, действующие обдуманно или по страсти, ставящие себе определенные цели. Здесь ничто не делается без сознанного намерения, без желанной цели»[1076]. Если, с одной стороны, объ­ективные последствия человеческой деятельности не всегда охватываются предвидением отдельных людей и не всегда зависят от их личных устрем­лений, то, с другой стороны, причиной этих объективных последствий являются действия отдельных людей как волевые, целеустремленные дей­ствия. Волевая деятельность людей является, таким образом, одним из необходимых условий общественного развития, одной из обязательных предпосылок развития производительных сил и производственных отно­шений общества. Но мы уже видели, что в обществе, в котором существу-

ет государство и право, одним из внешних способов движения общест­венно-производственных отношении являются отношения правовые. Ра­зумеется, динамика этих правовых отношений также предполагает воле­вую деятельность людей, являющихся их конкретными субъектами, при­чем если конечный объективный результат волевой деятельности, обу­словливающей движение отношений общественного производства, не всегда совпадает с тем, чего желали отдельные индивиды, то ближайшие последствия осуществления правовых отношений обычно составляют их реализованную цель, входят в их предвидение и являются осознанным и желанным результатом. В этом проявляется различное значение волевой деятельности людей для динамики общественно-производственных и пра­вовых отношений. Но в этом же проявляется и связь, которая существует между правовыми отношениями и отношениями общественного произ­водства. Результаты волевых действий людей, наступающие вследствие реализации правовых отношений, в их взаимном переплетении вызывают последствия, приобретающие общеисторическую значимость и отражаю­щие на себе движение всего общественного целого.

Если люди сами творят свою историю, если развитие общества пред­ставляет собою результат «множества действующих по различным на­правлениям стремлений и их разнообразных воздействий на внешний мир»[1077], то внешние правовые условия общественного развития, внешние правовые способы движения общественно-производственных отношений, правовые отношения, также должны выступать как отношения, создавае­мые и движимые по воле людей, т. е. как волевые отношения. Следова­тельно, те гражданские правоотношения, которые выступают в качестве внешнего условия и способа движения отношений общественного произ­водства, всегда являются волевыми отношениями.

Право, однако, не только регулирует, но и закрепляет господствующие общественные отношения. Поэтому, наряду с правоотношениями, выра­жающими движение, существуют также правоотношения, выражающие ох­рану и закрепление отношений общественного производства[1078]. Если движе­ние общественно-производственных отношений предполагает волевую дея­тельность людей и поэтому для установления правоотношений, в форме которых протекает это движение, элементы субъективной воли являются необходимыми, то охрану и закрепление общественно-производственных отношений производит само государство, не только независимо, но ино­гда и против воли отдельных личностей, и поэтому для установления пра­воотношений, в форме которых осуществляется охрана и закрепление отношений общественного производства, необходимым и достаточным условием является воля самого государства, а не субъективная, личная воля их участников. Следовательно, те гражданские правоотношения, ко­торые выступают в качестве юридического способа охраны и закрепления общественно-производственных отношений, могут быть установлены по­мимо воли отдельных людей.

Что же касается гражданских правоотношений, которые не выража­ют непосредственно ни движения, ни закрепления общественно-про­изводственных отношений, то они строятся сообразно со структурой ос­новных, типовых гражданских правоотношений и, с точки зрения условий их возникновения, могут быть как волевыми, так и неволевыми отноше­ниями, в зависимости от того, достаточно ли для их установления одной только государственной воли или они, кроме того, нуждаются в волевой активности конкретных лиц. Поскольку, однако, осуществление правоот­ношений, реализация субъективных гражданских прав всегда носит воле­вой характер, всегда требует совершения известных волевых действий, а случаи прекращения правоотношений до их осуществления являются весьма редкими, мы можем о подавляющем большинстве гражданских правоотношений говорить как о волевых отношениях не только в объек­тивном, но и в субъективном смысле этого слова.

В связи с этим, естественно, возникает вопрос о том, могут ли нево­леспособные лица выступать в качестве субъектов осуществленных граж­данских правоотношений и являются ли они вообще субъектами граждан­ского права?[1079]

Если бы существо субъективных гражданских прав мы усматривали в дозволенности субъективной воли их носителей, то исключение не воле­способных из числа субъектов гражданского права было бы неизбежно. Но существо субъективных гражданских прав не сводится к дозволенно­сти, власти или господству воли управомоченного. Субъективное право обеспечивает управомоченному определенное поведение на стороне обя­занных лиц, создавая возможность для удовлетворения известных интере­сов управомоченного. Это и составляет конечную цель осуществления права, воля же является только одним из условий достижения этой цели, которым управомоченный может пользоваться непосредственно как воле­способное лицо или косвенно как лицо неволеспособное, но получающее юридическое содействие со стороны других волеспособных лиц. Но это положение вызывает против себя другое возражение, выдвинутое в свое время противниками теории интереса и состоящее в том, что право и ин­терес не всегда совпадают, что, напротив, бывают случаи, когда правомо­чие и волеспособность совпадают в одном лице, тогда как дестинатаром, пользователем является другое лицо. При этом обычно указывают на пра­вовое положение опекуна, который, будучи волеспособным лицом и имея известные права в имуществе подопечного, должен осуществлять эти пра­ва в интересах последнего, а не в своих собственных интересах.

Не следует, однако, забывать, что права опекуна являются вместе с тем его обязанностями, которые он выполняет и перед органами опеки и перед самим подопечным. Опекуну предоставляется ровно столько прав, сколько необходимо для выполнения его обязанностей. Поскольку подо­печный сам не может осуществить своих прав, их осуществление в каче­стве юридической обязанности возлагается на опекуна. Права опекуна являются средством осуществления его обязанностей, но исполнение обя­занности должно привести к удовлетворению интересов другого лица, а не интересов самого обязанного. Именно поэтому права опекуна объек­тивно представляют интерес для подопечного, а не для самого опекуна. Подопечный не является при этом лицом, юридически не имеющим ника­кого отношения к правам опекуна. Имущественные права принадлежат самому подопечному, и только их осуществление поручается опекуну. Поэтому и интерес находится на стороне подопечного как управомочен­ного, а не на стороне опекуна, которому предоставляются лишь правомо­чия, необходимые для осуществления прав подопечного. Неимуществен­ные права в равной степени являются правами и обязанностями как опе­куна, так и подопечного, и то обстоятельство, что, объявляя, например, местожительство опекуна местожительством подопечного (ст. 11 ГК РСФСР), закон защищает прежде всего интересы подопечного, свиде­тельствует не о том, что дестинатаром не является управомоченный, а о том, что здесь имеются два управомоченных, и в целях защиты интересов одного из них, подопечного, определенные обязанности и необходимые для их осуществления права возлагаются на другого, опекуна.

Осуществление права всегда, таким образом, приводит к удовлетво­рению интересов управомоченного, но при этом того управомоченного, в целях защиты интересов которого определенные обязанности возлагаются на другое лицо с предоставлением ему прав, необходимых для исполне-

ния этих обязанностей. Выявление этого интереса требует, чтобы соот­ветствующие права рассматривались в связи с обязанностями, возложен­ными на их носителей, а также в связи с правоотношением, в котором они находятся с пользователем, выступающим в этом правоотношении как носитель определенных прав и обязанностей.

Правоотношение есть способ конкретизации отношений обществен­ного производства. В общественно-производственных отношениях выра­жаются прежде всего отношения между основными классами общества; в правовых отношениях выражаются отношения между конкретными лица­ми как представителями этих классов. Участники правовых отношений лишь в том случае выступают в них не как абстрактные индивиды, а как представители определенных классов, если анализ правоотношений при­водит к выявлению индивидуальных интересов, удовлетворение которых они обеспечивают, и если эти индивидуальные интересы объясняются через классовый интерес, одним из конкретных способов выражения ко­торого они являются. В социалистическом государстве, где нет антагони­стических классов и антагонистических интересов, общественная природа правового отношения проявляет себя в том, что индивидуальный интерес его субъектов, удовлетворение которого правоотношением обеспечивает­ся, является одним из конкретных способов выражения охраняемого нор­мами советского социалистического права общественного интереса.

«...Правовые отношения, как и формы государства, не могут быть понятны ни из самих себя, ни из так называемого всеобщего развития че­ловеческого духа»[1080]. Уяснение сущности правоотношения предполагает изучение обстоятельств и факторов, лежащих за его пределами. Если вся­кое научное исследование должно проникнуть в сущность явлений для того, чтобы эти явления были познаны в их закономерности, то, как пра­вильно указывает проф. С. И. Аскназий, «и научное исследование граж­данско-правовых явлений должно пройти два этапа. Первый этап иссле­дования должен быть направлен на нахождение реальных общественных отношений (в социалистическом же обществе - и на выдвинутые государ­ством в связи с ними задачи и цели), которые лежат в основе действую­щих в гражданском обороте правовых норм и сложившихся правоотно­шений. Следующим этапом исследования является «обратный путь» - от экономической структуры данной общественной системы (и выдвинутых государством задач и целей) к познанию всего многообразия правовых институтов и отношений. В результате этого правовые явления, которые могли быть только описаны и систематизированы, оказываются объяс­ненными и обоснованными в своей необходимости, т. е. научно познан- ными»[1081]. Отправляясь от правоотношения через выраженный в нем инди­видуальный интерес к интересу социальному и материальным условиям общественной жизни, обусловливающим его формирование, мы возвра­щаемся к правоотношению не как к абстрактному явлению, а как к отно­шению, обладающему определенным социальным содержанием.

Интерес, охраняемый правом, составляет цель и предпосылку субъ­ективной воли, которая формируется под влиянием интереса, укрепляется в процессе его осознания, выступает как осознанный интерес и является средством его удовлетворения. Если индивидуальный интерес предопре­деляется материальными условиями общественной жизни и выражает со­бою интерес класса или всего общества в социалистическом государстве, то индивидуальная воля в своем содержании определяется объективно­детерминированным, сониально-предопределенным и индивидуально-вы­раженным интересом. Юридическую охрану получает при этом не всякий, а лишь такой индивидуальный интерес, который совпадает с интересами социалистического государства или не противоречит им. Соответствие интересов личности интересам всего советского народа определяется тем, что как индивидуальный, личный, так и коллективный, общегосударст­венный интерес вырастают из одного и того же источника - из экономи­ческого базиса социалистического общества, из материальных условий его жизни, «из факта ликвидации капиталистического строя, из факта по­беды социалистического строя в СССР»[1082], из того, «что в обществе нет уже больше антагонистических классов, что общество состоит из двух дружест­венных друг другу классов, из рабочих и крестьян»[1083], что «советское общест­во, освобожденное от эксплуатации»[1084], «свободно от классовых столкнове­ний и представляет картину дружественного сотрудничества рабочих, крестьян, интеллигенции»[1085], что «на основе этой общности и развернулись такие движущие силы, как морально-политическое единство советского общества, дружба народов СССР, советский патриотизм»[1086].

Охраняя интересы советских граждан, государственных предпри­ятий и учреждений, кооперативно-колхозных организаций, советское право охраняет тем самым интересы социалистического общества, ин­тересы всего советского народа. Свое конкретное выражение эти инте­ресы получают в правовом отношении. Поэтому, определяя содержание гражданского правоотношения через совокупность правомочий и обя­занностей его субъектов, мы должны постоянно иметь в виду и тот ин­терес, который ими охраняется и к удовлетворению которого приводит их осуществление.

<< | >>
Источник: Иоффе О. С.. Избранные труды по гражданскому праву: Из истории цивилистической мысли. Гражданское правоотношение. Критика теории «хозяйствен­ного права». 2009

Еще по теме ГЛАВА III СОДЕРЖАНИЕ ГРАЖДАНСКОГО ПРАВООТНОШЕНИЯ. ВОЛЯ И ИНТЕРЕС В ОТНОШЕНИЯХ ГРАЖДАНСКОГО ПРАВА:

  1. ГЛАВА II ОСНОВНЫЕ ЧЕРТЫ И СТРУКТУРНЫЕ ОСОБЕННОСТИ ГРАЖДАНСКОГО ПРАВООТНОШЕНИЯ. ОТНОШЕНИЯ АДМИНИСТРАТИВНОГО И ГРАЖДАНСКОГО ПРАВА
  2. ОСНОВЫ ГРАЖДАНСКОГО ПРАВА Глава 8. ГРАЖДАНСКОЕ ПРАВО И ПРАВООТНОШЕНИЕ
  3. Глава III ИМУЩЕСТВЕННЫЕ ОТНОШЕНИЯ, РЕГУЛИРУЕМЫЕ СОВЕТСКИМ ГРАЖДАНСКИМ ПРАВОМ
  4. Государство, как и другие субъекты гражданского права, может участвовать в гражданско-правовых отношениях
  5. Иоффе О. С.. Избранные труды по гражданскому праву: Из истории цивилистиче- ской мысли. Гражданское правоотношение. Критика теории «хозяйствен­ного права». 2009, 2009
  6. ГЛАВА V СУБЪЕКТНЫЙ СОСТАВ ГРАЖДАНСКИХ ПРАВООТНОШЕНИЙ. АБСОЛЮТНЫЕ И ОТНОСИТЕЛЬНЫЕ ПРАВА
  7. Понятие и содержание гражданских процессуальных правоотношений
  8. 8.3. Понятие, особенности, содержание и виды гражданских правоотношений
  9. 1.1. В теории права принято различать объект гражданского права и объект гражданского правоотношения.
  10. Гражданское правоотношение и механизм гражданско-правового регулирования общественных
  11. § 1. Эволюция представлений о предмете гражданско-правового регулирования и гражданском правоотношении
  12. 10. СУБЪЕКТЫ ГРАЖДАНСКИХ ПРАВООТНОШЕНИЙ. ОРГАНЫ ВНУТРЕННИХ ДЕЛ КАК УЧАСТНИКИ ГРАЖДАНСКОГО ПРОЦЕССА