<<
>>

Большой миф «Политика»

Однако ближе всего к рассказу Тимея о демиурге стоит так называ­емый «большой миф» диалога «Политик». После долгих и неудачных попыток дать точное и «безупречное в своем совершенстве» определе­ние политика (268c) методомдиайресиса, илидвойногоделения, каким в «Софисте» отыскивалось определение софиста, Чужеземец предлага­ет «вернуться назад и начать все сначала, идя по иному пути» (268 d).

Вместо строго логического нисхождения от родов к видам, которое при всей своей точности не позволяет увидеть искомый предмет целиком, а «называетлишь некоторые его черты» (268c), вниманию читателя пред­лагается миф, переплетенный с шуткой (iraidiav eyxegaoapevovg — 268d) и похожий на детские забавы (269e). Миф этот и по содержанию своему и по форме удивительно похож на рассказ Тимея. Так же как в «Тимее», здесь идет речь о взаимоотношениях Вселенной, или космоса, или неба, с ее творцом. Так же как в «Тимее», рассказчик именует свое повество­вание мифом и отказывается от доказательств, предлагая слушателям скорее описание, чем обоснование.
Правда, эти два мифа пересекаются не во всем, так как назначение их разное: Тимей рассказывает о возник­новении мира и человека, а Чужеземец из «Политика» — об устройстве мира, но лишь постольку, поскольку оно оказывает влияние на устрой­ство человеческого общества. Ho при этом из всего корпуса платонов­ских диалогов только в мифе «Политика» и в «Тимее» стоит на переднем плане образдемиурга-устроителя Вселенной.

«Вселенная, — гласит миф «Политика», — это живое существо, об­ладающее разумом, данным ей тем, кто изначально ее построил» (ср. «Тимей» 30 a-c, 34 а-в и т.д.). «Оставаться вечно неизменными и тожде­ственными самим себе подобаетлишьбожественнейшим существам (тoTg ттаѵтіov SmSiOTaTotg — этого выражения в «Тимее» нет), природа же тела устроена иначе.

To, что мы называем небом и космосом, получило от своего родителя (ттада той уеѵѵуоаѵтод) много счастливых свойств, но в то же время оно оказалось причастным телу (xexoivФѵухе оФратод — в «Тимее» в том же смысле говорится о причастности не «телу», а «иному» или «сущности или природе иного»; 35а-в, 36e — 37c) ... Космос дви­жется единообразно, в одном и том же месте... благодаря божественной причине... и воспринимает уготовленное ему творцом (½^iovgyog) бес­смертие» (ср. «Тимей» 34 а-в). Далее рассказывается о том, как, населив космос живыми существами и поручив управление ими младшим богам (ср. «Тимей» 39e-40a, 41a), «кормчий Вселенной, словно бы опустив кормило, отошел на свой наблюдательный пост» (о xvfieqvrf)тцд ... eig туѵ аѵтov ттедіитуѵ атгеоту — ср. «Тимей» 42 d-e). «От своего устроителя кос­мос получил в удел все прекрасное (ср. «Тимей» ЗОа-в, 31a, 37с и т.д.)... Когда же космос отделился от Кормчего, то в ближайшее время после этого отделения он все совершал прекрасно; по истечении же времени им овладевает состояние древнего беспорядка (ср. «Тимей» 30a). Пото­му-то устроявшее его божество (Эeog хоацуо-ад аѵтоѵ), видя такое нелег­кое его положение и беспокоясь о том, чтобы, волнуемый смутой, OH не разрушился и не погрузился в беспредельную пучину неподобного (ср. «Тимей» ЗЗв-с), вновь берет кормило и снова направляет все больное и разрушенное по прежнему свойственному ему круговороту: он вновь yc- трояет космос, упорядочивает его и делает бессмертным и непреходящим» («Политик» 269c-273e, пер. A.H. Егунова). «Устроитель повелел космо­су быть в своем развитии самодовлеющим» — ср. в «Тимее»: «Построяв- ший космос нашел, что пребывать самодовлеющим много лучше, нежели нуждаться в чем-нибудь» (33d, 34в).

Собственно, миф, рассказанный в «Политике», мог бы служить про­должением «Тимея»: что стало с космосом и с населяющими его живыми существами после того, как его создатель закончил работу и удалился на покой.

B «Политике» проявляются в действии все те свойства, которые в «Тимее» только намечены. Так, в «Тимее» неоднократно констатируется, что космос — живое существо, в «Политике» же космос действительно изображен Платоном как живое существо — он обладает «врожденным вожделением» (272e), он «поворачивается вспять, влекомый противо­положным стремлением», он «вспоминает наставления своего демиур­га и отца», он «попечительствует и властвует над самим собою и над всем, что в нем есть» (273a); он соблюдает наставления «вначале — строже, позднее же — небрежнее»; вместе о Кормчим он питает все живые су­щества (273в-с); он «отделяется от Кормчего» и в первое время ведет себя прекрасно, а потом забывает все хорошее и устремляется кдревне- му беспорядку (273c-d). Космосу приходится «самому» думать о своем образе жизни и заботиться о себе» (274d), — ничего подобного мы не най­дем в «Тимее», где единственной действующей, мыслящей и живой фигу­рой изображен один лишьдемиург, вопреки постоянным напоминаниям о том, что и космос тоже разумное и живое существо.

Создатель космоса, так же как и в «Тимее», именуется «богом», « устроителем», «демиургом», «творцом», «родителем и отцом», но кроме того и «кормчим» или «кормчим Вселенной» (272e, 273в, 273c), посколь­ку в «Политике» описывается не создание космоса, а управление им.

B мифе «Политика» отсутствуют две важнейшие части «Тимея» — все, что касается начал, или причин и их соотношения, т.е. философ­ская часть, и все, относящееся кфизике и кестественно-научным про­блемам, и несмотря на это и сам демиург, и созданное им космическое животное изображены в «Политике» не менее подробно и отчетливо, чем в «Тимее». Следовательно, все, что рассказано в «Тимее» о демиурге, со­здавшем живой космос, не составляет единого и неразрывного целого с рассуждением об идеальном и чувственном мирах, с одной стороны, и с исследованием физических свойств мира,сдругой. Правда, это утверж­дение покамест нельзя считать доказанным, но можно принять как ра­бочую гипотезу.

Так или иначе, краткие выводы, которые позволяет сделать эта часть нашего исследования, будут следующими. Образ демиурга у Платона, столь продуманно и детально описанный в «Политике» и «Тимее», по­является здесь не впервые: прежде чем выйти на сцену в качестве глав­ного действующего лица, демиург долгое время фигурировал на заднем плане диалогов в качестве неизменного объекта для сравнений. Таким образом, ко времени написания «Тимея» (и, по всей видимости, уже и «Политика») демиург в диалогах Платона стал чем-то вроде сквозного персонажа: набор его постоянных и неотъемлемых свойств следовал за ним из диалога в диалог, как нечто всем известное и само собой разуме­ющееся. Именно этот набор постоянных свойств мы и находим в «Ти­мее»: демиург созерцает в уме своем некий первообраз и создает его отображение; демиург благ, поэтому все, что он создает, должно непре­менно быть прекрасным; демиург руководствуется только разумом и знанием. Собственно, все, что сказано в «Тимее» о самом демиурге, а не о его деятельности, — это постоянные качества, из которых составля­лось понятие «демиурга» во всех платоновских диалогах.

Далее, бог-демиург «Тимея» и «Политика» не имеет никакого отно­шения к социальной проблематике и к сословию ремесленников в част- ности.(Само имя «демиург» и все его атрибуты заимствованы Платоном не прямо из ремесленной лексики, как полагает Л. Бриссон, а из бесед Сократа, для которого ремесленник и его занятия служили излюбленной иллюстрацией и даже аргументацией при доказательстве важнейших по­ложений). Два значения слова «демиург»: одно указывающее на социальную принадлежность, второе лишенное какой бы то ни было социальной окраски, — настолько четко отделены друг от друга в платоновских тек­стах, что их можно, пожалуй, признать омонимами. Демиург «Тимея» целиком восходит ко второму значению слова, и в тексте «Тимея» нет никаких указаний на связь бога-творца с низшим сословием греческого государства.

C большим основанием можно предположить, что образ мастера (dypiougyog) и понятие искусства (те%ѵт?) несетсмысл «систематический», то есть непосредственно связан с системой платоновского учения и дол­жен быть понимаем внутри этой системы, а не независимо от нее.

Бес­численные мастера, наполняющие беседы Сократа, обозначают в первую очередь не реальных ткачей и плотников и не социальную группу ре­месленников, а собственную мысль Платона о том, что истинная при­рода вещей есть некий умопостигаемый (или точнее, созерцаемый в уме) образец; что истинное знание есть созерцание этого образца, и нако­нец, что всякое истинное знание совпадает со стремлением к высшему благу. Ho мысль эта выражается в первую очередь не в понятиях, а в образе — в образе мастера. Демиург в платоновских диалогах — это об­разное воплощение того, что исследователи обычно называют учением Платона об идеях. B «Кратиле», в ходе обычной для платоновских диа­логов полемики с релятивизмом софистов, Сократ в качестве первого и главного условия возможности какого-либо искусства или знания выд­вигает следующее: «Если не все сразу одинаково для всех и всегда и если не особо для каждого существует каждая вещь, то ясно, что сами вещи имеют некую собственную устойчивую сущность (ovolav fiefiaiov), безот­носительно к нам и независимо от нас, и не по прихоти нашего вообра­жения их влечет то туда, то сюда, но они возникают сами по себе, соответственно своей сущности» (ттддд тг\ѵ аѵтсоѵ ойоіаѵ — 386d-e). Со­гласно Тимею, «устойчивая сущность» (то povipov xai fiefiaiov = ц ovola, то оѴ)%или «подлинное бытие» (то оѵтщ oV, то aei ov) — это не что иное, как «образец» (nagadeiypa), т.е. идея. Эта подлинная устойчивая сущность вещи и естьтотобразец, на который смотрят настоящие ремесленники — мастера в «Кратиле», «Горгии» и другихдиалогах, в которых Сократ ве­дет прямую или скрытую полемику с софистами.

Мы не видим возможности сейчас ответить на вопрос, что возник­ло для Платона раньше: образ искусства или мастера, такой, каким он его понимал, или учение о двойственности мира, или об идеях. Мы мо­жем только предположить, что скорее всего, они возникали одновремен­но, то есть свои мысли на этот счет Платон прежде воплощал в образе, а уже впоследствии пытался сформулировать в точных понятиях.

Ho ни в одном диалоге Платона мы не найдем окончательной формулировки того учения об идеях, которое обязательно присутствует во всех изложениях платоновской философии. Высказываемыевразличныхдиалогах поло­жения на этот счет, как правило, не соответствуют друг другу, а часто прямо друг другу противоречат. Самое подробное рассуждение об иде­ях, без посредства мифа, сравнений и аллегорий, — это, пожалуй, пер­вая частьдиалога «Парменид», о которой большинство интерпретаторов согласно утверждают, что здесь Платон подверг критике все, что сам раньше говорил об идеях, и выдвигает сам против себя тот главный ар­гумент, которым чаще всего будет впоследствии пользоваться Аристо­тель, критикуя мысль Платона о существовании идей (см. 128, 12)[50].

Так или иначе, но прямо об идеях Платон говорит крайне редко, а если говорит, то не может не отмечать множества противоречий, выте­кающих из последовательного развития этого учения. Зато толпы ре­месленников наводняют страницы его диалогов, и в том, что говорит Сократ, приводя в пример столяра или врача, не может быть прямого противоречия — ведь это речь приблизительная (согласно выражению Тимея — «еіхdjg Хоуод»); с другой стороны, она все же гораздо ближе к реальности (по крайнем мередляслушателя и читателя),нежели крылатые кони души, пасущиеся на звездах в «Федре», или прикованное в темной пещере человечество, разглядывающее тени теней на стенах подземелья в «Государстве». Сказание о пещере и о солнце — это все же аллегория, помогающая только понять, что подразумевает Платон под своими иде­ями. Ho столяр, вытачивающий челнок для тканья — не аллегория, а вполне реальная фигура; столяр действительно вытачивает челнок не по образцу старого челнока, а по образцу «идеи» челнока вообще, то есть функции, которую должен исполнять челнок; образцом столяру служит назначение или цель этого орудия — все это соответствуетдействитель- ности, и образ столяра помогает Сократу не только пояснить свою мысль, но отчасти и доказать ее соответствие действительности, ее истинность. Таким образом, ремесленники-мастера занимают как бы среднее поло­жение между сократовскими мифами, иллюстрирующими мысль, но ничего не доказывающими, и прямой формулировкой, которая должна бытьдоказана.

Диалоги «Тимей» и «Политик» свидетельствуют о том, что Платон никогда не выразил эксплицитно, в точных понятиях того содержания, которое он вкладывал в свой образ мастера-демиурга.

<< | >>
Источник: Бородай Т.Ю.. Рождение философского понятия. Бог и материя в диалогах Платона. 2008

Еще по теме Большой миф «Политика»:

  1. Глава 14. Порочная политика: нужно ли нам еще больше неграмотных?
  2. Спасенное человечество! Миф об искуплении грехов распространился и проникает всюду: в мировую политику, образование, экологию, феминизм.
  3. Чем больше спектр способов, форм и методов предвыборной агитации, тем больше у кандидата, избирательного объединения возможностей довести до избирателя нужную информацию
  4. Конституционный Суд — «больше, чем суд»: политико-правовая природа критериев и итоговых выводов конституционного нормоконтроля
  5. Фаустовский миф.
  6. Лихачев-миф.
  7. Миф о тамплиерах
  8. 3. Взаимосвязь дискреционной политики и политики встроенных стабилизаторов. Финансовая политика в России
  9. Как факт подтверждает миф
  10. Л. Мэмфорд МИФ МАШИНЫ
  11. 3.1. МИФ О ЧЕЛОВЕКЕ-ШАРЕ
  12. Правда и миф
  13. Смысл истории: факт, вымысел, миф
  14. Миф о демиурге
  15. Алкоголь и миф
  16. Миф – это метафорическая история
  17. Миф о древней алхимии
  18. ХЕТТСКИЙ МИФ И ЛЕГЕНДА
  19. Психическая травма: миф или реальность?