<<
>>

§ 3. Личная собственность

Право личной собственности гражданина. Понятие права личной собственности в качестве особой юридико-экономической категории, как и сам обозначающий это понятие термин, впервые появляются лишь в Конституции СССР 1936 г.

Законодательство, введенное в действие ранее, и, в частности, гражданские кодексы союзных республик, принятые в 20-х годах, говорили не о личной, а только о частной собственности. И хотя в многочисленных конкретных своих правилах закон проводил су­щественно расходящиеся установки по отношению к частнокапиталисти­ческой и частнотрудовой собственности, закрепленное им общее понятие распространялось на все виды индивидуальной собственности в СССР, как бы последние ни отличались друг от друга по своему социальному и классовому содержанию. Это обстоятельство оказывало решающее влия­ние на современную ему гражданско-правовую литературу.

Сперва анализ частной собственности сводился едва ли исключи­тельно к освещению частнокапиталистической собственности[637], и только в работах, относящихся всецело к индивидуальным имущественным пра­вам, затрагивалась частнотрудовая, а также иная, не связанная с ведением индивидуального хозяйства, собственность граждан[638].

Затем начали появ­ляться работы, которые останавливались на самой общей характеристике частной собственности, не выходя за очерченные гражданским законом границы ее дозволенности и вовсе не упоминая об отдельных ее разно- видностях[639]. Но к середине 30-х годов в теоретических исследованиях по затрагиваемой тематике наметился явный перелом. Особенно показателен в этом отношении изданный в 1925 г. Курс советского хозяйственного права, соответствующие части которого, обращенные к характеристике видов собственности в СССР, написаны Л. Я. Гинцбургом, а касающиеся частной собственности - Г.
Н. Амфитеатровым.

Первый из них, выделяя вслед за гражданским законом частную соб­ственность как один из трех возможных в советских условиях видов соб­ственности вообще, конкретизирует ее содержание следующим образом: «Мы имеем некую ничтожную дробь государственного капитализма и частнохозяйственного капитализма в виде известного процента кулацких хозяйств в районах несплошной коллективизации, нескольких концесси­онных предприятий... и имущества, принадлежащего иностранным фир­мам, допущенным к производству операций в СССР. Существенное зна­чение имеет еще частная собственность мелких самостоятельных товаро­производителей: завтрашних колхозников - единоличников и завтрашних членов промартелей некооперированных еще кустарей и ремесленников. Наконец, на праве частной собственности колхозники владеют и распо­ряжаются своим личным добавочным хозяйством, необобществленной часть своего хозяйства»[640]. Итак, от концессий и кулацких хозяйств до при­усадебного хозяйства колхозников - все подведено под рубрику частной собственности. Исключение сделано лишь для имущества рабочих и слу­жащих, но не в форме позитивной его квалификации, а посредством про­стого о нем умолчания.

В отличие от этого, второй автор четко разграничивает капиталистиче­скую и трудовую частную собственность, отмечая, что «ограничения, уста­новленные законом для осуществления трудовой частной собственности, преследуют в конечном счете цели ее социалистического переустройства», тогда как ограничения, направленные против частнокапиталистической собственности, «с самого начала преследовали цели ее вытеснения, а на определенном этапе социалистического наступления... полной ликвида- ции»[641]. Но он идет дальше, выделяя в качестве особого, нового вида собст­венности личную собственность граждан, не просто гармонически совме­щаемую с социалистической экономикой, а вытекающую из нее самым не­посредственным образом, поскольку «личная или индивидуальная собст­венность у нас есть известная часть совокупного общественного продукта, поступающая в распоряжение трудящихся - отдельных членов общества в соответствии с количеством и качеством затраченного каждым из них тру- да»[642].

Нетрудно заметить, что в изложенных суждениях в значительной сте­пени предвосхищена градация видов собственности, получившая вскоре конституционное закрепление: после ликвидации частнокапиталистической собственности сохраняется как известный остаточный вид полностью не­преодоленных экономических отношений собственность мелких частных хозяйств единоличных крестьян и кустарей, но в то же время окончательно складывается как свойственный социализму новый вид экономических от­ношений личная собственность советских граждан.

Начиная с момента конституционного признания личной собствен­ности в 1936 г. и на всем протяжении последующего времени вплоть до наших дней не прекращается вызванная ею по самым разнообразным пра­вовым проблемам оживленная научная дискуссия. Эта дискуссия должна приобрети новые очертания на почве юридических норм о праве личной собственности, закрепленных Конституцией СССР 1977 г.

Во-первых, не исчерпан научный спор относительно того, имеют ли в виду конституционные нормы личную собственность лишь как правовой институт или одновременно и как определенное экономическое явление.

Косвенно эта проблема впервые была поднята Р. О. Халфиной в свя­зи с упоминаемыми Конституцией в числе прочих объектов личной соб­ственности трудовыми сбережениями граждан. Если рассматривать по­следние только как сбережения, находящиеся в фактическом обладании гражданина, тогда они закрепляются исключительно правом собственно­сти. При более широкой их трактовке, распространяющейся, например, на вклады в сберегательных кассах, пришлось бы для юридического опо­средствования личной собственности привлекать также отдельные обяза­тельственные правоотношения. Р. О. Халфина так и поступает, склоняясь, однако, не к признанию конституционного понятия личной собственности соединением элементов правовых и экономических, а к выводу о сущест­вовании права личной собственности в узком и широком смысле, погло­щающем наряду с собственническими некоторые обязательственные пра- вомочия[643].

Какова суть широкого понятия права собственности, где при таком логическом его объеме лежит граница между ним и смежными пра­вовыми понятиями, почему, включая правоотношения обязательственного типа, оно все же остается понятием о праве собственности, - эти неиз­бежно порождаемые изложенной концепцией вопросы не только не реше­ны, но и не поставлены автором.

Иную позицию по тому же поводу занял А. А. Ерошенко. Подобно различию между собственностью и правом собственности вообще он раз­граничивает также личную собственность в экономическом смысле, регу­лируемую разнообразными правовыми институтами, и в юридическом смысле, выступающую уже только как право собственности. В первом случае ею охватываются трудовые сбережения любых видов, включая находящиеся на вкладе в сберегательной кассе. Во втором случае к ней относятся лишь трудовые сбережения в натурально-вещественной форме с тем, что при помещении денег на вклад в сберегательной кассе возни­кают обязательственные правоотношений[644]. Автор ничего прямо не гово­рит о соотношении различаемых им понятий с конституционной нормой о личной собственности. Но этим ни в какой мере не опорочивается пра­вильность отстаиваемых им основополагающих принципов, из которых с неоспоримостью вытекает безошибочная оценка и самой конституцион­ной нормы, рассчитанной не на одну лишь обрисовку экономического содержания личной собственности, а в первую очередь на юридическое закрепление одноименных субъективных прав граждан.

Во-вторых, не умолкают споры относительно социальной сущности права личной собственности и конкретно-исторических условий, с кото­рыми связано его формирование.

Ученые, придающие основное значение тому обстоятельству, что личная собственность производна от собственности социалистической, расценивают ее как явление, специфическое только для социалистическо­го общества, а в пределах последнего не распространяющееся на собст­венность мелких частных хозяйств единоличных крестьян и кустарей вви­ду отсутствия прямой связи между ними и социалистической системой хозяйства[645].

Среди приверженцев этого господствующего в науке направ­ления разногласия возникают лишь при истолковании самого признака производности, который, по мнению одних, предопределяется основным источником образования личного имущества, какими бы ни были допол­нительные имущественные поступления, а по мнению других, ориентиру­ется на источник воспроизводства личной собственности как специфиче­ского общественного отношения, каким бы образом тот или иной объект гражданином ни приобретался.

Приверженцы другого, менее представительного направления относят к личной собственности имущество не только мелких частных хозяйств единоличных крестьян и кустарей в социалистическом обществе[646], но и про­летариев в обществе капиталистическом[647] . Исходным поводом к подобным суждениям явилась структура самой ст. 10 Конституции СССР 1936 г., уде­ляющей главное внимание кругу объектов права личной собственности и почти не затрагивающей характеристики источника его возникновения. А поскольку в числе таких объектов упоминается подсобное домашнее хозяй­ство, возникло предположение, что ст. 10 формулирует общее правило о личной собственности, в то время как ее особым разновидностям посвяще­ны специальные нормы, включая ст. 9 Конституции СССР, предусматри­вающую собственность мелких частных хозяйств единоличных крестьян и кустарей. При этом не учитывается, что «развитие социалистической собст­венности влечет за собой и рост личной собственности», тогда как, «наобо­рот, развитие социалистического хозяйства влечет за собой отмирание ос­татков мелкого частного хозяйства»[648], а, несовместимые друг с другом по своей социальной сущности, указанные явления не могут быть соединены посредством одной и той же научной категории[649].

Тем не менее их единство нередко отстаивалось и впоследствии, причем иногда даже в более широком плане, с выходом за пределы со­циалистического общества и привлечением к этому единству пролетар­ской собственности общества буржуазного.

Достигается такой результат путем переноса центра тяжести либо на целевое назначение используемых объектов, либо на конкретные условия их приобретения. Так, П. П. Каськ включил собственность трудящихся при капитализме в разряд личной собственности потому, что она используется ее обладателем в потреби-

тельских целях[650]. Что при помощи такого критерия можно выявить соци­альное назначение отдельных имущественных объектов, но не природу собственности как единого общественного отношения, - это не смущает автора ни в малейшей степени. Другим путем к тождественным выводам пришел В. П. Корниенко, отмечающий, что при отсутствии средств про­изводства, а значит, и возможности самостоятельно создавать необходи­мые жизненные блага, пролетарий, вынужденный работать в капитали­стическом хозяйстве, приобретает собственность, которая по этой причи­не становится производной от собственности буржуазной, но, образуемая благодаря личным трудовым усилиям собственника, она должна считать­ся не частной, а личной собственностью[651]. Бьющие в глаза противоречия между своими выводами и их обоснованием автор оставляет незамечен­ными, не испытывая каких-либо неудобств и от такого перемещения ак­центов, которое ставит способы приобретения имущества на ступень бо­лее значимой детерминирующей силы, чем господствующий строй эко­номических отношений. Но во всем этом и проявляются коренные недос­татки второго направления сравнительно с важными преимуществами первого, потому и нашедшего законодательное признание в Основах[652], что оно правильно отражает реальное положение вещей. Тот же факт, что в Конституции СССР 1977 г. собственность мелких частных хозяйств во­обще не упоминается, свидетельствует скорее об утрате ею в современ­ных условиях сколько-нибудь осязаемого веса, чем о подведении ее под общее понятие личной собственности.

В-третьих, немало усилий было потрачено на разработку научно обоснованного и вместе с тем четко сформулированного понятия личной собственности.

Одно из первых его определений принадлежит В. А. Тархову. Оно гласит, что право личной собственности есть «право граждан владеть, пользоваться и распоряжаться имуществом, полученным ими в качестве дохода от участия в социалистическом хозяйстве, от подсобного хозяйст­ва и гражданско-правовых сделок»[653]. Главный недостаток приведенной формулы состоит в перечислении ею возможных способов приобретения личного имущества. Не говоря о том, что при образовании понятия права собственности всех других видов аналогичный перечень никогда не при­водится, он страдает и своими особыми погрешностями, не будучи ни исчерпывающим (опущено, например, наследование), ни специфическим для одной только личной собственности (упоминаются, например, граж­данско-правовые сделки).

Избежать отмеченных недостатков в значительной мере удалось Р. О. Халфиной, для которой право личной собственности - это «право гражданина владеть, пользоваться и распоряжаться имуществом, являю­щимся предоставленной ему в организованном порядке (главным образом в порядке распределения по труду) частью совокупного общественного продукта либо продукцией его подсобного хозяйства для удовлетворения его материальных и культурных потребностей»[654]. В ее определении пра­вильно подчеркнута решающая роль распределения по труду, отражаю­щего такой важнейший признак личной собственности, как производность от собственности социалистической. Но указание на подсобное хозяйство, которым, естественно, специфика личной собственности ознаменована быть не может, столь же излишне в данном случае, как указание на граж­данско-правовые сделки в определении В. А. Тархова.

Существенные, и притом почти исключительно существенные, черты права личной собственности привлечены к определению, разработанному Д. Ф. Еремеевым. Подходя к этому праву как к самостоятельному юриди­ческому институту, Д. Ф. Еремеев рассматривал его в виде системы норм, закрепляющих «личное присвоение трудящимися (главным образом в со­ответствии с количеством и качеством труда) части совокупного общест­венного продукта в целях максимального удовлетворения их материаль­ных и культурных потребностей, предоставляя им правомочия по владе­нию, пользованию и распоряжению присвоенными предметами, в процес­се осуществления которых личный собственник вступает в другие дозво­ленные законом правоотношения»[655]. Спору нет, приведенная цитата слиш­ком громоздка, чтобы притязать на завершенность научной формулиров­ки. Но в ней имеется немалый резерв для сокращений, вроде, например, концовки, где речь идет о вещах самоочевидных, или особого подчерки­вания в самом начале распределения по труду, излишнего уже по одной только той причине, что в дальнейшем общим образом отмечается обра­зование личной собственности за счет определенной части совокупного общественного продукта. Но родовые свойства права собственности (триада правомочий как форма присвоения) здесь представлены, а ре­шающие признаки права личной собственности (производность от социа­листической и предназначенность для удовлетворения материальных и культурных потребностей граждан) приведены[656]. Все это и могло бы со­ставить основу для такого словесного выражения одного из коренных цивилистических понятий, которое, обретя необходимое филологическое совершенство, полностью соответствовало бы реальным запросам науки и практики.

Ввиду потребительского характера права личной собственности од­ним из самых ценных и вместе с тем наиболее важных его материальных объектов становится жилое строение. Этот объект привлек к себе самое большое количество правовых норм, образующих рассматриваемый пра­вовой институт. На нем сосредоточено и основное внимание исследова­ний, обращающихся к сопряженной с личной собственностью конкретной проблематике.

Так, долгое время дискутировался вопрос о правовых формах обла­дания несколькими гражданами единым жилым строением. Наряду с кон­цепцией общей собственности в литературе отстаивалась возможность образования при определенных условиях индивидуальной собственности на часть дома, и лишь поскольку выделение обособленных частей не уст­раняет совместного обладания нераздельными конструкциями, в указан­ных рамках предлагали совмещать индивидуальную собственность на жилой дом с общей[657]. В последнем смысле и были формулированы необ­ходимые нормы сперва в постановлении Совета Министров СССР от 31 июля 1957 г. «О развитии жилищного строительства в СССР»[658], а затем в ст. 25 Основ гражданского законодательства.

Не менее спорна проблема одновременного обладания жилым домом и дачным помещением. При буквальном толковании адресованного граж­данам законодательного запрета сосредоточивать в руках семьи более одного дома или его части такое соединение допускать нельзя[659]. Если же учитывать разное целевое назначение двух этих объектов, недопусти­мость обладания одним из них при наличии другого едва ли могла бы по­лучить убедительное обоснование[660]. Однако гражданские кодексы подав­ляющего большинства союзных республик к обсуждаемому вопросу не обращаются, и возможность иметь на праве личной собственности как жилой дом, так и дачное помещение прямо предусмотрена только в ст. 105 ГК Грузинской ССР.

Не перестает также обсуждаться целесообразность общего нормиро­вания размеров жилой площади, приходящейся в индивидуальных домах на самого собственника и членов его семьи. Погрешности такого норми­рования усматривают в его универсальности, не зависящей от того, оди­нок ли собственник или представляет многочисленную семью, как и в неоправданности положения, при котором гражданин, возводящий дом за счет собственных средств, не может обзавестись большей жилой площа­дью, чем выделяемая нанимателям в государственных домах[661]. Тем не ме­нее действующий закон в закрепленное им общее правило такого рода вносит только один корректив, допуская для больших семей и тех, кто имеет право на дополнительную площадь, увеличение размера собствен­ного дома не свыше предельных норм, применяемых к нанимателям жи­лых помещений в домах местных Советов.

Помимо важнейших объектов личной собственности, исследователь­ская мысль сосредоточивалась на выявлении путей обеспечения усилен­ной ее охраны, изыскивая не только оптимальные методы усовершенство­вания известных советскому закону юридических средств (виндикацион­ные и негаторные иски), но и возможность использования таких охрани­тельных способов, которые пока еще не нашли в нем своего отражения. В числе последних выделяется приобретательная давность, которая никогда не переставала вызывать эпизодические научные отклики[662], а в годы, предшествовавшие второй кодификации советского гражданского зако­нодательства, подвергалась особенно детальному рассмотрению[663].

Защитники идеи включения этого института в советский граждан­ский закон с большой тщательностью обсуждали различные варианты наиболее целесообразного его конструирования, ведя друг с другом спор о том, применять ли приобретательную давность только к добросовестно­му или также к недобросовестному владельцу, признавать ли ее истекшей в силу истечения исковой давности, или, наоборот, считать исковую дав­ность погашенной для прежнего собственника со времени приобретения его имущества по давности владения другим лицом и т. п. Ограничивая действие приобретательной давности объектами личной собственности, они полагали, что таким образом получат надежную защиту интересы собственника, который в подтверждение своего права не может сослаться ни на какие другие основания, кроме длительного владения вещью, и бу­дет полностью устранена неопределенность имущества по истечении по­гасительной давности, когда собственник истребовать его не может, а владелец права собственности на него не приобретает.

Противники приобретательной давности со своей стороны указыва­ли, что благодаря фактической презумпции добросовестности владения подлинный собственник в своих интересах защищен и без этого институ­та. Что же касается неопределенности в правовом положении имущества после истечения погасительной давности, то, по их мнению, лучше сохра­нить такую неопределенность, чем закреплять имущество за лицом, заве­домо не являющимся его собственником. К этой позиции склонился и законодатель. Рекомендация о введении приобретательной давности вос­принята не была. Но в Основах и новых кодексах проведен ряд других важных мер по усилению защиты права собственности вообще, в том чис­ле и права личной собственности (установлена всеобщая виндикационная и негаторная защита титульных владельцев наряду с собственниками, признан обоснованным виндикационный иск в споре с добросовестным приобретателем при безвозмездном приобретении имущества и пр.). Обеспечиваемая гражданским законом многообразная охрана воплощен­ных в праве личной собственности интересов сообразуется с начертанны­ми им же пределами надлежащего осуществления этого права. Как неиз­менно подчеркивается в советской цивилистической литературе, указан­ные пределы направлены не на ограничение личной собственности, а на создание правового режима, полностью адекватного действительной его социальной сущности[664]. Об этом свидетельствует и такое предъявляемое к ней существенное требование, как обязательность использования в потре­бительских целях с решительным пресечением каких бы то ни было по­пыток извлечения имущественных выгод нетрудовым путем. А в связи с этим требованием возникла необходимость во всестороннем анализе и четком формулировании самого понятия нетрудового дохода.

Казалось бы, один из неотъемлемых признаков этого понятия пред­ставлен уже самим обозначающим его термином, и для признания дохода нетрудовым нужно во всяком случае, чтобы он имел нетрудовое проис­хождение в виде «материальных ценностей, не эквивалируемых теми или иными трудовыми затратами»[665]. Очевидно, однако, что ставить точку на одном только указанном признаке нельзя, ибо закон все же допускает от­дельные основания имущественных приобретений (дарение, наследова­ние, лотерейные выигрыши и др.), не обусловленные трудовыми затрата­ми приобретателя. Недостаточность созданного таким путем единого по­нятия иногда доказывают ссылкой также на смежные, прямо к делу не относящиеся, явления, вроде недозволенных промыслов, доходы от кото­рых хотя и предполагают определенные трудовые вложения, но вследст­вие этого не становятся доходами правомерными. Отсюда выдвигаемые в литературе разнообразные иные признаки, которые либо комбинируются с приведенным, либо вводятся взамен него.

Замена признаков наблюдается в случаях, когда нетрудовым объяв­ляют незаконный доход[666]. Тем самым в сущности понятие нетрудового дохода становится излишним, поскольку требуемые юридические санкции могут быть применены уже просто ввиду незаконности имущественных приобретений без учета трудового или нетрудового их происхождения[667].

Комбинированный критерий одного порядка приводит к признанию нетрудовым такого дохода, который одновременно отвечает двум призна­кам: подразумевается доход, «полученный приобретателем неправомер­ным способом и без приложения собственного труда»[668], или, что то же самое, извлеченный «в результате правонарушения, причем не за счет личного труда, а за счет иных источников»[669]. Нетрудно заметить, что в этом случае, если выявлен первый признак - неправомерность имущест­венных приобретений, незачем для реализации санкции юридической нормы обращаться ко второму признаку - извлечению доходов не за счет личного труда.

Комбинированный критерий другого порядка строится на том, что нетрудовым в юридическом смысле должен быть признан всякий доход, обладающий аналогичной экономической характеристикой, кроме случа­ев дозволенности его извлечения по прямому указанию закона. В нега­тивном выражении этот критерий так и определяют: доход, извлеченный без приложения собственного труда, является нетрудовым, если его пра­вомерность не вытекает из закона[670]. В позитивном виде он звучит несколь­ко иначе, но смысл остается тем же: нетрудовой доход - это «имущест­венное приращение, поступающее к индивиду по юридически допускае­мым основаниям, но не имеющее в качестве эквивалента указанные в за­коне затраты приобретателя и являющееся в силу этого недозволенным увеличением его имущества»[671]. Отсюда следует, что когда доход неправо­мерен, основанием применения соответствующих санкций служит именно его неправомерность (например, извлечение посредством недозволенного промысла). При отсутствии признаков конкретной неправомерности до­ход объявляется противоправным единственно по основанию нетрудового его происхождения (например, получения в результате сдачи внаем раз­ных видов личного имущества по превышающим стоимость износа став­кам наемной платы). Но и нетрудовой доход обретает качество правомер­ности, если это прямо предусмотрено законом (например, взимание лич­ными собственниками жилых домов квартирной платы в пределах уста­новленных ставок).

Научная дискуссия, концентрирующаяся вокруг понятия нетрудового дохода, все еще далека от полного исчерпания. Но как бы разнообразны ни были выдвигаемые в связи с нею теоретические конструкции, все они, при несовпадении исходных посылок и конечных рекомендаций, преследуют одну и ту же общую цель: предотвращая искажение подлинной сути личной собственности, максимально содействовать всемерному ее упрочению на базе гармонического сочетания с общественными интересами, с господ­ствующим в СССР социалистическим строем общественных отношений.

Право личной собственности колхозного двора. В то время как впервые закрепленное Конституцией СССР 1936 г. общее понятие личной собственности было в значительной степени цивилистической доктриной предвосхищено, первое упоминание о личной собственности колхозного двора совпало с конституционным ее закреплением, и лишь после этого она вовлекается также в орбиту многосторонних теоретических исследо­ваний. Но уже с самого начала было подчеркнуто, хотя впоследствии и вызывало споры, что нужно различать два вида права личной собственно­сти, персонифицируемые гражданином в одном случае и колхозным дво­ром в другом[672] . При этом в анализе личной собственности второго вида главное внимание сперва сосредоточивается не столько на специфиче­ском источнике ее образования, предопределяемом преимущественным значением доходов от труда в колхозном хозяйстве, сколько на ее субъек­тивном составе, очерчиваемом сообразно с тем, как истолковывается по­нятие самого колхозного двора.

«Право личной собственности колхозного двора, - писал в 1938 г. П. Е. Орловский, - нельзя отождествлять с правом личной собственности, установленным ст. 10 Конституции. Личная собственность колхозного двора имеет свои особенности. Это правовое различие заключается в том, что субъектом права личной собственности колхозного двора является не каждый член колхозного двора... а колхозный двор в целом, без указания долей членов двора в отдельности. В этом, между прочим, заключается и одно из отличий права личной собственности колхозного двора от общей собственности»[673]. И достаточно было изобразить колхозный двор в обли- чьи носителя единой правосубъективности, как уже не составило особого труда вывести умозаключение о том, что его собственность также являет­ся не общей, а односубъектной.

Это умозаключение оказалось неизбежным и для Д. М. Генкина, ко­торый, поддержав П. Е. Орловского на сессии ВИЮНа 1946 г. в вопросе правосубъектности, а стало быть, и носителе права собственности в иму­ществе колхозного двора, довел его мысль до логически завершенного

состояния: «Поскольку колхозный двор - особый субъект права, а не про­сто несколько физических лиц - отдельных субъектов права, - постольку он может быть признан юридическим лицом»[674]. Сделанный вывод оказал­ся, однако, настолько ошеломляюще прямолинейным, что не мог не вы­звать бурного критического резонанса, с особой силой прозвучавшего в устах Г. Н. Полянской, которой удалось обнаружить и ошибочность по­сылок, и полное его несоответствие реальной жизненной ситуации. Поя­вился он вследствие забвения специфики колхозного двора, в котором соединяются два взаимосвязанных начала - трудовое и семейное. А если бы то и другое учитывалось в достаточной степени, не могло бы остаться незамеченным, что выход из колхозного двора, выделы и разделы в его имуществе не имеют ничего общего ни с природой юридического лица, ни с важнейшими свойственными ему качествами. Отсутствует также должная обособленность как в имуществе, так и в ответственности кол­хозного двора и его членов. Что же касается организационного единства, то вследствие регистрации оно не приобретается колхозным двором в такой же мере, как и обязательно регистрируемыми в сельской местности хозяйствами рабочих и служащих[675].

Все это вместе взятое производило такое неизгладимое впечатление, что побудило Д. М. Генкина пересмотреть свои взгляды и, вместо призна­ния колхозного двора юридическим лицом, вернуться в 1951 г. вновь к квалификации его лишь как особого субъекта права[676]. Вскоре к той же идее присоединился И. В. Павлов, который объявил ее единственно пра­вильной потому, что ему казалось, будто колхозный двор в качестве еди­ного целого «имеет определенные права (на пользование приусадебной землей, на владение предметами личной собственности, на получение оп­ределенных льгот и т. п.) и несет определенные обязанности (уплата нало­га, обязательные сельскохозяйственные поставки государству и т. д.)», а «регистрация... является официальным юридическим признанием данного семейно-трудового объединения как самостоятельной хозяйственной еди­ницы и самостоятельного носителя (субъекта) прав и обязанностей»[677]. На­сколько убедительно последнее соображение, - явствует из полемики по совпадающему поводу между Д. М. Генкиным и Г. Н. Полянской. Впро­чем, и все другие критические замечания Г. Н. Полянской против теории «колхозный двор - юридическое лицо» с одинаковой неоспоримостью могут быть обращены против теории «колхозный двор - особый субъект права». Но, что еще более существенно, она же в конце 40-х годов пред­ложила и единственно правильное позитивное решение рассматриваемой проблемы.

Право собственности колхозного двора, - писала уже тогда Г. Н. По­лянская, - есть «совместная семейно-трудовая собственность отдельных его членов». Последние сообща работают лишь в подсобном хозяйстве, а их труд в колхозе в смысле учета и оплаты строго индивидуален. Это оз­начает, что «момент трудовой связи между членами колхозного двора в осуществлении семейного хозяйства играет значительно меньшую роль, чем в дворе единоличном. Отсюда - повышение удельного веса семейно­го начала в семейно-трудовом объединении колхозного двора». А перенос центра тяжести с трудового на семейное начало невозможно совместить с признанием колхозного двора особым субъектом права. Он свидетельст­вует как раз об обратном - о многосубъектности этого социального обра­зования и, следовательно, о принадлежности приурочиваемого к нему имущества не двору как некоему нерасчлененному единству, а членам двора как участникам общей собственности. И такое построение тем бо­лее логично, что «конститутивным признаком совместной собственности колхозного двора является момент совместного пользования; источником же ее приобретения могут быть как совместный труд, так и индивидуаль­ные вложений»[678].

Неудивительно поэтому, что именно его и воспринял закон, а после проведения новой кодификации советского гражданского законодательст­ва в 1961 - 1964 гг., легально провозгласившей многосубъектность кол­хозного двора, и затем после принятия нового Примерного устава колхоза 1969 г., введшего для той же ячейки удвоенное наименование - «семья колхозника (колхозный двор)», вывод об относимости связанных с нею собственнических отношений к разряду общей, и притом общей совмест­ной, собственности больше никем уже сомнению не подвергался. Отныне в цивилистической литературе он формулируется без всяких возрождаю­щих дискуссию оговорок, а в литературе по колхозному праву признание единой правосубъектности колхозного двора полностью выходит из науч­ного употребления[679].

Помимо прослеженной в доктринальном ее развитии указанной об­щей проблемы, в советской цивилистической науке анализируются и от­носящиеся к собственности колхозного двора многочисленные частные вопросы (о порядке управления, о выделах и разделах и др.)[680]. Но они уже тяготеют к конкретно-практической стороне дела настолько, что в общей характеристике истории советской цивилистической мысли могут быть оставлены вне пределов специального рассмотрения.

ГЛАВА 2

<< | >>
Источник: Иоффе О. С.. Избранные труды по гражданскому праву: Из истории цивилистической мысли. Гражданское правоотношение. Критика теории «хозяйствен­ного права». 2009

Еще по теме § 3. Личная собственность:

  1. § 3. ЛИЧНАЯ СОБСТВЕННОСТЬ
  2. ВАША ЛИЧНАЯ СВЯЗЬ С КОСМИЧЕСКОЙ СЕТЬЮ
  3. Физическое тело — личная машина вознесения
  4. Используем инструменты на практике: личная история
  5. § 5. личная ответСтвенноСть учаСтников корПорации По ее долгам 1. Случаи «проникающей ответственности» в корпоративном праве
  6. § 1. Экономические и юридические отношения собственности 1. Собственность как экономико-правовая категория
  7. 7. СОБСТВЕННОСТЬ КАК ЭКОНОМИЧЕСКАЯ КАТЕГОРИЯ: СУЩНОСТЬ, ФОРМЫ, ЗАКОНЫ. МЕТОДЫ ИЗМЕНЕНИЯ ФОРМ СОБСТВЕННОСТИ
  8. 3.2 Собственность в экономической системе, ее типы и формы. Реформирование собственности
  9. Глава III. Право собственности § 1. Понятие права собственности и развитие этого института в Риме
  10. § 2. Право собственности как юридическая категория 1. Понятие и содержание права собственности
  11. Жилищная собственность как разновидность общей долевой собственности
  12. УЧЕНИЕ О ПРАВЕ СОБСТВЕННОСТИ § 1. Понятие и виды права собственности
  13. Собственность и хозяйствование. Теория «пучка прав собственности»
  14. ОТДЕЛ ВТОРОЙ. Превращениемелкой частной собственности в капитали­стическую собственность и связанные с последней пра­вовые институты.
  15. Раздел II. ПРАВО СОБСТВЕННОСТИ Глава 4. СОБСТВЕННОСТЬ И ПРАВО СОБСТВЕННОСТИ
  16. Статья 30.1. Государственная регистрация права собственности на земельный участок при разграничении государственной собственности на землю
  17. 2. Формы собственности и право собственности
  18. Собственность и основные формы ее экономической реализации Сущность собственности, ее место в экономической системе
  19. Глава 7. Общие положения о праве собственности и вещном праве. Приобретение и прекращение права собственности.
  20. Статья 30.2. Государственная регистрация прекращения права собственности на земельный участок или земельную долю вследствие отказа от права собственности