Избыточность переживаний, навязываемая диссоциированным умом

Имея уже представление о том, какова подлинная природа мысли, чем характеризуется телесное постижение, как пози­ция наблюдателя влияет на поведение системы, вернемся к те­зису о том, что тело может думать, а ум - чувствовать, и рас­смотрим некоторые практически значимые аспекты всех этих, казалось бы, чисто теоретических вопросов.

Глубинная причина этих на первый взгляд нерациональ­ных стратегий поведения следующая: ум нуждается в том, чтобы не только думать, но и чувствовать, ощущать, причем не через тело, как это происходит сейчас, в диссоциированном со­стоянии человека а непосредственно.

Как уже говорилось, можно выделить три уровня организа­ции интегральной телесности: два базовых (уровень отдельных субсистем организма и уровень «организм как их совокуп­ность») и производный («новая, самостоятельно действующая в мире единичность»). Ha первых двух уровнях человек остался соприроден миру. Производный, на котором человек функцио­нально пребывает, когда отождествлен с эго, подвергся диссоци­ации и потому оказался иноприроден и внешнему миру, и миру собственных внутренних систем. Барьер, граница, разделяю­щая базовые и производный уровень организации телесности, приводит к тому, что, пребывая в состоянии функциональной отождествленности с уровнем «управленческой надстройки», человек лишает себя пищи непосредственных впечатлений, по­скольку она обеспечивается именно базовыми уровнями теле­сности. Единственная возможность для диссоциированной структуры получить к ним доступ только через ресурсы эго-со­знания. A это равносильно выбору позиции наблюдателя по от­ношению к испытываемому.

Поэтому, когда мы находимся на позиции наблюдателя по от­ношению к своим чувствам, мы «не находимся в них»: они не те, и мы не те; а когда мы их переживаем (вовлеченно, целостно), мы не занимаем позицию наблюдателя по отношению к ним.

Итак, ум нуждается в пище непосредственных впечатлений, потому что он и формировался, и развивался (на до- диссоциативной стадии) как целостность . И соответ­ственно впечатления, с которыми он имел дело, отличались тем же качеством - недуальностью, целостностью. To, что выпадает на его долю в состоянии диссоциированности, - это превращен­ные формы исходных впечатлений, которые прошли все те фор­мы трансформации, которые требуются для того, чтобы инфор­мация попала в сферу эго-сознания. B так преобразованных со­держаниях практически не остается и следа от тех энергий, которыми насыщены исходные впечатления. Поэтому диссоци­ированный ум старается восполнить то, чего оказался лишен в силу своего диссоциативного статуса. Ho как это сделать?

Получение пищи непосредственных впечатлений связано с функционированием в режиме недвойственности. Последнее для современного человека труднодостижимо. И вот, истерзан­ный бесконечным думанием и отсутствием чувствования, ум прибегает к вынужденному средству, а именно к избыточной, гиперстимуляции всего организма. B этом случае он - даже при условии диссоциированности - все равно получает крохи ощущений: просто их так много, что и ему перепадает. Это ко­нечно же совсем не то, что предзадано природой человека изна­чально, но это все-таки лучше, чем ничего. Уму (а значит, и мозгу) эти ощущения нужны как воздух: они - необходимая составляющая его здорового функционирования, его нормаль­ной работы (ведь это только в нашем эго-центрированном созна­нии ум может существовать независимо от тела). Ho получать их без гиперстимуляции в условиях диссоциации невозможно: ум и тело (как инструмент, как источник таких непосредствен­ных ощущений) отделены барьером инаковости, возникающим, когда человек функционально отождествлен с эго.

Это, можно сказать, меньшее из двух зол: произвольно вы­бираемый путь терзания самого себя для получения хотя бы мельчайших компонентов жизненно необходимых уму ощуще­ний, - пусть и ценой изматывающих переживаний, ценой страдания, ценой постоянного напряжения и отсутствия покоя. Потому что альтернатива, доступная современному человеку, находящемуся в состоянии диссоциации, - прогрессирующее ухудшение нормальных условий жизни и работы ума в неблаго­приятных обстоятельствах утраты пищи непосредственных ощущений. Это, я думаю, ключевой момент. Потому в некото­рых духовных традициях и считается, что земной мир - это ме­сто страдания душ, что очищение достигается через страдание и страдать - это, нормально для человека.

Теперь понятно, что это так и не так. Так, - потому что по факту мы действительно находимся в условиях, когда един­ственный путь вернуть себе хоть ненадолго, хоть и в такой тя­желой форме целостность, - это переживать тяжелые целост­ные состояния, т.е. как раз страдать. И неправильно, - потому что в принципе, по природе вещей, этот путь - не единственно для человека возможный, а скорее единственно доступный, если он не понимает природы происходящего. Ha своем опыте человек убеждается (зачастую неосознанно), что, страдая, ты хоть и мучаешься, но переходишь в какое-то новое, более бла­гоприятное состояние (это и лежит в основе постулата о том, что страдание очищает; а в житейском опыте этому соответ­ствует сентенция: не было бы счастья, да несчастье помогло).

Духовно продвинутые искатели пытаются силой воли, раз­ными дрессировками ума, бесконечными техниками и практи­ками достигать целостности, или останавливая болтовню ума, или становясь нечувствительными к желаниям (которые совер­шенно справедливо рассматриваются как источник страданий).

Эта ситуация мне всегда казалась противоразумной. A фа­натизм последователей тех или иных основоположников про­сто пугал. И напротив, всегда нравилось то, что говорил на эту тему Дж. Кришнамурти, который сам отказался от статуса учителя и объяснял, что никого ничему научить невозможно, что каждый сам для себя открывает путь. Ho здесь нельзя не заметить внутренней противоречивости такой позиции: с од­ной стороны, он говорит, что учить других невозможно и не­правильно, с другой - он этому учит, что бы сам на эту тему ни объяснял. B итоге, с одной стороны, он резко выступал против учительства, притом не только на словах, но самым убедитель­ным образом и на деле: распустив орден Звезды Востока и раз­дав все активы теософов, распорядителем которых был. C дру­гой - он не мог не учить: ведь если понял что-то, что делает жизнь гармоничнее, то просто не можешь не попытаться пере­дать это другим. Знание само тебя толкает. И здесь он и оказы­вался в ловушке внутренне противоречивой ситуации. Поэто­му на вопросы о своем учительстве всегда отвечал с большим раздражением. Это и понятно: учить считал неправильным, на своем опыте убедился в бесплодности и ошибочности этого пути, но не учить не мог.

B чем же здесь дело? Дж. Кришнамурти нашел для себя та­кую формулу: я никого не учу. Я просто держу фонарь, освеща­ющий дверь, а входить в нее или нет - это ваш выбор. Это хоро­ший вариант выхода из внутренне противоречивой ситуации. Ho это все равно уловка. Мне кажется, для того чтобы больше соответствовать этой модели, он выбрал для себя такой эмоцио­нально отстраненный путь диалога-монолога, хотя и говорил, что бесстрастие пагубно, ненормально, что, для того чтобы об­рести целостность, нужна именно - и прежде всего - страст­ность. И там, где он отвлекается от бесед с людьми, его речь ста­новится куда более живой, страстной, наполненной чувством любви. Говоря же с посетителями, он превращается в какой-то автомат, лишь изредка раздражаясь или возбуждаясь (что от­четливо видно по текстам), а потом снова себя пригашая. Я по­лагаю, дело здесь вот в чем. Он не был силен в анализе. Он имел бесподобную способность проживать, чувствовать подлинно происходящее: широкоформатно и объемно. B результате в соб­ственном опыте открыл для себя все, что только можно было от­крыть. Ho подлинные причины происходящего можно устано­вить только на основе анализа и даже, своего рода, мыслитель­ного вычисления, подобного тому, которое выпадает на долю астрономов, открывающих «на кончике пера» невидимые не­бесные тела. Это был не его путь. Объяснять он не очень умел, а возможно, и сам не хотел понимать. Потому и попадал в ситуа­цию противоречия установки и практики.

Я же по поводу глобальной противоречивости ситуации, связанной с учительством, ученичеством, просветлением, сле­дованием по Пути и др., думаю следующее: как ни странно, и Дж. Кришнамурти, и все другие адепты, описывающие свой путь, правы, хотя пути их различаются. Дело здесь даже не в различии индивидуальных объективных реальностей, в ре­зультате чего перед каждым действительно открывается свой путь. Дело в том, что вообще путь существует только в миг его обретения человеком. Никакого другого пути нет. Поэтому и учительство как передача собственного пути по большому сче­ту невозможно и неэффективно просто по логике вещей: если человекотличаетсяоттебя, -адвуходинаковыхлюдейнет, - то и его индивидуальная реальность будет отличаться. Следо­вательно, и путь в такой реальности к обретению целостности просто не может быть тем же самым, что у тебя. Поэтому пра­вильно, что каждый должен найти его сам, и в этом смысле ни­кого ничему научить нельзя: просто потому, что его реаль­ность - не твоя, чего бы ты ни достиг в своей.

Ho здесь вступает в действие другой фактор. Человек нуж­дается в получении впечатлений, которые я назвала ощуще­ниями ума. Это необходимо ему прямо и непосредственно для выживания. И когда человек диссоциирован, т.е. непосред­ственное и спонтанное получение таких впечатлений- ощущений в нормальных условиях невозможно, единствен­ный доступный ему путь к обретению хотя бы крох таких ощущений - это оправданно, хотя и неосознанно, выбираемое им стремление к гиперстимуляции, фактически к пережива­нию сильных негативных состояний^[209]. Это вполне успешно до­стигается, например, бесконечным прокручиванием в голове травмировавшей ситуации, причем ее воздействие на орга­низм все усиливается и усиливается, переживание генерали­зуется. Вот ты уже додумал и вообразил и то, чего вовсе не было, все стало еще ужаснее, еще нестерпимее. A пережива­ния все сильнее и сильнее. Уже и вынести невозможно. Уже ты лишился сил им сопротивляться, бороться, вот в этот миг и до­стигается мгновение целостности, и ум обретает пищу непо­средственных ощущений, которая нужна ему как воздух. И всё разом меняется, преображается. Кришнамурти пишет о таких состояниях: это состояния, имеющие собственную энер­гию трансформации, и именно она, а не человек в мгновение осознания преображает всю ситуацию. Поэтому такое преобра­жение происходит спонтанно, ненасильственно, в единственно верном направлении. И потому оно и есть единственная форма подлинного преображения. Всё остальное - действие из серд­цевины диссоциированной личности, которая, как следствие своей активности, породит такую же диссоциированность и новое насилие.

Иными словами, диссоциированному человеку страдание оказывается необходимо, т.к. это наименьшее из зол, из кото­рых ему приходится выбирать. A выбор невелик: или прогрес­сирующая деградация ума (и следовательно, всего организма) в условии отсутствия жизненно необходимых уму непосред­ственных ощущений (труднодостижимых для диссоциирован­ного человека), или помещение себя на путь страданий, пред­намеренное, хотя и неосознаваемое. Иначе говоря, такой выбор делает организм, хотя эго-сознание ему и будет противиться, считая поведение «хозяина» (а на самом деле собственное по­ведение, поскольку современный человек отождествляет себя C эго-сознанием) глупым, бессмысленным, иррациональным. Например, «зачем я это сделал, ведь знал же, что добром это не кончится?!» - A потому и сделал, что знал! Более того, «чтобы не кончилось добром» - это и было целью предпринятого дей­ствия, поэтому результирующее поведение не только не глупо, не бессмысленно и не иррационально, а, наоборот, очень раци­онально и выверенно.

Ho если так, то тогда, при любой форме декларируемого эго-сознанием стремления к отсутствию желаний, к остановке болтовни ума, к праведной и правильной жизни, организм как выживающее существо, как недуальная целостность , как интегральная телесность, будет стремиться нару­шить все эти установки-цели-идеалы: просто потому, что ему для выживания нужно другое. И тут уж, как говорят, к гадалке не ходи: ясно, кто победит. Ho самое интересное, что и учить об этом фундаментальном противоречии бесплодно: именно из-за его фундаментальности, базового характера, оно оказывается таким мощным источником массированного, целостного про­живания страданий! Просто глупо и расточительно разбрасы­ваться такими отличными ресурсами получения умом пищи непосредственных ощущений в ситуациях глобально драма­тичных целостных состояний!

Именно поэтому учить и бессмысленно и осмысленно: бес­смысленно, - потому что у каждого на самом деле свой путь, и попытка достичь искомого (уже первое противоречие: человек стремится уйти от желаний, но имеет искомое - первый от­личный ресурс страдать долго и напряженно!) по большому счету бесплодна. Ho это и осмысленно, - потому что если чело­век обретает нормально потребную ему целостность в результа­те именно страдания, то предложить ему еще один такой пре­красный источник страданий - описав свой путь - просто не­обходимо и человеколюбиво. И если он захочет страдать, пусть страдает на здоровье: возможно, это и будет его личностным, собственным путем к обретению целостности^[210].

Так что по большому счету в ситуации постулирования бес­смысленности и вредности учительства и в самом учительстве противоречия^[211] нет: обе составляющие верны, - как бы пара­доксально это ни выглядело на первый взгляд. Надо только от­казаться от неявно протаскиваемой в наше сознание установ­ки, что человек нуждается в том, чтобы быть счастливым, что­бы избавиться от страданий. Это совсем не так: человек нуждается в том, что даст ему опыт целостности, в котором единственно и возможно обретение умом пищи непосредствен­ных ощущений. Последнее необходимо организму для выжи­вания. И как «выживательная» цель, она, безусловно, имеет приоритет по сравнению со всеми остальными.

Если всё это верно, то становится понятным, почему китай­ские мастера, обучающие последователей приемам обретения просветления, практикуют такие жестокие методы (удары пал­ками, описаны даже случаи отрубания конечностей и другие ужасы). Они, вероятно, понимают, что человек возьмет из пред­лагаемого репертуара воздействий то, что ему потребно. Если вам такая стимуляция - как источник обретения недостающей целостности - не подходит, вы просто уйдете. Останутся те, для которых она плодотворна именно из-за своей экстремаль­ности: значит, им, в их индивидуальных реальностях, именно таких непосредственных ощущений не хватает для достижения целостности. Именно поэтому существует так много историй просветлений: один обрел его, когда на него заорал учитель, другой, когда ему отрубили руку, третий, когда его огрели пал­кой, и т.п. Ho почему-то не все просветляются в момент физиче­ского воздействия. Для кого-то достаточно мысленного проти­воречия (коана). Оно его измотает так, что он - куда деться - просветлится. Другого же надо огреть палкой, потому что ему мысленный тупик - не источник страданий. И если данному конкретному человеку для достижения целостности (а по сути, выживания, потому что нормальное функционирование ума связано как раз с выживанием) необходим тот или иной тип страданий, он именно его и получит, потому что он его ищет! - как бы неприятно это ни звучало. Поэтому (опять же звучит от­вратительно, но оказывается действенным): если уж вы ищете страданий, то, обретя их, хотя бы порадуйтесь, что получили искомое. Тогда и произойдет то, о чем говорят суфии: «поми­рись с Отцом своим, и мир преобразится».

Это не просто красивые слова. За ними практика и реаль­ность: ведь что значит «помирись»? Это значит, что в твоей жизни имелось некое положение вещей, которое ты рассматри­вал как глубоко несправедливое и потому был на Отца обижен. Если же мы поймем и примем, что страдания, которые мы об­ретаем, только нашему эго-сознанию кажутся ненужными, на самом деле именно мы, мы сами, их выбрали, мы их спровоци­ровали, искали, - потому что именно такие события, именно такие положения вещей способны заставить нас восстановить утраченную целостность и тем самым дать нашему уму жиз­ненно потребную для него пищу непосредственных ощуще­ний, - то тогда мы в страдании произведем на свет, родим кру­пинку радости, благодарности. A это и есть другое, внутреннее, состояние, достигнутое не по модели: «сначала пусть мир изме­нится, а потом уж я буду счастлив и благодарен» (на что мир, в соответствии с принципом диады, посылает совершенно симме­тричный ответ: «сначала пусть он изменится, а потом я буду счастлив и благодарен» - а счастье и благодарность мира - это и есть благоприятные жизненные ситуации, в которых мы вдруг себя обнаруживаем). Это и будет изменение ситуации из­нутри, из самого себя. Это и будет означать, что ты помирился с Отцом небесным: ты больше не рассматриваешь имеющееся по­ложение вещей как тотально неудовлетворяющее тебя и как на­сланное на тебя какой-то жестокой и несправедливой силой из­вне. Хотя бы за что-то в своем неприятном состоянии ты оказал­ся благодарен: искренне, а не искусственно, напоказ. Это и есть «помирился с Отцом своим». Это и значит, что произошло гра­мотное: ситуация не изменилась, но изменился ты, изменился глубинно, внутренне: то, что прежде отвергал, ты вдруг при­нял. Причем принял не на словах - что только обман и источ­ник новых бед, а глубинно, всем своим существом. И это - именно это - создает для человека другую реальность, реаль­ность других объективных жизненных ситуаций: ведь ты боль­ше не посылаешь миру сигнал: «сначала ты, потом я». Произошло принципиально новое: сначала и без всяких пред­варительных условий изменился ты. Ho как следствие (в соот­ветствии с принципом диады) и из мира пришел симметричный отклик: «сначала изменюсь я». И без насилия, без давления с твоей стороны, которое для мира как писк мыши, сама меняет­ся реальность объективных жизненных ситуаций. Так что за всем, что говорят традиции, нет никакой мистики, и это не про­сто морализаторство, это нормальный, обычный механизм вза­имодействия миров. Просто логика такого взаимодействия - не та, какой мы привыкли ее считать. И то, что выдает наше эго-сознание за реальное, не то, что на самом деле реально.

Поэтому постулат Будды о восьмеричном пути как способе избавления от страдания верен именно в той своей части, в ко­торой неверен: ничто не способно избавить человека от страда­ния, потому что, до тех пор пока он его ищет (т.е. испытывает в нем витальную потребность), он будет находить его. Ho имен­но поэтому путь Будды верен: идя им, приверженцы с необхо­димостью будут испытывать и получат множество страданий, в которых нуждаются для обретения целостности в той сфере, которая для них - именно и конкретно для них - является проблемной. Поэтому можно сказать, что каждый учитель, провозглашающий свой путь избавления от страдания, форми­рует и отбирает круг тех своих приверженцев-последователей, которые, пытаясь реализовать именно его, получат потребные именно им страдания.

Что же в результате? Сказать: страдайте на здоровье? Это было бы верно, если бы этот путь был наилучшим из возмож­ных. Ho это не так: он - всего лишь меньшее из зол, из которых диссоциированный человек вынужден выбирать. Поэтому я бы сказала так: страдайте, раз уж по-другому достигать целостно­сти не получается. Ho, страдая, осознавайте, что этот путь вы последовательно и преднамеренно (хотя и неведомо для эго-со­знания) искали и выбрали сами. И раз вам это удалось(«Уев! мы сделали это!»), то уже есть повод порадоваться и поблагодарить судьбу(«помирись с Отцом своим») за то, что искомое нами (на деле, практически искомое, а не иллюзорно - в качестве эго- сознательного идеала) мы обрели. И когда это произойдет ис­кренне, вы изменитесь глубинно, внутренне, не в ответ на из­менение внешней ситуации (что невозможно по логике вещей, вера в другое - иллюзия, порождающая свои замечательные и продолжительные страдания), а внутри прежней, проблемной ситуации. To есть если смотреть на ситуацию по монаде, вну­три полного инь родится крупинка ян, и с этого момента дина­мика процесса изменится на противоположную.

Я все это описала и тем самым создала еще один очень мощ­ный и высокоуровневый канал для отыскания своей ниши на пути страдания. Теперь, зная, как надо грамотно относиться к психотравмирующей ситуации, и не умея так к ней отнестись, вы будете переживать и страдать еще и по этому поводу. A по­скольку это не первопорядковая ситуация, а высокоуровневая методологическая ловушка, то и страдания по этому поводу бу­дут одними из наиболее труднопреодолимых. Это, если можно так сказать, ловушка для интеллектуалов и профессионалов в сфере работы по утилизации страдания: я нарисовала иную мо­дель взаимоотношения человека и мира, в которой страдание может быть понято как то, что человек реально ищет для обеспе­чения собственного выживания. И поэтому оно может перестать быть объектом гонения и отвержения, становясь ресурсным пе­реживанием. B такой модели осознание неслучайности своего страдания (и в этом смысле его принятия) оказывается состав­ной частью пути. HO: тот, кто пойдет им, - для кого приведен­ная логика окажется убедительной,- тем самым выберет и тот тип страданий, который составной частью входит в такой имен­но путь. Потому что на практике принять страдание от одного только умственного понимания всех объясненных вещей невоз­можно. Значит, это еще один отличный способ страдать. A по­скольку он - высокоуровневый, TO он может органично войти вообще в любую жизненную ситуацию, какой бы конкретно и предметно она ни была. Это своего рода страдание по поводу страдания, а ему всегда есть место в нашей жизни (©).

2.8.5.