§ 2. Философия смеха
Онтология смеха. — Гносеология смеха. — Этика смеха
Смех многогранен, его проявления изменчивы и разнородны: от коротких спазматических сокращений грудной клетки до смеховой нирваны дзэна; от зевгмы и литоты до гомерического хохота олимпийских богов; от креативной техники мышления до постмодернистского пастиша, иронизирующего над собственной ироничностью.
В качестве неотъемлемой характеристики человека как такового смех может быть рассмотрен и исследован практически всеми гуманитарными и, в некоторой степени, естественными науками (например, медициной или физиологией). Однако вне зависимости от того, насколько точным и успешным будет исключительно психологический, лингвистический, медицинский или иной экскурс в теорию смеха, он всегда останется ограниченным и односторонним, показывающим не смех в целом, а отдельные его стороны, параметры и формы.Как целое смех может быть описан только с предельной степенью универсализма: наиболее успешные и верифицируемые концепции комического, как показывает история теоретических исследований, формируются в философской сфере.
Специальные теории соразмер-7 8
ны объекту своего изыскания настолько, насколько они способны подняться до философских обобщений.
Смех, таким образом, объект прежде всего философии как науки, обобщающей данные частных дисциплин и представляющей универсальные законы существования и развития комического. При этом, однако, смех, за редким исключением, не рассматривается в систематических философских исследованиях: пассажи о смехе являются периферийными и побочными вариациями более общих концепций или характеризуются чрезмерной очерковостью и эссеистично-стью. Из философских наук только эстетика рассматривает комическое достаточно подробно и системно. Нравственная философия смеха до сей поры является малоразработанной; то же можно сказать об онтологии и гносеологии смешного.
Между тем исследования в этих областях достаточно перспективны и важны для понимания комического как универсального феномена. Соответственно в данном параграфе будет рассмотрен смех в его связи с бытием, познанием и моралью.Онтология смеха. Смех рождается в диалоге. С полным основанием можно сказать, что бытие смеха может быть понято только через предварительный онтологический анализ двух своих диалогических сторон — смеющегося субъекта и осмеиваемого объекта.
Большинство теорий концентрируются на объекте смеха: уже у Демокрита, предложившего первую из известных теорий, можно реконструировать онтологические основания смешного. Его объект смеха — нечто мнимосущее, претензия пустоты на право именоваться бытием. Однако исчерпывающее обоснование и описание объективистского подхода к онтологии смеха было предпринято только в ХIХ веке Гегелем, который полагал, что смех фиксирует момент перехода разлагающейся в себе претензии на бытие в свою противоположность. Иными словами, ущербная сущность продуцирует видимость значительности; при этом чем больше разрыв между сущностью и видимостью, тем тотальней крах последней. Видимость рушится, обнажая ничтожность и слабость своих оснований: здесь происходит взаимопересечение онтологических и гносеологических оснований смеха, поскольку с точки зрения субъекта смеха такого рода обнажение есть обнажение истины.
Следующей характеристикой объекта смеха является его персо-нифицированность, очеловеченность. Уже из самих онтологических оснований смеха можно вывести тот факт, что объект смеха не может быть пассивной неодушевленной вещью. Активно продуцируя видимость претензии на значительность, объект смеха тем самым вступает в коммуникацию, превращаясь в одного из участников диалога, в своеобразный второй субъект. Бытие объекта смеха есть, таким образом, бытие человеческое или общественное; неодушевленная вещь или абстракция может стать объектом смеха только в той мере, в какой она носит в себе следы создателя или признаки сходства с человеком и
79
вовлечена в жизнь общества.
Так, смешными могут быть неудачные изделия человека, объявившего себя мастером, но не сами по себе, а только в связи с завышенными претензиями изготовителя: те же изделия, сделанные ребенком, могут не вызывать смеха. Животные кажутся тем более смешными, чем больше они походят на людей: самый сильный смех обычно вызывает поведение обезьян, старательно копирующих человека.Таким образом, объектом смеха может быть только человек. Но и в этом случае онтологические границы смеха будут слишком широки. Важно отметить, что смех концентрируется только на духовной реальности, а не на телесном, физическом бытии человека. Люди часто смеются над проявлениями физической ущербности: тучностью, уродствами, неуклюжестью и т. д. Особенно четко это проявляется, например, в древней комедии, где все персонажи имеют ярко выраженные физические недостатки. Однако достаточно сравнить тучность шекспировских Гамлета («Он тучен и одышлив», — говорит Гертруда) и Фальстафа («Ты видишь, у меня больше плоти, чем у других, значит, я должен быть еще слабее»), чтобы понять, что смешна не тучность сама по себе, а духовная ущербность, проявляющая себя, просвечиваясь через физическую данность1 . Таким же образом уловленное карикатуристом физическое сходство человека с животным будет смешным лишь при определенных условиях: карикатурное изображение умного человека в виде осла вызовет недоумение, изображение дурака в том же виде вызовет смех.
Проблемой физического в смехе подробно занимался Анри Бергсон, который предложил оригинальную трактовку смеха над внешними недостатками. Разделив уродства на вызывающие смех и далекие от комического, он делает вывод: «Смешным может быть всякое уродство, которое изобразит правильно сложенный человек»2 . Человек со «смешным уродством» производит впечатление человека, который просто не умеет держать себя, на что и реагирует общество посредством смеха, как бы пытаясь исправить недостаток. Значит, смех вызывается не физической данностью человека, а его моральной ущербностью или социальной косностью, а физическое может лишь проявить духовное, выступая своеобразным ключом к пониманию, триггером, пусковым механизмом, но не причиной смеха.
Можно добавить, что поскольку в смехе скрыто или явно, но всегда присутствует критическое начало, направленность смеха только на материальную форму будет более чем бессмысленной: действенным может быть лишь изменение духовных начал, определяющих эту форму. Лев Шестов резонно замечает по поводу соотношения материального и идеального: «Самый страшный враг всего одушевленного не косная материя, самый страшный и беспощадный враг— это
1 См.: Пропп В. Я. Проблемы комизма и смеха. М., 1999. С. 174.
2 Бергсон А. Смех. М., 1992. С. 22. 80
идеи. С идеями, и только с идеями надо бороться тому, кто хочет преодолеть ложь мира»1 .
Говоря о духовном бытии объекта смеха, нельзя не упомянуть о бытии трансцендентном. Не вдаваясь в споры о его наличии или статусе и отталкиваясь только от существования его понятия, попытаемся ответить на вопрос о возможности смеха над трансцендентным бытием бога. Отрицательный ответ для человека верящего очевиден. Смех над божественным для религиозного сознания — кощунство, более того, нежелателен смех2 вообще: «Горе вам, смеющиеся ныне! ибо восплачете и возрыдаете» .
Истоки невозможности смеха над трансцендентным лежат, как представляется, в герменевтических основах смеха. Смех — прежде всего понимание, а божественное a priori выше всякого ограниченного человеческого понимания. Если предположить совершенный и всеохватный выход в трансцендентное, то даже подобное противоестественное «слияние горизонтов» не сможет породить необходимый для смеха избыток понимания. Смех над божественным возможен только в том случае, когда смеющийся считает, что вера в трансцендентное есть не более чем человеческое заблуждение. В этом случае мы опять же смеемся только над человеческими идеями и не более того: объект смеха — всегда и во всем человек.
Объект смеха, таким образом, можно описать как персонифицированное, очеловеченное явление, имеющее видимость значительности, но обладающее ущербной духовной сущностью.
Обнажение, развенчание этой видимости (посредством интеллектуального усилия, через физическую данность и т. д.) служит причиной появления смеха.В сущности, большинство классических исследований ограничиваются описанием онтологических основ объекта смеха и гносеологических основ субъекта. Тем не менее онтологическую специфику имеет и субъект смеха. Анализ этой специфики, несомненно, поможет несколько расширить понимание смеха в целом. Начиная с XIX века в ряде работ, посвященных комическому, выделяются два типа смешного, являющихся разновидностями деления смеха по линии «природа — культура»: смех тела и смех ума. Основания для этого выделения существовали и ранее, что отражено, например, в различных словах, применявшихся для обозначения этих типов смеха в некоторых языках3; таким образом, даже на интуитивном уровне разделение смеха на два типа представляется оправданным.
К первому типу, как правило, относят смех, вызываемый субъективными физиологическими причинами: улыбку ребенка, жизнерадостный смех, смех от щекотания или опьянения. К этому же типу отчасти примыкает смех, связанный с телесной открытостью смеющего-
21 Шестов Л. Странствования по душам // На переломе. М., 1990. С. 382. Библия. М., 1993. С. 1091.
3 |
См. напр.: Леви-Стросс К. Указ. соч. Т. 1. С. 130.
8 1
ся — сексуальной, агрессивной, скатологической. Второй тип предполагает умение рационально оценить ситуацию. Такой смех более рафинирован, окультурен и, как правило, редуцирован до сатиры, иронии, сарказма.
Разделение типов смеха обусловлено их онтологической укорененностью: первый опирается на физическую, телесную реальность, второй — на субъективное бытие сознания. В историческом и социокультурном аспекте такое разделение может привести к ряду важных и плодотворных выводов. Различия между смехом Рабле и Франса, Гоголя и Маяковского огромны, и рассматривать миры этих практиков комического в одном теоретическом ключе невозможно.
Однако прежде чем отметить плодотворность разделения «смеха тела» и «смеха ума», необходимо указать на недопустимость их резкого отграничения друг от друга.В предыдущей главе уже говорилось о постепенном слиянии сфер «культурного» и «природного» смеха: к настоящему времени уже ясна принципиальная целостность смеха во всех его проявлениях. Соответственно кардинальное, насильственное разведение полюсов смеха представляется неправомерным: как целостность человека обусловливается единством соматического и социального, притом игнорирование одного пагубно для другого, так и единство смеха обусловлено взаимодействием «смеха ума» и «смеха тела».
Выше уже приводились примеры физиологического смеха — беспричинного, истерического и т. д., в которых можно отметить зачаточные элементы социального. В качестве крайнего примера можно привести наиболее явный вид физиологического смеха — смех, связанный со щекоткой. Щекотка представляется специфическим физическим стимулом, вызывающим однозначную реакцию. Однако в качестве эксперимента можно попробовать пощекотать незнакомого человека — его реакцию вполне реально почувствовать на себе, и она будет определенно не смеховая. Можно проделать подобный эксперимент с собой — самощекотание тоже не вызовет смеха. Очевидно, что даже такой примитивный смех требует присутствия другого; этот другой должен быть близким человеком. Важны также комфортные условия и соответствующее настроение: физиологический смех предполагает нечто из социальной сферы.
Можно рассмотреть противоположный пример — распространенный во всех культурах фольклорный жанр перешучивания, перебранки, когда молодые люди и девушки перебрасываются насмешками и непристойностями. Оторванные от ситуации тексты «перебранки» можно рационально интерпретировать как «подтрунивание над извечными изъянами человеческой натуры» или даже «бичевание коренных пороков и язв общества» 1 . В этом случае, однако, не будет учтена одна из основных причин смеха — физиологическая, где насмешка
1 См.: Демин В. И. Многоцветие смеха: Комическое в мордовской литературе. Саранск, 1998. С. 38.
82
есть только повод для осознанного или неосознанного приглашения к сексуальному общению, которым в архаичных обществах «перебранка», как правило, заканчивалась. Те же шутки в другом контексте, например в печатном виде, в большей своей части могут не вызвать даже улыбки.
Примеры, приведенные выше, показывают, что смех не может быть только «смехом ума» или «смехом тела»: непреодолимой границы между этими видами смеха не существует, любое исследование, посвященное смеху, должно исходить из принципиальной целостности и единства этого феномена. Однако разделение «смеха ума» и «смеха тела» необходимо, но это должно быть разделение не в терминах «или-или», а в терминах «больше-меньше»: смех может быть лишь преимущественно телесным или интеллектуальным. Таким образом, дифференциация смеха должна проводиться в рамках целостного его рассмотрения.
4 |
Для того чтобы пояснить этот тезис, можно привести конкретные примеры, связанные с исследованиями юмора. Так, в отечественной науке можно выделить две традиции в интерпретации смеха. Первая исключает «смех тела» из исследований как неинформативный и социально немаркированный. Вторая, напротив, считает рациональную сатиру предельно редуцированным «несмеющимся смехом», утратившим всякие связи со смеховой цельностью. Так, первая традиция, ярким представителем которой является Д. П. Николаев, видит в смехе Гоголя только рациональную сатиру, интерпретируя даже ритуальный смех в качестве «бичевания социальных пороков»1 . Представитель второй традиции М. М. Бахтин видит в Гоголе продолжателя Рабле и соответственно интерпретирует даже явную сатиру как карнавальный, телесный смех2 . Между тем смех Гоголя целостен: он включает в себя и ярко выраженный карнавальный «смех тела» (особенно в ранних произведениях) и сатирический «смех ума» («Мертвые души», «Ревизор»), а в некоторых случаях и то и другое, иногда в одном высказывании.
Таким образом, исследование смеха должно учитывать как существование различных тенденций в комическом (телесных и рациональных), так и возможность их пересечений, совпадений, взаимовлияний, составляющую в конечном счете целостный портрет смеха. Это позволит, с одной стороны, выявить специфику различных онтологических оснований смеха, а с другой — показать генетическое единство смеха как социокультурного феномена.
Наличие смехового субъекта и, в большей степени, смехового объекта проясняет главные онтологические основания феномена смеха. Однако бытие смеха как такового невозможно свести только к бытию
1 См.: Николаев Д. П. Сатира Гоголя. М., 1984.
2 См.: Бахтин М. М. Рабле и Гоголь // Бахтин М. М. Творчество Франсуа Рабле и народная культура средневековья и Ренессанса. М., 1990. С. 526 — 536.
83
субъекта или объекта: оно проявляется лишь в сфере их взаимодействия. Онтологическая основа смеха — общение, коммуникация людей, социальных групп, культур и т. д. Можно сказать, что смех укоренен на коммуникативном уровне общественного бытия. В наиболее упрощенном виде коммуникативный механизм смеха можно интерпретировать как реакцию субъекта на объект. Информация прежде всего продуцируется объектом смеха, а затем расшифровывается субъектом. Истинная информация при декодировании очищается от информационного «шума», обманчивой видимости, лишних и запутывающих данных. Противоречие между чрезмерными усилиями, затраченными на декодирование, и простотой истинного решения рождает избыточное понимание, которое в свою очередь разрешается посредством смеха.
Однако смеховая коммуникация не должна пониматься однона-правленно: отправитель — сообщение — получатель. Смех сам по себе является оценочным сообщением, ориентированным на достижение определенного эффекта. Информация, передаваемая смехом, обозначает, как правило, негативную оценку объекта с точки зрения его соответствия социальным нормам. Смеховая информация проходит обратный путь от субъекта к объекту; при этом объект в большей или меньшей степени меняется под ее воздействием, соотнося свое поведение с социально установленной нормой. Эффект, естественно, достигается не во всех случаях: различие в социокультурном опыте участников коммуникации, подавляющий смысл уровень «шума» и т. д. могут привести к рассогласованию в интерпретации. Таким образом, информационная модель смеха — не более чем идеально-типологическая. Тем не менее она четко показывает, что смеховая коммуникация реализуется на диалогическом уровне, где «субъект» и «объект» — принятые условности и, в сущности, необходимо говорить о двух равноправных диалогических субъектах.
Смеховая коммуникация всегда обнаруживает внутреннее устремление к увеличению числа участников: она отличается неполнотой и незавершенностью даже в диалоге двух субъектов. Помимо двух диалогических субъектов — того, кто высмеивает, и того, кого высмеивают, смех подразумевает третью позицию — слушателя (слушателей). При этом смех проявляется тем ярче, чем больше людей вовлечены в сферу его воздействия: именно поэтому он так заразителен. Таким образом, смех изначально требует социального пространства; его бытие коренится в бытии общественном.
В итоговом виде коммуникативное бытие смеха можно описать как пересечение двух составляющих: социальной коммуникации (передача и получение сведений) и социального взаимодействия. Последнее играет важнейшую роль в понимании смеха: традиционные определения смеха как мнимосущего или отграничения истины от лжи объясняют только механизмы и логику развития комического (концентрируясь на простой передаче сообщений), но не пытаются объяс-84
нить, почему смех является действенным средством исправления нравов. Между тем именно социальное взаимодействие, которое включено в онтологическую основу смеха, отвечает за деятельностный характер смеха — уже упомянутую коммуникативную эффективность. Цель социального взаимодействия — взаимопонимание, единые и согласованные действия всех членов общества. Для человека, включенного в общий процесс достижения цели, смех будет символом приятия и единения; для того, кто невольно тормозит этот процесс (ввиду чрезмерной педантичности, глупости и т. д.), смех будет выражением неприятия и своеобразной, но действенной попыткой перевоспитания.
Еще по теме § 2. Философия смеха:
- § 1. Теории смеха в античной философии
- Сычев А.А.. Природа смеха или Философия комического .2003, 2003
- Глава I Теории смеха и комического в истории философии
- Гносеология смеха.
- § 3. Социальные функции смеха
- К определению смеха.
- Антитеза смеха.
- § 2. Западно-европейские теории смеха
- Этика смеха.
- § 3. Отечественные теории смеха
- Глава III Социальное бытие смеха
- Семинар 1. Становление философии. Роль философии в жизни человека и общества
- 1 Средневековая философия как синтез христианства и античной философии. Аврелий Августин