Глава 1 Подвижный образ вечности

Почитатель ума и знания должен рассматривать прежде всего причины, которые связаны с разум­ной природой, и лишь во вторую очередь те, кото­рые связаны с вещами, движимыми извне, и пото­му с необходимостью движущими другие вещи.

Платон. Тимей

Первое известное рассуждение о времени оказалось столь знамени­тым, что до сих пор является предметом споров и различных интерпрета­ций. Кто только не оттачивал на нем свой ум.

Конечно, речь идет об апориях Зенона Элейского, называемые также па­радоксами. Апория обозначает буквально «бездорожье», т.е. запутанная, не­разрешимая логическая задача. Весь смысл ее в том, что она впервые в фило­софии связала между собой две очевидные категории ума: время (в другом случае - пространство) и движение. Апорий у Зенона несколько, но они все построены по одной модели: он делит время (или пространство) на некие мерные отрезки и доводит это деление до предела. Например, утверждается, что быстроногий Ахиллес никогда не сможет догнать убегающую черепаху, потому что ему последовательно приходиться преодолевать половину дис­танции между ними за определенное время, затем половину от оставшейся половины и так далее до бесконечности.

B античной традиции опытная проверка научных положений не счи­талась решением проблемы, нужно было преодолеть парадокс правиль­ным рассуждением. Вот почему когда «мудрец брадатый» из стихотворе­ния Пушкина заявил: «Движенья нет!», а «другой смолчал и стал пред ним ходить», то есть применил новый способ аргументации, предпринял эксперимент, его не приняли в качестве доказательства. Говорят даже, что Зенон набросился с палкой на хитрого изобретателя, потому что тот уни­зил божественный разум, который все должен разрешать логически, а не отсылать к видимости, которая, как философы прекрасно знали уже тогда, по большей части весьма обманчива.

Итак, вот апория «Стрела», которая лучше других иллюстрирует на­шу тему о причине времени. Летящая стрела демонстрирует нам иллюзию движения, говорит Зенон. Ha самом-то деле она - покоится. Ведь стрела летит во времени, не так ли? A если это так, в чем нам не приходится со­мневаться, а время состоит из неких частиц, то есть оно, конечно, делится, и мы можем вообразить себе настолько малый отрезок, отграниченный кусочек времени, когда длительность сама по себе исчезает. Никакой дли­тельности уже почти и нет и даже она останавливается. Наступает то, что мы называем моментом. Следовательно, в этот мельчайший миг стрела покоится. И потому она покоится вообще.

Вот чем Зенон навсегда покорил умы. Хорошо видно, как стрела ле­тит, а если рассуждать строго логически, то она покоится. И это неразре­шимое противоречие пытались решать самыми различными способами, включая неведомые во времена Зенона, то есть новейшие⁷.

Известно только, что из этого зародыша выросли все проблемы време­ни. Bce самые современные толкования их сопоставимы с апориями Зенона.

Делится ли время на мерные куски, и если да, то что означает такое деление? Можно ли делить его до бесконечности? Может быть, как раз деление есть иллюзия и время на самом деле гладко или плавно и не со­стоит из единиц? Тогда одна частица его не отъединена от другой и следо­вательно, нет этих проклятых перерывов, через которые стрела, как и дру­гие движущиеся предметы, вынуждена прыгать, преодолевая неясную пропасть между двумя моментами времени и отрезками своей траектории.

Ho может быть, стрела движется не во времени? Может быть, она как-то избегает его? Ho весь жизненный и умственный опыт нам говорит: нет, вре­мя - всеобщее свойство движущегося мира. Вокруг нет ничего, что не испы­тывало бы изменений, движений, перемещений, не волновалось бы и ничто не происходит мгновенно, но в своей последовательности.

Зенон создал своими апориями умственную атмосферу, поле напря­жения, силовую среду, в которой поколения мыслителей размышляли 0 времени и пространстве.

Ho мы здесь не будем решать эти парадоксы. Прежде всего потому, что с точки зрения причины времени решать в них оказалось нечего. Как и все парадоксы, противоречие основано на смешении понятий из разных рядов. Происходит игра, полезная, конечно, игра ума, но не имеющая ни­какого другого результата кроме как упражнения мыслительных способ­ностей. Природу времени мы из решений апорий не вытянем.

Нам достаточно сказать об апориях затем, чтобы напомнить об умст­венных настроениях той поры, когда в сознании образованных людей с временем связались некоторые прочные, не обсуждаемые и непререкаемые его свойства, истекшие из рассуждений Зенона. Даже не из них, а из того, что подразумевалось, из постулатов или аксиом, которые положил Зенон в основу своих рассуждений, и которые тогда неявно и молчаливо, а теперь уже явно принимаются и до сих пор всеми общими и философскими сло­варями и теоретиками времени. Некоторые словари мы цитировали выше. Какие же это аксиомы?

Во-первых, всеобщность времени, о которой упоминалось выше. Это скрытое условие всего рассуждения, и в нем никто не сомневается, не об­суждает даже правомочность этого положения, но на нем все построено. Время связано со всем на свете, все происходит во времени. Нет ничего вокруг при всем разнообразии этого всего, что не проходило бы вместе с временем. Значит, оно присуще всему.

Во-вторых, аксиома о пределе делимости времени. Единицы его суть мельчайшие, но они не исчезают, не растворимы, благодаря чему мы мыс­лим время прерывистым, хотя и разделяющимся на очень малые, неулови­мые отрезки.

Тем не менее критика Аристотеля не возымела особенного успеха и в предположение о существовании дискретных единиц времени философы продолжали играть.

В-третьих, утверждено главное положение: время связано с движени­ем. Фактически самые всеобщие и самые заметные черты или свойства

окружающей действительности, несомненно, заключаются не просто в том, что все течет, согласно афоризму Гераклита, но все течет во времени.

Ho является ли причиной времени это всеобщее движение? Кажется, на такой вывод мысль наталкивали хотя бы апории Зенона. Однако первое по-настоящему теоретическое рассуждение на эту тему ввело в поле вни­мание кроме категорий времени и движения еще одно действующее лицо.

* * *

Платон оказался первым, кто вообще связал время с его причиной. Он совершенно твердо и уверенно указал на его источник. Оно стало следстви­ем, появилось благодаря некоторой сущности. Несмотря на крайне непри­вычную для нас сейчас форму выражения, его идея является одним из са­мых впечатляющих достижений античной мысли, а с его натурфилософии, выраженной в диалоге «Тимей», начинается любое рассуждение об общих законах природы, любая космология, да и история естествознания вообще.

Вся предшествующая греческая философия, в сущности, принимала понятие времени само собой разумеющимся, что мы видели на примере Зенона. Ee предметы не нуждались в каком-либо особенном описании или определении времени, кроме обыденного неясного представления, которое есть у всех, и не требовали излюбленного софистического приема теоре­тического рассмотрения, когда сводятся и разводятся однородные и близ­кие понятия. Многие предметы обычных рассуждений греческих филосо­фов: справедливость, ум, рассудок, душа, познание, государство - сущест­вуют как бы вне времени, вне развития, сами по себе, как сущности или феномены с неизменной природой, однажды созданными.

Главный герой платоновских диалогов Сократ вообще тоже ничего и никогда не говорит о времени. Ero излюбленные темы касаются человека, но не природы как таковой, не движения вещей, где время обретается. По его словам, он ничего не испытывал из того, что есть над землей и под землей, то есть никакой физикой или астрономией не интересовался. И Сократ беззлобно, как всегда, удивлялся, зачем это Аристофан в одной из своих комедий изобразил его болтающимся в какой-то корзине под обла­ками и рассуждающим об устройстве неба.

Вот почему в знаменитом «Тимее», единственном из всех диалогов Пла­тона, где идет речь об устройстве этого самого неба и всего космоса, Сократ только слушатель, а все содержание Платон вкладывает в уста Тимея. B сущности, мизансцена показательна и органична, поскольку все что излагает Платон, предположительно и наиболее логично из всего, что можно было высказать в ту эпоху о природе, когда науки как таковой не существовало, но только здравый смысл и простые наблюдения. Платон первым попытался превратить этот скудный материал в «теоретическое» знание о природе.

B рамках этого рассуждения время появляется как порождение вечно­сти, возникает оппозиция: вечность и время. Нечто неизменное, постоян­ное, тождественное самому себе с одной стороны, и меняющееся, текучее, с другой стороны. Вечность пребывает в себе, а время возникает и пропа­дает. Ho тождественен себе и пребывает только Ум, мировой разум. Он и порождает из себя Вселенную, космос.

Мысль не подвержена ничему такому, утверждает Платон, что мы связываем с временем, то есть не стареет и не портится и пребывает сама в себе вечно. Она принадлежит Богу, который равен самому себе. Бог и вечность - синонимы. Вечность, рассуждает Платон, не означает некую бесконечность времени, некий бесконечный ряд лет, это совершенно дру­гое качество, нежели время. B вечности нет ни годов, ни месяцев, ни дней. 0 вечности нельзя сказать, что она «есть» или «будет». «Если рассуждать правильно, ей подобает одно только «есть», между тем как «было» или «будет» приложимо лишь к возникновению, становящемуся во времени»⁹.

Иначе говоря, вечность есть некое неразложимое единство прошлого, настоящего и будущего, когда ничто не проходит, но пребывает.

Порожденный Демиургом космос Платона и есть природа. Она осязаема, видима, слышима в отличие от истинного мира, который невидим и неосяза­ем, зато мыслим. Бог, он же Демиург строит вселенную по образцу (парадиг­ма, по-гречески) вечности, то есть он хотел бы передать ей присущие ему ка­чества вечности, устойчивости, непреходящести. Ho «дело обстояло так», го­ворит устами Тимея Платон, что природу живого и вечного существа нельзя передать ничему что рождается из него, это можно сделать только отчасти, так сказать. И следуя этому загадочным «обстоятельствам дела», иначе говоря, за­кономерному порядку вещей, который устойчивей самих вещей, Демиург «за­мыслил сотворить некое движущееся подобие вечности; устрояя небо, он вме­сте с ним творит для вечности, пребывающей в едином, вечный же образ, дви­жущийся от числа к числу, который мы назвали временем»¹⁰.

Вот, в сущности, первое в человеческой истории вдумчивое определе­ние времени, то есть не принятие его как самого собой разумеющегося, что проходит или течет, но попытка осознать его таким - явлением еще нельзя сказать, но свойством мира, - которое имеет определенный источник. Вре­мя появляется. Ero не было в вечности. Оно произошло одновременно C миром, вот что важно, не в некий определенный период или эпоху ИЛИ B определенный срок, но оно создано прямо вместе с материей, для того что­бы являлись и дни, и часы, и эпохи. Оно придано движущемуся, осязаемо­му и слышимому, то есть чувственному миру, но не мыслящему, не обла­дающему умом - не вечному миру. Явление производное, вторичное, рож­денное, как говорит Платон, по «обстоятельствам дела», то есть по каким- то еще неизвестным, но непреодолимым даже для божества законам не могло стать тождественным вечности, а могло получить от вечности лишь его ухудшенную бледную тень, отпечаток. Перейдя от Демиурга в мир, вечность распалась на составные части и появились «теперь», и «есть», и «было», и «будет», а также года и месяцы¹¹.

Очень важно, что Платон, кроме частей времени, то есть прошлого, настоящего и будущего, связывает с ним еще несколько существенных качеств: становление или возникновение, появление, а также понятия о бренности: молодость и старение. «Итак, время возникло вместе с не­бом, дабы, одновременно рожденные, они и распались бы одновременно, если наступит для них распад; первообразом же для времени служит вечная природа, чтобы оно уподобилось ей, насколько возможно. Ибо первообраз есть то, что пребывает целую вечность, между тем как [ото­бражение] возникло, есть и будет в продолжении целокупного времени. Такими были замысел и намерение бога относительно рождения време­ни; и вот, чтобы время родилось из разума и мысли бога, возникли Солнце, Луна и пять других светил, именуемых планетами, дабы опре­делять и блюсти числа времени»¹².

Платоновский космос устроен просто: в центре Земля, затем в первом от нее круге, или сфере, Луна, во втором - Солнце, затем планета Гермеса (называемая теперь Меркурий), утренняя звезда (Венера) и еще три плане­ты, расположенных на своих кругах или сферах. B строении семи сфер он не был оригинальным, об этом говорили до него пифагорейцы, однако важно, что он связал с кругами блуждающих звезд или планет вычисления времени. B этом его главная мысль об устройстве вселенной. He только блуждающие звезды, то есть планеты, но и все остальные, неподвижные, даны для «устроении времени». «Что касается круговоротов прочих све­тил, то люди, за вычетом меньшинства, не замечают их, не дают им имен и не измеряют их взаимных числовых отношений, так что, можно сказать, они и не догадываются, что эти необозримо многочисленные и несказанно многообразные блуждания также суть время»¹³.

Вот, собственно говоря, и все, что платоновская философия говорит о времени. Немного, но очень определенно. He в том смысле, что относит возникновение его на счет божества, а в том, что нетривиально определяет источник времени. Собственно говоря, в реалистическом смысле, если можно применить к его философии эти слова, а некоторые и применяли¹⁴, или лучше сказать, в обыденном смысле, из предыдущих построений фи­лософии, из тех же апорий Зенона вытекало, что время связано с движе­нием и следовательно, зависит от него, или, напротив, движение - от вре­мени. Ho Платон не пошел по пути связи двух очевидностей или видимо­стей - движения тел и течения времени. Время у него зависит не от дви­жения тел, а от божества, то есть оно отражает вечность и получает от не­го максимально возможное, учитывая разрушительное действие «обстоя­тельств дела», отпечатывание в бренных вещах, и главная характеристика этой бренности - течение или ход времени. Он не поддался соблазну отне­сти «устроение» времени за счет небесных тел. Звезды у него служат только для счета, для вычисления различных соотношений времени, но не для его «производства».

B порядке платоновского творения Демиург образует стихии или ро­да: землю, воду, воздух и огонь, из которых и формирует бренные тела. У него в наличии есть вечные идеи, образцы, согласно которым он это дела­ет. Иначе говоря, Демиург упорядочивает стихии при помощи «образов и чисел»¹⁵. Ho между идеями (или умом) и движущимися вещами, носящи­ми те же имена, что и идеи (которые в земном выражении стали мнения­ми), соединенными с нашими ощущениями, расположено некое средство, или промежуточная ступень. Этот посредник есть не что иное, как про­странство. «Есть еще один род, а именно пространство: оно вечно, не при­емлет разрушения, дарует обитель всему рождающемуся, но само воспри­нимается вне ощущения, посредством некоего незаконного умозаключе­ния и поверить в него почти невозможно»¹⁶.

Рассуждения Платона о пространстве довольно сложны и всегда вы­зывали массу толкований. Мы не будем в них сейчас углубляться. Нам достаточно знать и воспринять только одну и самую простую мысленную конструкцию.

Для всего дальнейшего изложения нам важно не столько конкрет­ное наполнение платоновской конструкции, то есть «происхождение» времени и пространства из божества. Необходимо и достаточно из слов «происхождение времени от вечности», к чему сводится платоновская идея, взять пока только понятие «происхождение времени». Важна идея производности времени, его зависимости от другого порядка вещей. C этим пока еще нечего делать, оно ничего не говорит уму, кроме отсылки к другому, не земному порядку сущего. Превратим ее из положительной мыслительной конструкции, как ее трактует Платон (время порождается вместе с миром Демиургом, а пространство - даже выше по иерархии творения, поскольку вечно), в отрицательную: время и пространство не принадлежит движущимся телам, не зависит от них. Этого пока доста­точно, как мы увидим ниже. Хранение времени, его исчисление есть только показатель, ход «от числа к числу», как говорит Платон, а не са­мо время. Движение вещей есть способ его измерения, но не его генера­тор. Вот что важно.

Как мы увидим далее, эта главная идея Платона проходит через всю историю знания, модифицируясь, но оставаясь узнаваемой. Совсем не обязательно, чтобы она влияла на дальнейшее течение мысли, воздейст­вовала на открытия и рассуждения выдающихся мыслителей, хотя, ко­нечно, выдающиеся о ней знали. Дело в другом: в природе человеческо­го мышления, его одинаковой силе и сходном характере во все времена и эпохи. Имеет значение также ценность и единство знания, независи­мые от его наличного уровня. Эта природа ума позволяла занять конст­руктивную, выгодную позицию и ориентироваться в мире. Тот, кто мыслил подобно Платону, всегда повторял его мысленную конструк­цию: время создается.