<<
>>

§3 Закона о ценах на зерно ответчик обязан принимать по минимальной цене предложенное производителем зерно, если данная цена не может быть получена на свободном рынке.

Закон говорит здесь о приеме зерна, а не о его закупке. По своей правовой природе данный прием зерна осуществляется не на основе заключения частноправового договора купли-продажи.

Цель приема зерна ответчиком заключается в том, чтобы гарантировать сельскохозяйственному производителю минимальную цену для обеспечения его существования. Таким образом, прием зерна представляет собой субсидирование сельского хозяйства, ведь ответчик-государство платит цену выше рыночной в качестве меры по поддержке сельского хозяйства».

И далее:

«Однако только из публично-правового характера цели еще нельзя заключить, что отношения между участниками приема зерна являются публично-правовыми. Ведомства могут использовать и частноправовые средства для достижения публично-правовых целей. Однако в пред. 1 абз. 1 §3 Закона о ценах на зерно цель и средства настолько сильно связаны друг с другом, что невозможно провести их рациональное разделение без разрыва тесно взаимосвязанных элементов содержания данной нормы и тем самым без нежелательного дробления возможностей судебной защиты.

Тем самым, несмотря на порой нечеткие формулировки ответчиком правил осуществления обязанности вмешательства в производство хлебного зерна общая картина и общий характер законодательного регулирования и его применения говорят в пользу единообразного, а именно публично-правового способа рассмотрения правового отношения, возникающего между участниками».

Тем самым ФАС обосновал публично-правовую природу требования о возврате излишне выплаченных денег.

Особую сложность проблема разграничения публичного и частного права приобретает в случаях, когда участниками имущественных отношений становятся различные публично-правовые образования: Российская Федерация, субъекты Федерации, муниципалитеты, а также их органы и создаваемые ими публичные учреждения (больницы, детские сады, коммунальные организации и т.д.).

Создаваемые публичной властью организации занимаются жизнеобеспечением населения (водоснабжением, энергоснабжением, транспортными услугами). Притом эти организации могут предоставлять услуги населению либо на основе частноправовых договоров, либо на основе публичного права. Российское законодательство о местном самоуправлении исходит из того, что для выполнения публичных задач, стоящих перед местным самоуправлением, органы местного самоуправления могут заключать различные договоры.

В таком случае возникающие имущественные отношения относятся к числу регулируемых нормами гражданского права. А это означает, что в данной сфере публично-правовые образования и их организации находятся в равном положении с другими участниками таких отношений — частными лицами.

Для частноправового типа регулирования характерно то, что при совершении гражданско-правовых договоров, при обмене товара на товар или услуги на деньги, как правило, не происходит дифференциации оценки товара, услуги в зависимости от финансовой состоятельности одной из сторон договора (см. ст. 426 ГК РФ «Публичный договор»).

Содержащаяся в решениях судов констатация того, что те или иные общественные отношения входят в предмет гражданского права и должны регулироваться на основе признания равенства сторон можно рассматривать в качестве одного из способов защиты основных экономических прав.

Сложилась целая группа решений Конституционного Суда России по гражданскому, предпринимательскому, финансовому законодательству, в которых КС РФ последовательно расширяет сферу частного права и тем самым обеспечивает защиту таких конституционных прав, как право на предпринимательство, право частной собственности.

Рассмотрим ряд решений такого рода.

1. Дело о проверке конституционности п. 7 ст. 21 Федерального закона о приватизации государственного имущества (постановление КС РФ от 25 июля 2001 г. No 12-П)072.

Фабула дела

Высший Арбитражный Суд РФ обратился в КС РФ с nросьбой проверить конституционность положения n.

7 ст. 21 Федерального закона от 21 июля 1997 г. «O nриватизации государственного имущества и об основах nриватuзации муниципального имущества в Российской Федерации» (далее — Закон о приватизации073 , согласно которому в случае невыполнения победителем коммерческого конкурса инвестиционных и (или) социальных условий, а также ненадлежащего их выполнения, в том числе нарушения nромежуточных или окончательных сроков выполнения таких условий и объемов их выполнения, объект nриватuзации, nриобретенный победителем коммерческою конкурса, подлежит безвозмездному отчуждению соответственно в государственную и муниципальную собственность. Высший Арбитражный Суд РФ посчитал uзложенное положение неконституционным, поскольку в соответствии с ним победитель коммерческою конкурса лишается средств, уплаченных по сделке nриватuзации.

При разрешении данного дела Конституционный Суд РФ столкнулся с необходимостью прежде всего провести разграничение между гражданским (частное право) и приватизационным законодательством (преимущественно публичное право).

Основной проблемой, которую предстояло разрешить для ответа на окончательный вопрос о конституционности проверяемой нормы, была проблема юридической природы меры, предусмотренной в п. 7 ст. 21 Закона о приватизации. Возникшая перед судом альтернатива состояла в следующем. Эту меру можно было рассматривать как частноправовой инструмент, т.е. как особую обеспечительную меру. Согласно ст. 329 ГК РФ исполнение обязательства может обеспечиваться неустойкой, залогом, удержанием имущества должника, поручительством, банковской гарантией, задатком и дрyгими способами, предусмотренными законом или договором.

Если же рассматривать отношения, возникающие между собственником-государством и приобретателем приватизируемого имущества, как публично-правовые, то юридическую меру, предусмотренную п. 7 ст. 21 Закона о приватизации, можно рассматривать и как разновидность административно-правовой ответственности.

На основе анализа природы отношений, возникающих между государством-продавцом и покупателями, Конституционный Суд РФ пришел к выводу об их частноправовой природе.

Он обратил внимание на то, что согласно ГК РФ имущество, находящееся в государственной и муниципальной собственности, может быть передано в собственность граждан и юридических лиц в порядке, предусмотренном законами о приватизации государственного и муниципального имущества; при приватизации государственного и муниципального имущества предусмотренные ГК положения, регулирующие порядок приобретения и прекращения права собственности, применяются, если законами о приватизации не предусмотрено иное (ст. 217), т.е. субсидиарно. Это означает, что по крайне мере, с момента принятия решения о приватизации имущества, при подготовке и заключении договора купли-продажи, в том числе с условиями, предусмотренными Законом о приватизации, в сфере указанных отношений применяются также нормы гражданского права.

Поэтому в отношениях, возникающих при приватизации государственного (муниципального) имущества, действует принцип свободы договора.

Признание данного факта, в свою очередь, означает, что стороны в договоре купли-продажи приватизированного объекта могут самостоятельно определять условия договора, помимо тех, которые имеют императивный характер. В частности, это может быть условие о порядке совместного определения сторонами договора того, выполняются ли инвестиционные и социальные условия (т.е. те условия, которые определяются в специальном договоре о выполнении инвестиционных и социальных условий, являющемся неотъемлемой частью договора купли-продажи объекта приватизации).

Установив гражданско-правовую природу анализируемых имущественных отношений, Конституционный Суд РФ прибегнул к конституционному истолкованию проверяемой нормы. Поскольку это частноправовая сфера, значит, нельзя удостоверять невыполнение условий конкурса в одностороннем порядке, столь характерном для административного права. Допустимость одностороннего порядка определения государством данного факта означала бы признание такого административно-правового порядка, который по сути влечет бесспорный возврат объекта государству (муниципалитету), что явилось бы чрезмерным посягательством на имеющееся у покупателя право владения.

КС РФ отметил, что на этапе подведения итогов выполнения инвестиционных и (или) социальных условий конкурса важно обеспечить соблюдение баланса интересов сторон по договору, чтобы исключить одностороннюю, административно-правовую оценку органами государства, которая влекла автоматический возврат объекта приватизации публичному собственнику. Отсюда следует, что факт невыполнения условий конкурса не может фиксироваться только самим продавцом — публичным собственником, без какого бы ни было участия другой стороны договора — победителя коммерческого конкурса, без учета его позиции при подведении итогов исполнения договора, тем более при наличии спора.

Кроме того, Закон о приватизации указывает, что не только невыполнение победителем конкурса инвестиционных и (или) социальных условий, но также ненадлежащее их выполнение, в том числе нарушение промежуточных или окончательных сроков либо неполное выполнение обязательств, может привести к таким связанным с имущественными потерями гражданско-правовым последствиям, как возврат объекта публичному собственнику. Однако оперируя понятиями «выполнение», «невыполнение», «ненадлежащее выполнение», «нарушение промежуточных и окончательных сроков выполнения или объема выполнения», законодатель не формулирует критериев, которые сами по себе без необходимых процедур позволяли бы разрешать споры о реальном исполнении договора, что предполагает использование средств судебной защиты.

В результате конституционного истолкования нормы п. 7 ст. 21 Закона о приватизации и опираясь на признание частноправовой природы анализируемых отношений, КС РФ обосновал позицию, согласно которой установление факта невыполнения инвестиционных и (или) социальных условий в случае спора возможно только в судебном порядке. В результате такого истолкования норма п. 7 ст. 21 Закона о приватизации утратила характер чрезмерного предпринимательского риска для покупателей.

Одна из главных функций гражданского права — справедливое распределение рисков между участниками имущественных отношений.

Только в этом случае обеспечивается стабильность хозяйственных связей. Чрезмерный предпринимательский риск противоречит базовым принципам частного права — прежде всего принципу стабильности и определенности субъективных прав.

Если бы КС РФ пошел по иному пути, признав, что проверяемая норма содержит принудительную меру административно-правового характера, тогда следовал бы вывод о том, что публичный собственник вправе в одностороннем порядке определять, выполняются ли инвестиционные и (или) социальные условия договора купли-продажи. А это означало бы признание конституционности возврата объекта приватизации публичному собственнику, поскольку имеется возможность прибегнуть к последующему судебному контролю.

Обосновав гражданско-правовую природу отношений, возникающих при приватизации объектов на основе конкурса и тем самым расширив предмет гражданского права, КС указал, что в судебном порядке, причем именно в порядке предварительного судебного контроля, должны разрешаться такие вопросы, как: 1) степень невыполнения покупателем инвестиционных или социальных условий; 2) наличие вины публичных собственников в невыполнении или ненадлежащем выполнении этих условий; 3) имеется ли необходимость производства расчетов между сторонами при возврате объекта приватизации, т.е. зачет взаимных требований (требований государства о возмещении вреда в тех случаях, когда объект приватизации потерял свою экономическую ценность, и требований покупателей в случаях возможного недобросовестного обогащения публичного собственника).

2. Дело по жалобе ОАО «Роснефть-Ямалнефтепродукт» на нарушение конституционных прав и свобод положениями ст. 11 Федерального закона «О государственном материальном резерве», которое также может служить примером расширения предмета гражданского права (Определение КС РФ от 7 июня 2001 г. No 139-О).

Фабула дела

ОАО «Роснефть-Ямалнефтепродукт» в своей жалобе в КС РФ просило проверить конституционность отдельных положений ст. 11 Федерального закона от 29 декабря 1994 г. «O государственном материальном резерве» (далее — Закон о госрезерве)074.

Оспариваемые положения Закона были применены арбитражным судом в деле по иску территориального управления Росрезерва РФ к ОАО «Роснефть- Ямалнефтепродукт».

Арбитражный суд исходил из того, что поскольку ОАО «Pocнефть-Ямалнефтепродукт» относится к числу организаций, на которые законом возложена публично-правовая обязанность по ответственному хранению матерuальных ценностей государственного резерва, отношения между территориальным управлением Росрезерва РФ и ОАО основаны на властном подчинении и не могут регулироваться нормами гражданского законодательства. В силу этого применению подлежат положения, содержащиеся в п. 3 и 4 ст. 11 Закона о госрезерве. При определении суммы вознаграждения за ответственное хранение материальных ресурсов суд применил п. 5 данной статьи.

По мнению заявителя, сумма долга территориального управления за три года (с 1997 по 1999 включительно) за хранение 25—15 тыс. тонн нефтепродуктов составила 46 млн 647 тыс. руб., однако по решению суда, основанному на оспариваемых нормах Закона, эта сумма исчислена в размере 86 тыс. 940 руб.

Заявитель обращал внимание на то, что ОАО не вправе отказаться от хранения материальных ценностей госрезерва из-за несогласия с оплатой расходов, т.к. п. 4 ст. 11 Закона о госрезерве обязывает организацию, которой установлены мобилизационные задания, обеспечить размещение, хранение, своевременное освежение, замену, а также выпуск материальных ценностей из государственного резерва в соответствии с доведенными заданиями своими силами и средствами.

Заявитель считал, что обжалуемые нормы ущемляют конституционныe права и свободы граждан на свободное использование своего имущества для предпринимательской деятельности (ст. 34, ч. 1 Конституции РФ), на равноценное возмещение в случае отчуждения имущества для государственных нужд (ст. 35, ч. 3 Конституции РФ), право на вознаграждение за труд без какой-либо дискриминации (ст. 37 Конституции РФ).

Пункт 2 ст. 11 оспоренного Закона предусматриваеm, что перечень организаций, осуществляющих ответственное хранение материальных ценностей государственного резерва, номенклатура и объем этих ценностей определяются мобилизационными и другими специальными планами.

Заявитель считает, что данная норма предоставляет право органам государства ограничивать конституционное право, предусмотренное в ст. 34 (ч. 1), в противоречие со ст. 55 (ч. 3) Конституции РФ. Отсутствие в Законе о госрезерве правовых норм о соразмерности таких ограничений означает, по мнению заявителя, предоставление органам государства права произвольно устанавливать любые планы и задания по размещению и хранению материальных ценностей государственного резерва, что противоречит ст. 55 Конституции РФ.

Заявитель считает, что принимая в обязательном порядке на ответственное хранение материальные ценности, причем в условиях, когда период хранения не ограничен законом, организация — ответственный хранитель лишается права пользоваться и распоряжаться хранилищами, занятыми под материальные ценности государственного резерва. При этом организации вынуждены тратить собственные средства на обслуживание хранилищ и материальных ценностей, т.е. отчуждать государству свое имущество.

Поскольку в п. 5 ст. 11 Закона о госрезерве установлено, что возмещение затрат организациям, осуществляющим ответственное хранение, производится в порядке, устанавливаемом Правительством РФ, такая норма, полагает заявитель, позволяет устанавливать размеры возмещения произвольно, без учета требований ст. 35 Конституции о предварительном и равноценном возмещении.,

Конституционный Суд РФ установил, что Правительство РФ своим постановлением от 3 апреля 1996 г. No 396 утвердило Положение о порядке финансирования системы государственного резерва, в п. 4 которого предусмотрено, что нормы расходов по оплате услуг пунктов ответственного хранения определяются Государственным комитетом РФ по государственным резервам (Госкомрезервом) по согласованию с Минэкономики России и Минфином России в зависимости от вида хранящихся материальных ценностей.

Возмещение расходов хранителя на хранение должно включаться в вознаграждение за хранение (п. 1 ст. 897 ГК РФ). Эквивалентно-возмездный характер имущественных отношений, регулируемых гражданским правом, означает, что даже при безвозмездном хранении поклажедатель обязан возместить хранителю произведенные им необходимые расходы на хранение вещи, если законом или договором хранения не предусмотрено иное (п. 2 ст. 897 ГК РФ).

Положение, содержащееся в ч. 5 ст. 11 Закона о госрезерве, не предопределяет объем возмещения расходов ответственного хранителя, поскольку законодатель делегировал Правительству РФ полномочие по определению порядка возмещения затрат организациям, осуществляющим ответственное хранение. Правительство РФ, в свою очередь, перепоручило реализацию этого полномочия Госкомрезерву России (по согласованию с Минэкономики России и Минфином России).

Нормы возмещения, устанавливаемые Госкомрезервом России, не ориентируются на полное возмещение расходов организаций, осуществляющих ответственное хранение, т.к. являются регулируемыми, а это означает, что Комитет устанавливает их исходя из выделенных на эти цели бюджетных средств.

К тому же при определении размера возмещения расходов хранителя Госкомрезерв России исходит из годовой нормы расходов по оплате услуг по хранению, равной 1,96% от стоимости нефтепродуктов на момент закладки (в данном случае — это 1990—1991 гг.), когда стоимость нефти была несоизмеримо меньше, чем сейчас. КС отметил, что в данном деле оценке конституционности положений ст. 11 Закона о госрезерве препятствует то обстоятельство, что выбор закона, подлежащего применению к отношениям, возникшим между заявителем и теруправлением Госкомрезерва России, подведомственно арбитражным судам.

По мнению ОАО «Роснефть-Ямалнефтепродукт», по окончании срока действия договора ответственного хранения (а он истек) хранящиеся в терминалах заявителя нефтепродукты не относятся к госрезерву; по окончании действия договора хранения стороны не состоят в договорных отношениях, поскольку договоры хранения не заключены с 1997 г.

Решение вопроса о том, следует ли размер возмещения за хранение определять в соответствии с нормами ст. 896, 897 ГК РФ либо в соответствии с «Нормами расходов по оплате пунктов ответственного хранения», утвержденными Госкомрезервом 21 марта 1997 г., неподведомственно Конституционному Суду РФ.

Признание правового акта Госкомрезерва России от 21 марта 1997 г., утвердившего данные нормы, не соответствующим гражданскому законодательству также подведомственно другим судам.

Вместе с тем, отметил КС в Определении от 7 июня 2001 г. No 139-О, при выборе подлежащего применению закона арбитражные суды должны учитывать конституционные положения и правовые позиции Конституционного Суда РФ.

В частности, в постановлении Конституционного Суда РФ от 22 ноября 2000 г. No 14-П по делу о проверке конституционности ч. 3 ст. 5 Федерального закона «O государственной поддержке средств массовой информации и книгоиздания Российской Федерации» отмечалось, что передача (хотя бы и во временное хозяйственное ведение) помещений, принадлежащих на праве собственности субъектам РФ и муниципальным образованиям, без их согласия, если она осуществляется без разумной компенсации, выходит за рамки требований ст. 55 (ч. 3) Конституции РФ и, следовательно, не является адекватным средством для достижения цели, ради которой она установлена.

В постановлении Конституционного Суда РФ от 16 мая 2000 г. No 8-П по делу о проверке конституционности отдельных положений п. 4 ст. 104 Закона о банкротстве определено, что законодатель вправе предусмотреть разумные пределы, в которых возможна компенсация в целях защиты имущественных прав.

В соответствии с Законом о госрезерве (с изм. от 17 марта 1997 г.075 и от 12 февраля 1998 г.076 ), его ст. 9 и 11, отношения между федеральным органом исполнительной власти, осуществляющим управление государственным резервом, и организациями-поставщиками материальных ценностей в государственный резерв, осуществляющими их ответственное хранение, определяются на контрактной (договорной) основе, а при отказе такой организации от заключения контракта (договора) государственный заказчик вправе обратиться в арбитражный суд с иском о понуждении указанной организации к заключению государственного контракта (договора), и суд в таком случае в состоянии обеспечить справедливый баланс интересов сторон.

Только установление справедливой, соразмерной компенсации, обеспечивающей баланс публичных и частных интересов, не будет нарушать вытекающее из ст. 35 (ч. 3) Конституции РФ требование о предварительном и равноценном возмещении за отчуждаемое в публичных целях имущество.

В соответствии с ч. 3 ст. 55 Конституции РФ и п. 2 ст. 897 ГК РФ ограничение права хранителя на возмещение расходов по хранению допустимо только путем принятия федерального закона.

Из части 2 ст. 15 Конституции РФ следует, что Правительство РФ и органы исполнительной власти должны руководствоваться конституционным принципом, согласно которому управленческая деятельность должна основываться на законе.

Закон о госрезерве определяет перечень организаций, на которые государство возлагает для достижения определенных публичных целей ответственное хранение материальных ценностей. Безусловно, отношения, возникающие в процессе ответственного хранения, регулируются публичным правом. Однако в процессе государственного управления могут использоваться и частноправовые средства. Образно выражаясь, в ткань публично-правового регулирования могут быть, как нити, вплетены частноправовые нормы.

Отношения между организациями, на которые законом возложена публично-правовая обязанность по ответственному хранению материальных ценностей государственного резерва, и территориальными органами Госкомрезерва России основаны на властном подчинении и не регулируются в целом нормами гражданского законодательства. Однако публично-правовые нормы не должны нейтрализовывать действие частноправовых норм.

Исходя из частноправового принципа неприкосновенности собственности законодатель установил, что и при безвозмездном хранении поклажедатель обязан возместить хранителю произведенные им необходимые расходы на хранение вещи, если законом или договором не предусмотрено иное. Таким образом, частноправовые инструменты должны применяться и в публично-правовой сфере. Разумное сочетание публично-правового и частноправового регулирования позволяет осуществлять соответствующее публично-значимым целям ограничение основных прав, но при этом не разрушать основного содержания, не посягать на сущность основных экономических прав.

Законодателем может быть создано такое правовое регулирование, когда публично-правовые нормы, регламентирующие деятельность органов государственного управления, вступают в противоречие с частноправовыми нормами, обеспечивающими защиту имущественных прав участников гражданского оборота, и наоборот.

Для того чтобы не произошло разрушение частноправовых норм в результате действия публично-правовых норм, суды должны обеспечить реализацию требования Конституции РФ о том, что человек, его права и свободы являются высшей ценностью. Признание, соблюдение и защита прав и свобод человека и гражданина — обязанность государства.

Если признание и соблюдение прав и свобод человека — это сфера ответственности таких органов, государства, какими являются законодательные органы и органы исполнительной власти, то конституционную обязанность по защите прав и свобод человека и гражданина несут прежде всего суды. Даже в случае противоречия между публично-правовыми и частноправовыми нормами суды призваны устранять противоречия в законодательстве, исходя из предусмотренных Конституцией основных прав, на их базе.

Таким образом, прием конституционного истолкования применяемых норм законодательства является императивом, вытекающим из основ конституционного строя.

Материалы дела о проверке конституционности п. 2 ст. 855 ГК РФ дают богатую пищу для размышлений о разграничении частного и публичного права. Действительно, является ли установление очередности платежей, а также очередности удовлетворения различных требований сферой частного права? Могут ли публично-правовые нормы изменять установленную в гражданском законодательстве очередность?

Отношения, связанные с определением очередности, регулируются нормами, имеющимися в разных законах — в ГПК, в Законе о банкротстве, в Законе об исполнительном производстве, в Законе об ипотеке (залоге недвижимости).

Для ответа на этот вопрос необходимо установить, в каких пределах гражданское законодательство регулирует отношения, основанные на властном подчинении одной стороны другой.

Общее правило, закрепленное в п. 3 ст. 2 ГК РФ, сводится к тому, что к имущественным отношениям, основанным на административном или ином властном подчинении одной стороны другой, в том числе к налоговым или другим финансовым или административным отношениям, гражданское законодательство не применяется. Однако исключения из этого общего правила вполне возможны, ибо в том же п. 3 ст. 2 ГК РФ содержится оговорка: «если иное не предусмотрено законодательством».

Таким образом, законодатель не исключает возможности принятия федеральных законов, предусматривающих применение гражданского законодательства в сфере публично-правовых отношений.

Пункт 2 ст. 855 ГК РФ представляет собой пример того, когда гражданско-правовая норма может применяться и в сфере финансовых отношений.

Косвенным образом Конституционный Суд РФ признал, что норма п. 3 ст. 2 ГК РФ, содержащая исключение из общего правила и допускающая возможность применения частноправовых норм в сфере отношений, основанных на властном подчинении, т.е. в публично-правовой сфере, не противоречит конституционному праву.

Применительно к ситуации, возникшей вокруг ст. 855 ГК РФ, А.Л. Маковский сформулировал три общих принципа, позволяющих определить случаи, когда гражданское законодательство может применяться к публично-правовым отношениям077.

Во-первых, указывает А.Л. Маковский, есть отношения, урегулирование которых независимо от их природы в актах разных отраслей законодательства практически невозможно. Статья 855 ГК РФ — хороший пример таких отношений. Поскольку возникают отношения по поводу очередности уплаты разного рода платежей (взысканий), имеющих как частноправовую, так и публично-правовую природу, очередность всех этих платежей (взысканий) должна быть определена в одном месте, и место это — гражданское законодательство.

Во-вторых, отмечает А.Л. Маковский, есть большие сферы публично-правовых отношений, основой самого существования которых является гражданский оборот, гражданские права на имущество, гражданско-правовые сделки. Так, налогообложение и таможенный контроль со взиманием соответствующих пошлин становятся возможны постольку, поскольку существуют лица, имеющие имущество, и между ними возникают различные товарно-денежные и иные имущественные отношения, регулируемые прежде всего гражданским законодательством. Поэтому налоговое и таможенное законодательство неизбежно вторичны по отношению к гражданскому законодательству. В налоговом и таможенном законодательстве широко используются такие институты гражданского права, как залог, поручительство, проценты, пеня и др. В этих случаях и имеет место применение гражданского законодательства к налоговым (или к таможенным) отношениям, когда это «предусмотрено законодательством».

Как правильно замечает А.Л. Маковский, предусмотрено это должно быть также и в налоговом, и в таможенном законодательстве, причем прямо и недвусмысленно, с ясным указанием на то, какие именно нормы гражданского законодательства должны применяться.

В-третьих, «властные» отношения должны оставаться в сфере регулирования гражданским правом, когда дело касается возмещения вреда, причиненного актом власти (действием или бездействием) другому участнику отношения. В правовом государстве причинитель такого вреда, т.е. публичная власть, должен отвечать за него по правилам о гражданском деликте, т.е. находиться с потерпевшим «нa одном ypовне», в отношениях равенства.

В сфере отношений, регулируемых таможенным законодательством, встречаются случаи, когда восполнение пробелов в правовом регулировании возможно на основе применения гражданско-правовых норм. В качестве примера можно привести ситуацию, возникающую после изъятия имущества за нарушение таможенных правил, при отказе собственника от своего имущества в весьма своеобразной форме: собственник не обращается в суд для истребования изъятого у него таможенниками имущества. Аналогично этой ситуации в таком же правовом режиме оказывается имущество, хранящееся на складе временного хранения, при отказе собственника от этого имущества (например, из-за высоких таможенных платежей).

Вероятно, для определения правового режима данного имущества возможно применить норму ст. 236 ГК РФ «Отказ от права собственности».

Возможность применения частноправовых норм гражданского законодательства в сфере властеотношений представляет собой чрезвычайно актуальную проблему науки и практики. Связано это с тем, что органы публичной власти по своему выбору могут выполнять возложенные на них публичные задачи с помощью инструментария частного права.

Решения КС РФ, в которых содержится конституционно-правовой анализ норм гражданского законодательства, определяющих отношения, регулируемые гражданским законодательством, т.е. предмет гражданского законодательства, составляют одну из групп судебных решений, которые в своей совокупности обеспечивают разграничение публичного и частного права.

Особенно острый характер проблема разграничения публичного и частного права приобретает применительно к случаям участия государства в гражданских правоотношениях и применения органами управления в процессе административной деятельности частноправового инструментария или при заключении ими публичных договоров.

Разграничение предмета гражданского и иных отраслей права, в частности административного и финансового, ранее преследовало прежде всего цели, связанные с обучением студентов. Однако в связи с дифференциацией судов эта проблема приобретает несомненную практическую актуальность.

Судебная власть в РФ осуществляется посредством конституционного, гражданского, административного и уголовного судопроизводства. Оставляя в стороне дискуссию о том, надо ли создавать специальные административные суды вне рамок системы судов общей юрисдикции, следует отметить, что конституционный императив ч. 2 ст. 118 Конституции о создании полноценного административного судопроизводства обострит проблему разграничения отношений, регулируемых гражданским и административным, финансовым законодательством. Без ее разрешения трудно будет определить подсудность дел, относящихся к судам общей юрисдикции, арбитражным судам и административным судам.

Современное положение вещей, когда административные дела разрешают и арбитражные суды, и суды общей юрисдикции, наиболее красноречиво свидетельствует о неадекватности российской судебной системы стоящим перед исполнительной властью задачам.

Необходимо иметь в виду объективный процесс усложнения административной управленческой деятельности, осуществляемой не только органами государственной власти, но и органами местного самоуправления. А это усложнение объективно должно привести к усложнению, дифференциации юрисдикционных процедур.

Судя по опыту таких близких России по правовым системам стран, как, в частности, Германия, развитие административного права, которое неизбежно последует вслед за созданием административных судов в России, приведет к появлению таких новых институтов публичного права, как публичные договоры (Речь в данном случае не идет о публично-правовых договорах, предусмотренных в ст. 426 ГК РФ).

Именно признанная возможность заключения таких договоров как законодателем, так и судами — актуализирует проблему применения норм гражданского законодательства к властеотношениям.

Классическая немецкая наука административного права долгое время отрицала возможность заключения договоров между гражданами и государственными органами. Отто Майер писал, что договоры между гражданами и государственной властью, так называемые субординационно-правовые договоры, являются невозможными по определению, т.к. в них отсутствует обязательное для договорного права равенство сторон; договор предполагает наличие «paвных контрагентов, скоординированных субъектов»078.

Однако в современной административно-правовой науке Германии эта точка зрения О. Майера уже преодолена: Форстхоф аргументированно показал, что современная административная деятельность в силу своей многогранности не может ограничиваться односторонней реализацией государственного суверенитета через разработку норм и их осуществление в форме административных актов и не может отказываться от расширения за счет «согласительных правовых актов»079.

Появление публичных договоров в российском правопорядке может быть обусловлено тем, что органы государственной или муниципальной власти будут осуществлять хозяйственную деятельность, и в целях, например, застройки общей территории либо для обеспечения водоснабжения и т.п. возникнет необходимость в заключении договоров субординационно-координационного типа.

На наш взгляд, ГК РФ не исключает возможность появления этих необычных договоров. В пункте 3 ст. 421 ГК РФ оговорено, что стороны могут заключить договор, в котором содержатся элементы различных договоров, предусмотренных законом или иными правовыми актами (смешанный договор). К отношениям сторон по смешанному договору применяются в соответствующих частях правила о договорах, элементы которых содержатся в смешанном договоре, если иное не вытекает из соглашения сторон или существа смешанного договора. Можно предположить, что под термином «различные договоры» скрываются и публичные договоры. Такой подход позволяет обогатить представления о конструкции смешанного договора.

Появление института публичного договора должно получить отражение в новом административном и административно-процессуальном законодательстве России. И тогда придется определять, кем должны рассматриваться требования, основанные на публичном договоре — судами общей юрисдикции или административными судами. При этом возникнет вопрос о возможности применения к такого рода публичным договорам норм гражданского законодательства.

В административно-процессуальном законодательстве России необходимо предусмотреть требования, вытекающие из публичных договоров и подлежащие защите.

Справедливо зам. В.С. Белых: «Налоговый кодекс и гражданское законодательство суть отражения двух начал в правовом регулировании общественных отношений: публично-правовых и частноправовых. Однако между ними нет и не может быть так называемой китайской cтены»080.

В.Ф. Яковлев считает, что самое главное в правовом регулировании — это добиться оптимального соотношения публичного и частного права. С его точки зрения, «чтобы четко представить себе, к чему в конечном счете хотим мы прийти в плане соотношения публичного и частного права, необходимо иметь ясное представление о назначении того и другого, о их юридической сущности, сферах применения и взаимодействии»081.

Существуют различные способы воздействия конституционного права на частное право. Это и воздействие на стадии законотворчества, и влияние, осуществляемое на правоприменительной и правореализационной стадиях механизма правового регулирования.

Механизм конституционного воздействия на акты государственно-правового законодательства был исследован А.А. Белкиным082. Однако теоретические выводы автора вполне применимы и для характеристики конституционного воздействия на акты гражданского и предпринимательского законодательства.

А.А. Белкин отмечает, что одним из основных делений системы законодательства является деление на конституционное и текущее законодательство, в котором выражаются иерархические зависимости между первым и вторым компонентами системы. Исследование конкретных связей Конституции с текущим законодательством требует и конкретного представления о конституционных истоках отдельных отраслей законодательства, что достигается, по его мнению, в понятии конституционных основ.

Конституционные основы законодательства — это связанные с отдельными объектами регулирования конституционные нормы, по отношению к которым конкретные нормативные акты выступают как обоснованные Основным Законом и развивающие его положения. Таким образом, понятие «конституционные основы» связано с потребностью выяснения степени конституционного воздействия на отдельные области законодательства. В рамках этого понятия раскрываются внутренние связи наиболее конкретизированных конституционных норм с другими подобными нормами, с конституционными нормами более общего характера. Следовательно, конституционные основы преломляют, сосредоточивают, доводят весь потенциал конституционного регулирования до уровня единичных конституционных норм и уже через них переносят этот потенциал на любой отдельный объект воздействия.

<< | >>
Источник: Петр Баренбойм, Гадис Гаджиев, Владимир Лафитский, Владимир Мау. КОНСТИТУЦИОННАЯ ЭКОНОМИКА. 2005

Еще по теме §3 Закона о ценах на зерно ответчик обязан принимать по минимальной цене предложенное производителем зерно, если данная цена не может быть получена на свободном рынке.:

  1. § 5. Предложение и издержки производства Если покупателя при приобретении товара на рынке интересует прежде всего его полезность, то для продавца (производителя) центральное место занимают издержки производства
  2. ♥ Какая медицинская помощь должна быть бесплатной, а какая может быть платной? Что делать, если предлагают заплатить за услугу, которая должна быть бесплатной? (Инга)
  3. 2. Предложение. Закон предложения. Кривая цены предложения. Ценовые и неценовые факторы, влияющие на предложение
  4. 20. ПРЕДЛОЖЕНИЕ ТОВАРА И ЕГО КРИВАЯ. ЦЕНА РАВНОВЕСИЯ СПРОСА И ПРЕДЛОЖЕНИЯ
  5. Принцип свободного голосования означает, что никто не может быть принужден голосовать или не голосовать за определенную партию,
  6. 6.4. Эластичность предложения по цене.
  7. 4.2. Предложение и величина предложения. Факторы, влияющие на предложение. Закон предложения
  8. Самостоятельным предпринимателем по закону считается тот, кто может свободно осуществлять свою деятельность.
  9. РАЗОРЕНИЕ СВОБОДНЫХ ПРОИЗВОДИТЕЛЕЙ. POCT РАБСТВА
  10. Следование закону не может быть идеалом общественного устройства в православном учении митрополита Илариона.
  11. Предложение. Закон предложения. Неценовые факторы предложения