<<
>>

Ошибки применения категорий «возможность» и «действительность»

Мысли о невозможности или недействительности чего-либо имеют важное регулятивное значение. Они ограничивают произвол нашей фантазии, ставят предел достоверности чувственных воспри­ятий и образов.

Таковы, например, мысль о невозможности вечного двигателя или мысль о недействительности бога, ведьм, чертей. Ес­ли бы все плоды нашего воображения мы принимали как сущест­вующие или могущие быть в действительности, то это затруднило бы нашу деятельность и даже просто сделало бы ее невозможной. Неразвитому уму очень многое кажется возможным. Он готов пове­рить и в "летающие тарелки" и в телекинез и во многое другое. Своеволие мысли можно как раз сдержать путем неустанного изуче­ния границ возможного и невозможного. А в сфере возможного есть такой "сорт" возможностей, о которых лучше не думать. Я имею в виду возможности типа маниловских мечтаний. К такому же "сорту" возможностей относятся "пустые" возможности, о которых писал Гегель. На этот счет у него есть весьма интересное высказывание.
Вот оно: "Чем необразованнее человек, чем менее известны ему оп­ределенные отношения предметов, которые он намерен рассматри­вать, тем более он склонен распространяться о всякого рода пустых возможностях, как это, например, бывает в политической области с так называемыми политиками пивных"1.

С другой стороны, неразвитому уму многое кажется невозмож­ным. Он порой признает только то, что есть и что он сам пощупал и потрогал. Это самая настоящая ошибка абсолютизации действитель­ности.

Правильно понимать соотношение возможного и невозможного — залог прогресса мысли и успехов в деятельности. Тот, кто считает слишком многое невозможным, обрекает себя на консерватизм, кос­ность мысли, застой. А тот, кто считает слишком многое возмож­ным, склонен к безудержному фантазированию, пустым мечтаниям и непродуманным импульсивным действиям.

Потенциализм. Ошибки абсолютизации возможности

Выше были указаны некоторые ошибки абсолютизации возмож­ности и отрицательные эффекты этой абсолютизации.

Весьма распространенной является ошибка выдавать желаемое (т. е. возможное) за действительное. Сколько из-за этой ошибки лю­ди делают глупостей, неверных шагов!

Или жизнь в мире грез, мечтаний, напрасных ожиданий, мани­ловщина.

Или, напротив, жизнь в постоянных страхах, тревогах, ожидани­ях дурного, худшего. Своеобразными эмоциональными абсолютиза­циями ожидания дурного-худшего являются алармизм, паническое состояние-настроение.

Или на основе только предположения, возможности чего-либо делается заключение о действительно имеющем место быть. В од­ном отечественном фильме некий персонаж строил свое обвинение на тезисе: «А если бы он вез патроны?!» Другой пример: на следст­вии или на суде по уголовному делу обвинение порой строят на том, что человек мог совершить преступление (отсутствие алиби, мотивы и т. п.).

Как часто «если бы, да кабы» фигурируют в доказательствах, в принятии решений! Мудрая поговорка заклеймила эти «если»: «если бы да кабы, да во рту росли цветы».

Актуализм. Ошибка абсолютизации действительности. Отрицание возможности

Выше я указывал, что неразвитому уму многое кажется невоз­можным. Один из чеховских персонажей следующим образом аргу­ментировал свою правоту: «Этого не может быть, потому что этого не может быть никогда!» Еще один пример: когда железные дороги только появились, один чудак, стоя на платформе возле разводящего пары паровоза, приговаривал «не поедет», не поедет». Когда же по­езд тронулся в путь, он стал кричать: «не остановится!», «не остано­вится!».

И в философии такая позиция нашла свое отражение. Аристо­тель, указывая, что различие возможности и действительности явля­ется необходимым условием "движения и возникновения", критико­вал мегарцев, отрицавших реальность возможного. "Далее, если не­имеющее возможности, — писал он, — это то, что лишено возмож­ности, то получается, что то, что еще не произошло, не будет иметь возможность произойти; если же о неимеющем возможности про­изойти утверждают, что оно есть или будет, то говорят неправду (ведь именно это означало "неимеющее возможности"), и, следова­тельно, такие взгляды отвергают и движение и возникновение.

В са­мом деле, то, что стоит, всегда будет стоять, и то, что сидит, — си­деть; раз оно сидит, оно не встанет, ибо невозможно, чтобы встало то, что не имеет возможности встать. Если поэтому утверждать та­кое недопустимо, то ясно, что возможность и действительность — не одно и то же (между тем приведенные взгляды отождествляют возможность и действительность, а потому и пытаются опроверг­нуть нечто немаловажное)"1.

В новое время многие философы и ученые писали о возможно­сти и случайности как феномене незнания. Гоббс отмечал: "Все, что происходит, не исключая случайного, происходит по необходимым причинам... Дождь, который, завтра пойдет, обусловлен необходи­мыми причинами. Но мы его рассматриваем как нечто случайное, ибо не знаем его причин, которые уже теперь существуют". "Слу­чайным или возможным, называется вообще то, необходимую при­чину чего нельзя разглядеть" .

Ярким представителем такой точки зрения был Спиноза. Он ут­верждал, что "возможное и случайное не являются состояниями ве­щей", что они — "лишь недостаток нашего разума". То и другое "есть недостаток нашего восприятия, а не что-либо реальное" ; они "обозначают только недостаток нашего знания относительно суще­ствования вещи" .

И в науке многое объявлялось невозможным, хотя в принципе возможность, как таковая, не отрицалась. Практически любому крупному достижению человеческого гения, расширявшему воз­можности человека, предшествовало или сопутствовало его отрица­ние, неприятие.

«Стоит подчеркнуть, — писал А.Тарасов, — что особенно вредными, особенно недолговечными оказывались именно «пессимистические прогно­зы», отрицание возможности тех или иных явлений. Тут история науки на­копила огромную массу весьма поучительных фактов. Вполне серьезные ученые доказывали в свое время, что «распределение электрической энер­гии для освещения — это глупейшая выдумка», что «никакие вероятные со­четания известных веществ, известных типов машин и известных форм энергии не могут быть воплощены в аппарате, практически пригодном для длительного полета человека в воздухе...» А Резерфорд, крупнейший физик, столь много сделавший для раскрытия строения атома, попросту смеялся над предсказаниями о возможности практического использования внутри - атомной энергии.

В 1784 году возможность влияния магнита на человека была полностью отвергнута солидной научной комиссией, в которую входили и Лавуазье с Франклином. Не столь уж давно идея влияния солнечных пятен на погоду и живые организмы высмеивалась как бредовая...

Подобные примеры можно приводить без конца. Не удивительно, что все это приучило ученых к осторожности в отрицании возможности чего бы то ни было, пошатнуло авторитет окончательных, бесспорных утверждений в любой сфере знания. И каждое новое «чудесное» открытие, каждый но­вый «фантастический» успех науки убыстряет этот процесс.

«С тех пор как люди вышли в космос, они стали с крайней осторожно­стью употреблять слова «невозможно» и «невероятно», — писал в свое время академик В. В. Парин.

«Нужно быть очень осторожным, когда хочется провозгласить, что та­кая-то вещь «невозможна никогда», — присоединился к этой мысли Стани­слав Лем.»

* * *

Весьма распространенным является употребление слова "дейст­вительность" в расширенном значении ("объективной или матери­альной реальности", просто “реальности” или даже "мира в целом" ). Вследствие такого употребления слова существует постоянная опас­ность абсолютизации категории "действительность” и, соответст­венно, недооценки категории "возможность". Если говорить "по ис­тине", “по логике вещей”, то нужно признать, что понятие действи­тельности по отношению ко всему миру (всей реальности) не имеет смысла. Оно охватывает лишь то, что существует в некоторый отре­зок времени и в некотором пространстве. Не приходится говорить о действительности того, что было и чего уже нет и что будет, но еще не наступило. Также не приходится говорить о действительности (или недействительности) того, что выходит за пределы некоторой области пространства и находится в бесконечном удалении от нее. Мир в целом абсолютно бесконечен. Действительность же не явля­ется абсолютно бесконечной (т. е. абсолютно безграничной в про­странстве и вечной во времени).

Понятие действительности охватывает некоторую совокупность реальностей, как-то связанных друг с другом. Конкретная связь ре­альных объектов является необходимым условием существования действительности как некоторой категориальной реальности в ее связности, целостности, сращенности. Ясно, что целостность дейст­вительности нельзя представлять в том же смысле, что и целост­ность тела, вещи (атома, например). Однако ее нельзя представлять и в смысле целостности мира в целом (равной, по существу, нецело- стности). Понятие мира охватывает и такие объекты, связь которых "стремится" к нулю, а уж об их непосредственной связи нечего и го­ворить.

Когда мы ведем речь о конкретных вещах и явлениях, то в хо­рошем приближении допустимо говорить о действительности в зна­чении существующей реальности, подразумевая под ней только эти конкретные вещи и явления. Здесь наблюдается примерно та же кар­тина, что и в случае евклидова/неевклидова пространства. В нашем земном макромире мы можем со значительной долей истины счи­тать, что все пространство является евклидовым. Но как только мы выходим за пределы этого мира, то должны принять во внимание, что понятие евклидова пространства имеет ограниченный смысл,

т. е. его нельзя распространять на все пространство мира.

Если мы отождествляем действительность с миром, реальностью вообще, то трактуем мир, реальность, хотим мы этого или нет, лишь в аспекте действительности, а возможность либо вообще упускается из вида (на такой позиции стояли мегарцы, о которых говорилось выше), либо ставится в подчиненное положение по отношению к действительности (такова гегелевская концепция действительности и возможности — см. ниже).

Весьма опасно порой рассматривать конкретные проблемы лишь в аспекте действительности, существования. В качестве примера можно привести то, как трактуют некоторые моралисты и ученые- этики извечную проблему добра и зла. Утверждая неустранимость морального зла из жизни людей, общества, они аргументируют, как правило, по схеме: "добро существует лишь постольку, поскольку существует и зло".

Приведу несколько характерных высказываний:

Августин Блаженный: "Из совокупности добра и зла состоит удиви­тельная красота вселенной. Даже и то, что называется скверным, находится в известном порядке, стоит на своем месте и помогает лучше выделяться добру. Добро больше нравится и представляется более похвальным, если его можно сравнить со злом" .

Я. Беме: "Зло — необходимый момент в жизни и необходимо необхо­димый. .. Без зла все было бы так бесцветно, как бесцветен был бы человек, лишенный страстей; страсть, становясь самобытною, — зло, но она же — источник энергии, огненный двигатель... доброта, не имеющая в себе зла, эгоистического начала, — пустая, сонная доброта. Зло враг самого себя, на­чало беспоко2йства, беспрерывно стремящееся к успокоению, т. е. к снятию самого себя"[745].

Мандевиль: "...то, что мы называем в этом мире злом, как моральным, так и физическим, является тем великим принципом, который делает нас социальными существами, является прочной основой, животворящей силой и опорой всех профессий и занятий без исключения; здесь должны мы ис­кать истинный источник всех искусств и наук; и в тот самый момент, когда зло перестало бы существовать, о бщество должно было бы прийти в упа­док, если не разрушиться совсем” .

Гете: "все, что мы зовем злом, есть лишь обратная сторона добра, ко­торая также необходима для его существования, как и то, что Zona torrida должна пылать,4а Лапландия покрываться льдами, дабы существовал уме­ренный климат"4.

О.Г. Дробницкий: "все то, что представляется нам безусловным благом, оказывается имеет смысл лишь постольку, поскольку существует еще и

„ 1

зло" .

Что и говорить, позиция этих авторов кажется убедительной и даже неоспоримой. Они, действительно, по своему правы. В самом деле, добро и зло могут выступать как полюсы моральной действи­тельности. Однако, можно ли на этом основании считать, что добро имеет смысл лишь постольку, поскольку существует еще и зло (см. высказывание О.Г. Дробницкого)?! Нет, нет и еще раз нет! Да, добро и зло соотносительные категории. Но соотносительность их можно понимать по-разному, как соотносительность действительно, в рав­ной мере существующих полярных начал подобно соотносительно­сти северного и южного полюсов, и как соотносительность действи­тельного и возможного подобно соотносительности здоровья и бо­лезни (человек может быть действительно здоровым и лишь потен­циально больным, и наоборот, если он действительно болен, то лишь потенциально здоров). Бывают, конечно, эпохи, периоды в истории и просто ситуации, когда добро и зло в равной мере существуют и противоборствуют, когда трудно оценить, что сильнее: добро или зло. В таких случаях можно говорить об этих категориях как поляр­ных началах моральной действительности. Но можно ли на этом ос­новании утверждать, что существование зла всегда, во всех случаях необходимо для существования добра, что добро только тогда явля­ется положительной моральной ценностью, т. е. добром, когда оно противостоит реально существующему злу. Безусловно, зло может оттенять добро и "способствовать" его возвеличиванию, но отсутст­вие или исчезновение зла из реальных отношений между людьми отнюдь не влечет за собой исчезновение добра, нравственности. По­добно тому, как люди предупреждают наступление болезни, голода, принимая различные меры, они научатся и будут предупреждать по­явление зла, не позволяя ему перейти из сферы возможности в сферу действительности. Следует иметь в виду, что добро является отри­цанием зла не только в том смысле, что оно преодолевает сущест­вующее зло или противоборствует ему, но и в том смысле, что оно может выступать как профилактическая мера, как предупреждение возможного зла.

А.Ф. Шишкин справедливо пишет: “положение, что человече­ская природа содержит некое врожденное зло, можно — в различ­ных формах и для различных выводов — найти и в Библии, и в по­литических теориях Макиавелли и Гоббса, и в философских теориях Шопенгауэра и Ницше, не говоря уже о многочисленных современ­ных философских, социологических и этических теориях. Если бы это положение было верным, тогда пришлось бы отказаться от зада­чи воспитания человека и воздействовать на него только средствами принуждения” .

Бетховен создал свои гениальные симфонии. Этим он оказал ве­ликую услугу человечеству. Разве это его добродеяние имеет смысл лишь потому, что существует еще и зло? Какая нелепость! Добро имеет самостоятельную ценность и не нуждается в том, чтобы зло его оттеняло и возвеличивало. Мы вдохновляемся музыкой Бетхове­на независимо от того, существует зло или нет. Она зовет нас на борьбу, но это не обязательно должна быть борьба с моральным злом. Есть много на свете проблем и дел, где нужна человеческая энергия, страсть, воля к победе и где моральное зло только мешает.

Нацисты во время второй мировой войны в одном только лагере смерти — Освенциме — уничтожили полтора миллиона человек. Разве мы можем хоть в какой-то мере оправдывать это преступление против человечества ссылками на то, что злодеяния необходимы для придания смысла добру, для его оттенения и возвеличивания?!

Итак, ясно, что добро и зло нельзя рассматривать только в плане сосуществования; их следует рассматривать в более широком плане, а именно, в плане возможности и действительности, действитель­ного и возможного существования. Они могут сосуществовать и противоборствовать как полюсы моральной действительности, а мо­гут соотноситься как действительное и возможное (в частном слу­чае, как норма и патология). Ф.М. Достоевский, всегда очень чуткий к моральным проблемам, отказывался верить в то, что зло нельзя победить. "Люди, — писал он, — могут быть прекрасны и счастли­вы, не потеряв способности жить на земле. Я не хочу и не могу ве­рить, чтобы зло было нормальным состоянием людей".

Здесь была рассмотрена конкретная проблема — добра и зла, — и показано на ее примере, как важно в методологическом плане не абсолютизировать категорию действительности. Такая абсолютиза­ция может наделать много бед, либо ориентировать людей на пас­сивность, либо, еще того хуже, толкать их на совершение морально­го зла.

* * *

Давая общую характеристику категории действительности, нель­зя обойти молчанием позицию Гегеля в этом вопросе. Он явным об­разом абсолютизировал эту категорию. Возможность у него лишь момент действительности. А ведь по самому своему смыслу она противостоит последней, находится за ее "скобками". (Противопо­ложность потому и является противоположностью, что она не при­надлежит к тому, что противоположно ей, а внешня ему. Внешность есть существенное определение отношения противоположности. Без этого противоположные стороны попросту сливаются.)

Для Гегеля вполне логично включение возможности в действи­тельность. Хотя он и был сторонником идеи развития, все же у него можно наблюдать определенный крен в сторону абсолютизации ус­тойчивости, сохранения, движения по кругу, т. е. движения внутри действительности. Не случайно он актуальную бесконечность, обра­зом которой является движение по кругу, называл истинной а по­тенциальную, открытую бесконечность — дурной, т. е. неистинной. Гегель не дошел до подлинной идеи становления (прогресса), пред­полагающей различение (вплоть до противопоставления) старой и новой действительности и утверждающей более самостоятельное значение категории возможности, ее неподчиненность действитель­ности. (Опять же отметим, что многие философы, в отличие от Геге­ля, рассматривают категорию возможности наряду с категорией дей­ствительности, а не внутри последней. Это изменение в расстановке категорий кое-кому покажется незначительным, пустяковым. На са­мом же деле оно отражает различие концепции).

Вспомним также знаменитый тезис Гегеля: “Что разумно, то действительно; и что действительно, то разумно” . Этот тезис вполне вписывается в его концепцию абсолютизированной действи­тельности.

Возражая Гегелю, мы должны сказать, что по-настоящему ста­новление возможно лишь при условии различения и противопостав­ления возможности и действительности. В самом деле, если мы счи­таем, что возможность подчинена действительности, то как бы мы ни подчеркивали значение этой категории, она не может быть в под­линном смысле другим действительности, а действительность по- настоящему не может перейти в другую действительность, так как для этого необходима совсем иная возможность, чем та, которая со­держится внутри старой действительности. Диалектика действи­тельности и возможности такова, что одна “часть" возможностей вы­зревает в недрах старой действительности, является как бы ее дети­щем, а другая "часть" возможностей обязательно должна "прийти со стороны", быть внешней для этой действительности. Действитель­ность лишь отчасти можно уподобить пауку, который ткет паутину из самого себя. Не все возможности вытекают из старой действи­тельности. В том-то и состоит принципиальное отличие возможно­сти от действительности, что она создает условия для возникновения совершенно другой, новой действительности. Благодаря возможно­сти (прежде всего случайности) последняя содержит в себе такие моменты, которых не было в старой действительности.

<< | >>
Источник: Балашов Л.Е.. НОВАЯ МЕТАФИЗИКА. (Категориальная картина мира или Основы категориальной логики). 2003

Еще по теме Ошибки применения категорий «возможность» и «действительность»:

  1. Ошибки применения категорий «возможность» и «действительность»
  2. Ошибки применения категорий «целое—строение—часть» и «система—структура—элемент»
  3. Ошибки применения категорий «целое— строение—часть» и «система—структура— элемент»
  4. 3.5.2. СТОРОНЫ СТАНОВЛЕНИЯ: ВОЗМОЖНОСТЬ, ДЕЙСТВИТЕЛЬНОСТЬ
  5. Ошибки смешения категорий «общее—частное» («род— вид») с категориями «целое—часть» в логических операциях обобщения и ограничения понятий
  6. Стороны становления: возможность и действительность
  7. Ошибки смешения категории количества с другими категориями
  8. ВОЗМОЖНОСТЬ И ДЕЙСТВИТЕЛЬНОСТЬ
  9. ДЕЙСТВИТЕЛЬНОСТЬ И ВОЗМОЖНОСТЬ
  10. Возможность и действительность в логике
  11. 1. ДВИЖЕНИЕ: ВОЗМОЖНОСТЬ, ДЕЙСТВИТЕЛЬНОСТЬ И УЧЕНИЕ О ПРИЧИНАХ
  12. Глава 15. Действительность и возможность
  13. Экстремальность метапсихологически мы определили как ситуацию возможности, а именно, двоякой возможности: возможности невозможности, открывающей возможность возможности.
  14. СОЦИАЛЬНЫЕ СПОСОБНОСТИ ЛИЧНОСТИ В СОЦИОКУЛЬТУРНОЙ ДЕЙСТВИТЕЛЬНОСТИ: РЕАЛЬНОЕ И ВОЗМОЖНОЕ
  15. Использование статистики и возможные ошибки, возникающие при этом
  16. Ошибка при конъюнкции — применение правила «и»
  17. Материя, таким образом, - возможность; форма - дей­ствительность. Вещь же - единство формы и материи: воз­можность, ставшая действительностью.
  18. Кодекс надлежащей практики определяет возможности применения электронного голосования на выборах в следующих случаях: