351.3. Индивидуальное становление человека
"Люди не рождаются, а становятся теми, кто они есть" — сказал К. Гельвеций. "Жить — значит непрерывно двигаться вперед" — этот афоризм принадлежит Самюэлу Джонсону.
Оба высказывания говорят о том, что человек в процессе индивидуальной жизни не просто живет, развивается, действует, а становится тем или иным. Становление человека как творческой личности может продолжаться всю жизнь.Далее, в индивидуальном становлении человека время от времени бывают свои революции. Например, в жизни Канта — переход от докритического периода к критическому, создание трех "Критик". В жизни И.П. Павлова — переключение научных интересов из области общей физиологии в область физиологии высшей нервной деятельности. В жизни Рахманинова — создание Второго концерта после периода длительной творческой депрессии. Эти индивидуальные революции можно назвать еще взлетами. Человек сразу как бы "взбегает" высоко по лестнице становления.
Жизненные переломы бывают, однако, не только в сторону дальнейшего становления (так сказать "взлетного" порядка), но и в обратную сторону.
Человек не всегда удерживается на высоте становления. Может быть так, что первую половину жизни он становится как творческая личность, а потом сдает позиции, в некотором смысле деградирует. Например, уход М.А. Балакирева от активной композиторской деятельности или творческий кризис В.И. Сурикова после смерти жены.Итак, в индивидуальной жизни человека может быть "движение вперед" — становление, прогресс и "движение назад" — антистановление, деградация, регресс.
351.4. Становление и развитие
Становление по определению является движением от старого к новому и от нового к старому. Не таково развитие. Его нельзя рассматривать как движение от старого к новому и от нового к старому.
Развитие — это ряд изменений организма (сообщества), которые приводят к его усилению, т. е. это не переход от старого к новому, а развитие нового. Например, индивидуальное развитие человека от его рождения до зрелости. Здесь нет перехода от старого к новому и от нового к старому (как в случае становления). Дитя, ребенок не является старым. Это народившееся новое, которое затем развивается до полной зрелости, "развитости". Или, например, у человека обнаружились какие-то задатки, которые затем развиваются в способности, а последние — в талант.Процессы развития и становления тесно переплетаются друг с другом. Так, указанные выше цепочки развития "дитя-юноша- взрослый" или "задаток-способность-талант" вплетаются, если можно так выразиться, в ткань становления. Если в одном отношении талант или гений являются развитием задатков, способностей, то в другом отношении следует говорить о становлении таланта, гения, т. е. о появлении нового, небывалого, о новом взлете человеческого гения (в смысле взлета человеческой культуры и гения вообще). Очень верно сказал о творческом гении В.Г. Белинский: "В какой бы сфере человеческой деятельности ни появился гений, он всегда есть олицетворение творческой силы духа, вестник обновления жизни. Его предназначение — ввести в жизнь новые элементы и через это двинуть ее вперед на высшую ступень. Явления гения — эпоха в жизни народа. Гения уже нет, но народ долго еще живет в формах жизни, им созданной, долго — до нового гения”[532].
В отличие от становления развитие нельзя считать движением от низшего к высшему. Разве можно дитя называть низшим, а взрослого человека — высшим, или семя растения — низшим, а его плод высшим? Они несравнимы в этом плане. Нельзя также говорить, что взрослый находится на более высокой ступени развития, чем юноша. Да, конечно, для взрослого характерна "развитость", а для ребенка "неразвитость". Но эти ступени развития (неразвитость-недоразвитость-развитость или детство-юность- зрелость) нельзя называть более низкими и более высокими ступенями развития.
Можно говорить о "возмужании", "созревании", "взрослении", "развитии", "росте", но не о "движении вперед" или движении от низшего к высшему, от старого к новому.Конечно, человек в своем индивидуальном развитии повторяет некоторые этапы становления природы и человеческой культуры и в этом смысле можно говорить о его развитии в смысле движения от низшего к высшему (он ускоренно "проходит" или "пробегает" этапы предшествующего становления). Но это движение "от низшего к высшему" принципиально отличается от того движения от низшего к высшему, которое происходило впервые в природе или в человеческой культуре.
Когда движение от низшего к высшему происходит впервые — это становление (отличительная черта становления как категориального определения — движение к новому, небывалому), но когда это движение "от низшего к высшему" "закрепляется" в виде постоянно повторяющегося циклического изменения, пробегания одних и тех же стадий, т. е. когда оно "закрепляется" в виде определенного "механизма", "организма" изменения, то это — развитие, а не становление. Так, в эмбриональном развитии живого организма повторяются некоторые стадии предшествующего становления — эволюции живого — это именно развитие, а не становление.
Не все то, что "было", можно характеризовать как "старое" и не все то, что "есть" или "будет" можно характеризовать как "новое". У человека "были" детство, юность, но это не старое; у него "будет" старость, но это не новое. С другой стороны "старое" и "новое" могут совпадать с временным порядком "было-есть- будет".
Уже длительное время предметом острой дискуссии в философии и биологии является проблема различных типов развития. Ученые и философы все больше приходят к выводу, что между онтогенезом (индивидуальным развитием) и филогенезом (историческим развитием) имеется коренное различие.
Имевшее место в прошлом сведение филогенеза к онтогенезу, когда филогенез понимали как простую совокупность или цепь онтогенезов (см. ниже цитату из книги А.С. Мамзина), связано помимо всего прочего с тем, что и тот и другой процесс обозначались одним и тем же понятием — "развитие". А ведь в "развитии", если брать этимологию слова, его происхождение, значительный удельный вес принадлежит тому, что впоследствии стали называть онтогенезом, эмбриогенезом, индивидуальным развитием. Развитие — это "развивание", "развертывание" того, что уже есть, было. В филогенезе же значительный удельный вес принадлежит тому, что появляется впервые, чего не было никогда, что по самому смыслу своему не является результатом "развертывания", "развития" существующего. Поэтому методологически неоправданным является обозначение (понимание) филогенеза как развития. Между филогенезом и онтогенезом столь глубокое различие, что их лучше причислить не к разным типам развития, а к разным категориальным определениям: онтогенез считать типом развития, а филогенез — типом становления. Тогда все встает на свои места.А.С. Мамзин по этому поводу пишет:
"Сторонники синтетической теории эволюции, выступая против типологического мышления, видят главную его опасность в одностороннем "элементаризме", который тесно связан и неизбежно ведет при своем логическом развитии к редукционизму. Старая (классическая) форма редукционизма заключалась в том, что закономерности развития видов отождествлялись, сводились к закономерностям развития особей (индивидов). В этом случае филогенез по существу сводился к простой совокупности или цепи онтогенезов, а признание наследования приобретенных в процессе онтогенетического развития особей изменений рассматривалось как совершенно необходимый принцип эволюционной теории, отрицание которого приводит якобы к отрицанию идей эволюции вообще. В дальнейшем на основе достижений общей и популяционной генетики, а также других областей биологии было показано, что это не так, что изменение в генотипическом составе популяций и видов могут в ряде случаев до определенного времени не сопровождаться фенотипическими изменениями и сколь-либо заметными изменениями в онтогенезе, что взаимосвязь онтогенеза и филогенеза более сложна, чем это представлялось на первых порах.
Фенотипическая стабильность в некоторых случаях заходит столь далеко, что обусловливает существование видов-двойников, встречающихся почти во всех группах животных. В связи с этими изменениями в биологии постепенно изживается орга- низмоцентризм” .О принципиальном различии индивидуального и исторического развития пишут А.М. Миклин и В.А. Подольский:
“Индивидуальное и историческое развитие (онтогенез и эволюция) как качественно различные типы развития. Различие подобных типов развития подчеркивал Ф. Энгельс при оценке общедиалектического значения трех великих открытий естествознания XIX в. Он отмечал, что открытие клетки "не только убедило нас, что развитие и рост всех высших организмов совершаются по одному общему закону, но... наметило также путь, ведущий к видовым изменениям организмов, изменениям, вследствие которых организмы могут совершать процесс развития, представляющий собой нечто большее, чем развитие только индивидуальное" (Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 21, с. З04).
Индивидуальное развитие — это процесс воспроизведения материальных систем организменного типа, отличающихся жесткой запрограммированностью, высокой степенью помехоустойчивости и эквифи- нальностью. Специфика таких систем заключается в высшей степени целостности, интегрированности, что ограничивает возможности преобразования систем за счет обновления их элементного состава.
Субстратом исторических изменений (эволюции) являются системы популяционного типа, обладающие возможностью к существованию в течение неопределенно долгого времени. Организация таких систем "достаточно гибка и мобильна, чтобы допускать самые разнообразные комбинации элементов, причем каждый отдельный элемент может быть изъят из его состава, уничтожен, заменен новым без ущерба для существовании целого" (Филюков А.И. Эволюция и вероятность. Минск, 1972, с. 21-22).
Особенности организации систем организменного и популяционного типов определяют специфику индивидуального и исторического развития.
Прежде всего это противоположные по способам детерминации типы развития. Как отмечает А.Л. Тахтаджян, "эволюция — процесс стохастический (вероятностный) и принципиально отличается от индивидуального развития. В то время как онтогенез определенным образом программирован в генетическом коде, эволюция не программирована и управляется вероятностными законами" (Тахтаджян А.Я. Система и филогения цветковых растений. М.-Л, 1966, с. 7).Индивидуальное и историческое развитие отличаются как по характеру закономерностей, так и по масштабности преобразований организации. По мнению А.И. Филюкова, "диапазон новшеств, допускаемых организацией систем-индивидуумов, не может превышать некоторой меры. Такие системы не отвечают критерию радикальных преобразований эволюционного масштаба" (Филюков А.И. Эволюция и вероятность, с. 19). То же самое отмечает В.П. Кузьмин: в общем виде индивидуальное развитие — это воспроизведение коренного (видового) качества; историческое развитие — это изменение качества (См. Кузьмин В.П. Категория меры в марксистской диалектике, с. 97, 111-113).
Итак, индивидуальное развитие и эволюция — это качественно различные типы развития. Смешение особенностей и закономерностей индивидуального и исторического развития ведет к неправильному пониманию сущности исторического развития, характерному для идеалистических учений об эволюции (ламаркизма, номогенеза и др.). Перенесение на историческое развитие черт индивидуального развития с его жесткой программой, замкнутым характером, эквифинальностью, "истолкование главного содержания развития не как возникновения качественно нового, а как проявления уже существующих задатков следует расценивать как крупную методологическую ошибку" (3авадский К.М., Георгиевский А.Б. К оценке эволюционных взглядов Л.С. Берга. — Берг Л.С. Труды по теории эволюции, с. 33).
Подобная ошибка была свойственна не только идеалистическим концепциям развития в биологии, но и домарксистской диалектике, в том числе и гегелевской. Существо концепции развития Гегеля — "логический преформизм". Он считал, что развитие имеет замкнутый характер и им обладают только отдельные явления, а не системы. Четкое разграничение процессов индивидуального и исторического развития и их закономерностей — это прежде всего заслуга диалектического материализма К. Маркса и Ф. Энгельса"[533].
Следует отметить, что различие между становлением и развитием можно только до известной степени уподобить различию между филогенезом, историческим развитием и онтогенезом, индивидуальным развитием. Дело в том, что становление может быть "свойственно" индивидууму (о чем мы писали выше), а развитие — сообществу, т. е. той или иной группе живых организмов, существ, людей, как-то связанных друг с другом. Сообщество имеет определенные черты организма и поэтому оно может развиваться подобно организму. (См. об этом выше: 3332.2 "Развитие").
Пока для "становления" и "развития сообщества" используется один термин: "историческое развитие". По всей видимости и "филогенез" обозначает два разных понятия. Те ученые, которые сближают филогенез с онтогенезом, имеют в виду "развитие сообщества", а те ученые, которые противопоставляют филогенез онтогенезу, имеют в виду "становление", т. е. восхождение от низшего к высшему.
Важно не путать "становление" и "развитие сообщества". Сообщество может развиваться, но при этом оставаться в пределах одной и той же "формы" действительности, т. е. не изменяться в направлении от низшего к высшему. (Это видно на примере биологического вида, который представляя тупиковую ветвь эволюции живого, тем не менее может бурно развиваться).
Развитие — это, так сказать, запрограммированное изменение. Становление — незапрограммированное изменение, хотя, конечно, оно "имеет" объективные предпосылки. Но объективные предпосылки — не программа.
Специфическими субкатегориями становления являются "новое", "старое", "низшее", "высшее", "простое", "сложное", "эволюция", "революция", "движение вперед", "прогресс" и т. д.
Специфическими субкатегориями развития являются "детство", "юность", "зрелость", "старость", "созревание", "взросление", "рост", "возмужание", "взрослость", "развитость" и т. д.
Всякое становление сопровождается развитием, необходимо предполагает развитие, но не всякое развитие предполагает становление, т. е. не всякое развитие является моментом становления. Например, одноклеточные организмы являются развивающимися организмами, но большинство из них не изменяется в смысле становления. Когда-то, на заре жизни одноклеточные организмы постепенно преобразовались в многоклеточные. Это был становящийся процесс, прогресс. Теперь же практически все одноклеточные организмы по-прежнему проходят свой цикл развития, делятся, изменяются как-то, но не становятся.
Как мы уже говорили, развитие бывает разной степени сложности. Самое простое развитие "свойственно" одноклеточным организмам. Самые сложные, высшие формы развития мы наблюдаем в человеческом обществе. Становление можно представить как переход или цепь переходов (восхождение) от низших форм развития к высшим, от развития одной степени сложности к развитию другой, более высокой степени сложности.
Здесь следует дать некоторые пояснения относительно понимания становления как движения от низшего к высшему. Реальный процесс становления не так однозначен, одномерен, однонаправлен, как это может показаться при такой его характеристике. Движение от низшего к высшему — не столбовая дорога, не некоторый прямой или спиралеобразный путь. Только задним числом, ретроспективно мы можем оценить-определить, где низшее, а где высшее. Последнее при своем возникновении может оказаться (или показаться) этаким гадким утенком становления. И вообще, непосредственный переход от низшего к высшему может состояться совсем не там, где его ждут или где, казалось бы, он должен быть. Как отмечают биологи-эволюционисты, более высокие формы организации живого возникают не от самых развитых, но сильно специализированных форм, а от менее развитых и менее специализированных форм.
Идеи становления и развития в истории человеческой мысли
В книге Р.А. Будагова "Что такое развитие и совершенствование языка" содержится интересный материал об истории происхождения идей становления и развития в европейской культуре. Приведем выдержки из этой книги:
"В общих чертах известно — это необходимо подчеркнуть еще раз, — что историческая точка зрения на общественные явления впервые возникает (почти одновременно в разных странах) на рубеже XVIII-XIX вв. Сразу же эта точка зрения осложняется множеством оттенков и, по существу, оказывается не одной, а целым рядом точек зрения. Общее, что их все же объединяло и что было большим и важным открытием, — это установление исторической изменчивости человеческой культуры и самых разных объектов, образующих сложное понятие самой культуры.
По словам известного индолога А.П. Баранникова, ученые древней Индии не знали исторической точки зрения на окружающие их явления. Больше того. Обращение к прошлому они рассматривали как неуважение к настоящему, как недооценку современности. Сходная картина наблюдалась и в Древней Греции, и гораздо позднее в средневековой Европе. У средневековых историков не было ни понятия, ни соответствующего слова для выражения преемственности исторического процесса. Слово translatio 'перенесение, 'передвижение' истолковывалось прежде всего как 'порча'. Средневековый человек ощущал себя сразу в двух временных планах: в плане локальной преходящей жизни и в плане вечности — со времен "сотворения мира". Быстротечная жизнь каждого отдельного человека воспринималась как бы на фоне вечности. "Эта двойственность восприятия времени — неотъемлемое качество сознания средневекового человека" (А.Я. Гуревич. Категории средневековой культуры. М., 1972, с. 172).
В одной итальянской новелле XIV столетия автор заставляет рыцаря прожить целую жизнь как миг, в течение которого император Фридрих едва-едва успевает вымыть руки. Прекрасный знаток средневековой литературы Гастон Парис считал, что "представление о неизменности вещей" было тогда и позднее господствующим вплоть до начала XVIII столетия. Позднее об этом же писал и немецкий исследователь Р. Глассер. Самое парадоксальное здесь в следующем: при полном непонимании того, что такое история и что такое историческое развитие, в эпоху средних веков и Возрождения очень интересовались всевозможными хрониками, описаниями прошлых событий, различных войн и "нашествий" и т. д. Одна только Франция выдвинула в средние века и позднее таких колоритных историков, как Виллеардуен, Фруассар, Камин и др. Разумеется, сейчас их исторические сочинения кажутся нам весьма наивными, но нельзя отрицать у их авторов интереса к прошлому. И, что особенно интересно, все это происходило в эпоху господства концепции "неизменяемости вещей", в эпоху, когда всякая трансформация рассматривалась как порча (курсив мой — Л.Б.).
Аналогичную картину нетрудно обнаружить и в России. Былины об Илье Муромце обычно начинаются с подвига богатыря, о прошлом которого слушателям сообщается только одно — он тридцать три года "сиднем сидел". В новейшем исследовании этого вопроса читаем: "Общего отвлеченного понятия времени у древних славянских народов не существовало". Только к началу XVI в. научились более или менее четко различать год, день, час[534]. Знаток XVIII столетия в России Г.А. Гуковский считал, что еще в середине этого века мышление русских писателей отличалось антиисторическим характером[535].
Когда у отдельных писателей и философов более ранней поры, русских и иностранных, все же возникало представление об изменяемости языка, то сама эта изменяемость воспринималась чуть ли не как катастрофа: языку нельзя верить, он может "подвести". В 1588 г. Монтень жаловался в третьей книге своих "Опытов": Я пишу свою книгу для немногих людей и не на долгие годы. Если бы ее содержание предназначалось для длительного времени, то его следовало бы доверить более устойчивому языку (имелась в виду латынь — Р.Б.). Судя по непрерывным изменениям нашего языка, кто может предположить, что его настоящая форма сохранится через пятьдесят лет. Он ежедневно протекает сквозь наши пальцы и за время моей жизни изменился наполовину". Монтень был убежден, что все это происходит в результате порчи языка.
И все же в отдельных странах уже в XVII столетии обнаруживаются некоторые "сдвиги" в осмыслении категории времени. В многотомном сочинении француза Шарля Перро "Параллели между древними и новыми взглядами" (1688-1697) предпочтение отдавалось "новым взглядам" на науку и искусство. Перро еще ничего не может сказать о развитии науки и искусства в "новое время", но все же это "новое" автору кажется лучше "старого" уже в силу того, что оно "новое".
Ученых и писателей XVIII в., особенно второй его половины, уже более пристально интересует категория времени. В 1754 г. Жан-Жак Руссо, отвечая на конкурсную тему Дижонской академии "Способствует ли успех наук улучшению или ухудшению нравов?", приходит еще к отрицательному заключению. Но прежде чем сделать такое печальное заключение, Руссо колебался, и сами эти колебания большого писателя были вызваны огромным интересом к науке и ее успехам в эту эпоху. Веря в возможность нового издания знаменитой "Энциклопедии" в России, Д. Дидро в 1773 г. утверждал, что "Энциклопедию" не придется "существенно дополнять еще в течение века". Разумеется, с позиции нашего времени подобное убеждение кажется наивным, и все же заключение Дидро свидетельствовало о некотором "сдвиге" в истолковании категории времени: писатель ограничивал рамки "неизменяемости науки" границами одного столетия (как бы допуская, что позднее может быть и понадобится переработка или "доработка" его любимого детища
— "Энциклопедии"). Дидро тут же подчеркивал: "Сравнение словаря в разные периоды времени дает возможность убедиться, как совершенствуется подобный словарь". И хотя эти мысли Дидро так и остались лишь общей декларацией, они все же очень интересны для понимания эпохи зарождения самого понятия о развитии общественных явлений и, в частности, о развитии языка.
Во второй половине XVIII в. аналогичные мысли стали защищать и другие выдающиеся мыслители и писатели в разных странах, в том числе в России, в Германии, в Англии.
Исследователь поэтики древнерусской литературы замечает: "С каких пор мы можем наблюдать появление сознания изменяемости литературы? Оно появляется во второй половине XVIII века. Его начинает грандиозная деятельность Новикова по собиранию и публикации древних памятников... Но сознание исторической изменяемости стиля и языка появляется только в начале XIX века" (Д.С. Лихачев. Поэтика древнерусской литературы. Л., 1967, с. 22-23). Сознание изменяемости общественных явлений и тем более идея их развития не сразу распространяются на все общественные явления и категории. Раньше стали понимать изменяемость самого общества, его социальных "институтов", позднее — языка, еще позднее — мышления. Эти последние "категории" оказались гораздо сложнее, чем открытые общественные "установления". Вопрос этот, сам по себе очень существенный для истории теоретического мышления, остается все еще слабо изученным и у нас, и в зарубежной науке.
При всей важности идеи развития "вообще", не менее интересно и другое: как подобная идея "вообще" стала пробивать себе дорогу в разных науках, естественных и общественных, а в пределах этих последних
— в тех гуманитарных науках, которые обычно объединяются термином "филология".
Идея развития прокладывает себе путь весьма различно в разных областях знания. В 1749 г. английский писатель и общественный деятель лорд Честерфилд в одном из писем к сыну замечает, что преклоняться перед древними мыслителями только потому, что они древние, неразумно: необходимы другие обоснования подобного отношения к древним. В подобных рекомендациях еще нет полного понимания развития, но эта идея и здесь уже начинает пробивать себе дорогу: новое может прийти на смену старому, оказаться лучше старого.
Еще смелее по этому же пути идет немецкий философ И. Гердер. В своем основном философском трактате "Идеи философии истории человечества" (1784-1791) Гердер близко подходит к пониманию развития в собственном смысле этого последнего слова. Если до Гердера речь шла главным образом о том, как меняются те или иные вещи, категории, явления, понятия, то Гердер уже ставит вопрос о том, как р а з в и в а ю т с я эти же вещи, категории, явления, понятия. Будучи пастором, Гердер выражает свои мысли крайне осторожно, нередко заключает их в мистическую оболочку. И все же, сравнивая человека с обезьянами и обнаруживая в человеке более высокий тип развития по сравнению с человекоподобными животными, Гердер близко подходит к эволюционному истолкованию окружающего нас мира. Гердер очень интересовался происхождением языка, но "божественная концепция" помешала ему исторически подойти и к этому вопросу.
Ж. Дельвай, внимательный исследователь "идеи развития в XVIII столетии", был прав в своих выводах: идея развития окружающего нас мира и общественных "институтов" рождается почти одновременно в нескольких странах в самом конце XVIII и на рубеже XIX столетия. Предшествующая ее история — это лишь предыстория. К этому следует прибавить, что и последующая история "идеи развития" в XIX и XX вв. оказалась, как мы видим, не менее сложной и противоречивой. Если раньше речь шла о самом возникновении "идеи развития", то в наше время речь идет уже о другом: о различных интерпретациях (нередко совсем несходных) этой "идеи развития". Возникло и новое разграничение в пределах анализируемой идеи: развитие как процесс тех или иных изменений и развитие как процесс совершенствования данного явления, данной категории, данного понятия.
Попытки свести понятие прогресса в обществе только к понятию прогресса в области естественных наук делались в разное время и в разных странах неоднократно. Так, например, когда в 1857 г. в Лондоне вышел первый том "Истории цивилизации в Англии" Г. Бокля, то вокруг этой книги во многих странах разгорелся спор прежде всего по вопросу о том, можно ли ограничить понятие прогресса лишь областью естественных и технических наук (как думал Г. Бокль), либо понятие прогресса распространяется и на сферу самых разнообразных "нравственных устремлений" человечества. Знаменательно, что известный русский критик и историк литературы Е.А. Соловьев (псевдоним Андреевич) в предисловии к русскому переводу книги Г. Бокля горячо защищал точку зрения, согласно которой понятие прогресса относится не только к сфере естественных и технических наук, но и к сфере наук об- щественных[536].
Обратим теперь внимание на время, когда впервые появились слова развитие и прогресс в русском языке. В петровскую эпоху существительное прогресс понималось как "прибыль", преуспеяние", "успех". В значении же "поступательное движение вперед" прогресс получил широкое распространение гораздо позднее, лишь в 60-е годы минувшего века.
В 30-е и 40-е годы слово прогресс в новом значении встречается еще редко, о чем имеются прямые свидетельства современников (См. заметку М.П. Алексеева о слове прогресс ("Тургеневский сборник", вып. 3, Л., 1968, с. 181-183). Только с середины прошлого столетия получает распространение и существительное развитие. Гоголю оно казалось еще необычным и даже претенциозным. Когда в "Мертвых душах" (т. 2, гл. 3) Чичиков, оказавшись в библиотеке полковника Кошкарева, читает названия книг, выведенные на их корешках, то самого автора "поэмы" поражают такие слова, как "проявленье, развитье, абстракт, замкнутость и сомкнутость, и черт знает, чего там не было". Слово развитие (у Гоголя "развитье") не только попадает в группу слов, которые "черт знает что означают", но и подается автором как явный неологизм, сугубо книжной формы изложения. Xотя существительное развитие известно в русском языке с XVIII столетия, но тогда оно толковалось в чисто этимологическом плане: развитие — развивание, то что может виться, развязываться, раскрываться (В.В. Веселовский. Отвлеченная лексика в русском литературном языке XVIII — начала XIX в. М., 1972, с. 151).
Итак, если примерно до 1850 г. слова развитие и прогресс осмыслялись главным образом в своих этимологических значениях, а новые осмысления стали приобретать позднее, то в наше время вопрос стоит уже иначе. И то, и другое слово давно получили отвлеченные значения, а в научном стиле изложения они близки к терминам. Но как термины конкретных наук эти слова толкуются весьма различно и находятся в прямой зависимости от теоретической (методологической) концепции тех авторов, которые эти термины употребляют"[537] .
Отметим здесь: Р.А. Будагов говорит не об одном слове- понятии развитие, а о двух: прогресс и развитие. Как специалист по проблемам языка, он понимает, что понятие прогресс существует наряду с понятием развитие, а не входит в содержание последнего.
3.5.2.
Еще по теме 351.3. Индивидуальное становление человека:
- 1.1.2. Ноогенез при индивидуальном развитии (онтогенезе) мозга человека
- Зависимость поведения человека в экстремальной ситуации от его индивидуально-психологических особенностей
- Миссия софиогонии в становлении духовности человека
- Религия представляет из себя такого рода явление, в котором представлены различные проявления индивидуального, социального, культурного и т. д. бытия человека.
- Проблема барьеров, как индивидуально психологических затруд- нений человека в различных жизненных контекстах, привлекает внимание педагогов и психологов.
- Статья 351. Рассмотрение заявления
- Нарушение правил полетов или подготовки к ним (ст. 351 УК РФ)
- Фанатизм и несправедливость обеих партий. (351–363 гг.)
- Тема 1. Инструментарий имиджелогии. Составляющие индивидуального имиджа. Подходы и технология индивидуального имиджирования.
- Тема 2. Инструментарий имиджелогии. Составляющие индивидуального имиджа. Подходы и технология индивидуального имиджирования.
- Семинар 1. Становление философии. Роль философии в жизни человека и общества
- Статья 25.2. Особенности государственной регистрации права собственности гражданина на земельный участок, предоставленный для ведения личного подсобного, дачного хозяйства, огородничества, садоводства, индивидуального гаражного или индивидуального жилищного строительства
- Общество и человек: человек в системе социальных связей и отношений
- 3. Философский смысл понятия «человек». Многомерность человека и его бытия
- Ничтожеством человек становится, когда его вырастят обязательным человеком.
- 3. Проблема бытия человека. Человек в условиях отчуждения и «пограничных ситуаций».
- 1. Бог любит человека и создал его таким образом, что человек может знать Бога.
- 20. Государство и личность: сущность взаимоотношений. Права человека и их классификация. Внутригосударственная и международная система защиты прав человека.
- ПРИЗЫВ К УНИВЕРСАЛЬНОЙ КАЛИБРОВКЕ – ВЗАИМООТНОШЕНИЯ ЧЕЛОВЕКА С ЧЕЛОВЕКОМ
- 2-3. Роль индивидуальности