<<
>>

а) ПОНЯТИЕ ОБЪЕКТИВНОЙ ИСТИНЫ

Идея есть „истина" (стр. 385 [320—321],

Истина есть процесс. От субъектив­ной идеи человек идет к объектив­ной истине ч epes „практику" (и технику).

§ 213). Идея, т.

e. истина, как процесс — ибо истина есть n p о ц e с с, — нроходит в своем раз­витии (Entwicklung) три ступени: 1) жизнь;

2) процесс познания, включающий практику человека и технику... 3) ступень абсолютной идеи (т. e. полной истины).

Жизнь рождает мозг. B мозгу человека от­ражается природа. Проверяя и применяя в практике своей и в технике правильность этих отражений, человек приходит к объективной истине.

Ленин В. И. Философские тетради.—

Полн. собр. соч., т. 2 9, с. 183

Богданов заявляет: «для меня марксизм заключает в себе от­рицание безусловной объективности какой бы то ни было исти­ны, отрицание всяких вечных истин» («Эмпириомонизм», кн. III, стр. ІѴ—Ѵ). Что это значит: безусловная объективность? «Истина на вечные времена» есть «объективная истина в абсолютном зна­чении слова»,— говорит там же Богданов, соглашаясь признать лишь «объективную истину только в пределах известной эпохи».

Тут смешаны явно два вопроса: 1) существует ли объектив­ная истина, т. e. может ли в человеческих представлениях быть такое содержание, которое не зависит от субъекта, не зависит ни от человека, ни от человечества? 2) Если да, то могут ли челове­ческие представления, выражающие объективную истину, выра­жать ее сразу, целиком, безусловно, абсолютно или же только приблизительно, относительно? Этот второй вопрос есть вопрос о соотношении истины абсолютной и относительной.

Ha второй вопрос Богданов отвечает ясно, прямо и определен­но, отрицая самомалейшее допущение абсолютной истины и обви­няя Энгельса в эклектицизме за такое допущение. 06 этом откры­тии эклектицизма Энгельса А.

Богдановым мы будем говорить дальше особо. Теперь же остановимся на первом вопросе, который Богданов, не говоря этого прямо, решает тоже отрицательно,— ибо можно отрицать элемент относительного в тех или иных чело­веческих представлениях, не отрицая объективной истины, но нельзя отрицать абсолютной истины* не отрицая существования объективной истины.

«...Критерия объективной истины,— пишет Богданов несколь­ко дальше, стр. IX,— в бельтовском смысле не существует, исти­на есть идеологическая форма — организующая форма челове­ческого опыта...»

Тут не при чем ни «бельтовский смысл», ибо речь идет об одном из основных философских вопросов, а вовсе не о Бельтове, ни критерий истины, о котором надо говорить особо, не смешивая этого вопроса с вопросом о том, существует ли объективная исти­на? Отрицательный ответ Богданова на этот последний вопрос ясен: если истина есть только идеологическая форма, то, значит, не мо­жет быть истины, независящей от субъекта, от человечества, ибо иной идеологии, кроме человеческой, мы с Богдановым не знаем. И еще яснее отрицательный ответ Богданова из второй половины его фразы: если истина есть форма человеческого опыта, то, зна­чит, не может быть истины, независящей от человечества, не мо­жет быть объективной истины.

Отрицание объективной истины Богдановым есть агностицизм и субъективизм. Нелепость этого отрицания очевидна хотя бы из вышеприведенного примера одной естественноисторической исти­ны. Естествознание не позволяет сомневаться в том, что его утверж­дение существования земли до человечества есть истина. C материа­листической теорией познания это вполне совместимо: существо­вание независимого от отражающих отражаемого (независимость от сознания внешнего мира) есть основная посылка материализма. Утверждение естествознания, что земля существовала до челове­чества, есть объективная истина. C философией махистов и с их учением об истине непримиримо это положение естествознания: если истина есть организующая форма человеческого опыта, то не может быть истинным утверждение о существовании земли вне всякого человеческого опыта.

Ленин В. И. Материализм и эмпириокритицизм.^~

Полн. собр. соч., т. 18, с. 123—125

Быть материалистом значит признавать объективную истипу, открываемую нам органами чувств. Признавать объективную, т. e. не зависящую от человека и от человечества истину* значит так или иначе признавать абсолютную истину.

Ленин В. И. Материализм и эмпириокритицизм.^

Полн. собр. соч., т. 18, с. 134—135

Современный фидеизм вовсе нѳ отвергает науки; он отверга­ет только «чрезмерные претензии» науки, именно, претензию на объективную истину. Если существует объективная истина (как думают материалисты), если естествознание, отражая внешний мир в «опыте» человека, одно только способно давать нам объек­тивную истину, то всякий фидеизм отвергается безусловно. Если же объективной истины нет, истина (в том числе и научная) есть лишь организующая форма человеческого опыта, то этим самым признается основная посылка поповщины, открывается дверь для нее, очищается место для «организующих форм» религиозно­го опыта.

Ленин В. И. Материализм и эмпириокритицизм.—■

Полн. собр. соч., т. 18, с. 127

Авенариус и Max признают источником наших знаний ощуще­ния. Они становятся, следовательно, на точку зрения эмпиризма (все знание из опыта) или сенсуализма (все знание из ощущений). Ho эта точка зрения приводит к различию коренных философских направлений, идеализма и материализма, а не устраняет их раз­личия, каким бы «новым» словесным нарядом («элементы») вы ее ни облекали. И солипсист, т. e. субъективный идеалист, и материа­лист могут признать источником наших знаний ощущения. И Берк­ли и Дидро вышли из Локка. Первая посылка теории познания, несомненно, состоит в том, что единственный источник наших зна­ний — ощущения. Признав эту первую посылку, Max запутыва­ет вторую важную посылку: об объективной реальности, данной человеку в его ощущениях, или являющейся источником челове­ческих ощущений. Исходя из ощущений, можно идти по линии субъективизма, приводящей к солипсизму («тела суть комплексы или комбинации ощущений»), и можно идти по линии объективиз­ма, приводящей к материализму (ощущения суть образы тел, внешнего мира).

Для первой точки зрения — агностицизма или немного далее: субъективного идеализма — объективной истины быть не может. Для второй точки зрения, т. e. материализма, су­щественно признание объективной истины.

Ленин В. И. Материализм и ампириокритициэм.—

Полн. собр. соч., т. 18, с. 127—128

Bce теории хороши, если соответствуют объективной действи­тельности.

Ленин В. И. Письмо Л. Б. Каменеву, конец сентября — октябрь 1918 г.—

Полн. собр. соч., т. 50, с. 184

б) СООТНОШЕНИЕ АБСОЛЮТНОГО И ОТНОСИТЕЛЬНОГО B ИСТИНЕ

...Могут ли продукты человеческого познания вообще и если да, то какие, иметь суверенное значение и безусловное право на истину. Когда я говорю — человеческого познания, то делаю это не с каким-либо оскорбительным умыслом по отношению к оби­тателям других небесных тел, которых не имею чести знать, а лишь потому, что и животные тоже познают, хотя отнюдь не су­веренно. Собака познает в своем господине своего бога, причем господин этот может быть превеликим негодяем.

Суверенно ли человеческое мышление? Прежде чем ответить «да» или «нет», мы должны исследовать, что такое человеческое мышление. Есть ли это мышление отдельного единичного человека? Нет. Ho оно существует только как индивидуальное мышление многих миллиардов прошедших, настоящих и будущих людей. Следовательно, если я говорю, что это обобщаемое в моем пред­ставлении мышление всех этих людей, включая и будущих, су­веренно, т. e. что оно в состоянии познать существующий мир, поскольку человечество будет существовать достаточно долго и по­скольку в самих органах и объектах познания не поставлены гра­ницы этому познанию,— то я высказываю нечто довольно баналь­ное и к тому же довольно бесплодное. Ибо самым ценным резуль­татом подобного высказывания было бы лишь то, что оно настрои­ло бы нас крайне недоверчиво к нашему нынешнему познанию, так как мы, по всей вероятности, находимся еще почти в самом начале человеческой истории, и поколения, которым придется поправлять нас, будут, надо полагать, гораздо многочисленнее тех поколений, познания которых мы имеем возможность по­правлять теперь, относясь к ним сплошь и рядом свысока.

Сам г-н Дюринг объявляет необходимостью то обстоятельст­во, что сознание, а следовательно, также мышление и познание могут проявиться только в ряде отдельных существ. Мышлению каждого из этих индивидов мы можем приписать суверенность лишь постольку, поскольку мы не знаем никакой власти, которая могла бы насильственно навязать ему, в здоровом и бодрствую­щем состоянии, какую-либо мысль. Что же касается суверенного значения познаний, достигнутых каждым индивидуальным мыш­лением, то все мы знаем, что об этом не может быть и речи и что, судя по всему нашему прежнему опыту, эти познания, без исклю­чения, всегда содержат в себе гораздо больше элементов, допуска­ющих улучшение, нежели элементов, не нуждающихся в даодоб- ном улучшении, т. e. правильных.

Другими словами, суверенность мышления осуществляется в ряде людей, мыслящих чрезвычайно несуверенно; познание, имеющее безусловное право на истину,— в ряде относительных заблуждений; ни то, ни другое не может быть осуществлено пол­ностью иначе как при бесконечной продолжительности жизни че­ловечества.

Мы имеем здесь снова то противоречие, с которым уже встре­чались выше, противоречие между характером человеческого мышления, представляющимся нам в силу необходимости абсо­лютным, и осуществлением его в отдельных людях, мыслящих только ограниченно. Это противоречие может быть разрешено тольЯо в бесконечном поступательном движении, в таком ряде последовательных человеческих поколений, который, для нас по крайней мере, на практике бесконечен. B этом смысле человече­ское мышление столь же суверенно, как несуверенно, и его спо­собность познавания столь же неограниченна, как ограниченна. Суверенно и неограниченно по своей природе, призванию, возмож­ности, исторической конечной цели; несуверенно и ограниченно по отдельному осуществлению, по данной B то или иное время действительности.

Точно так же обстоит дело с вечными истинами. Если бы чело­вечество пришло когда-либо к тому, чтобы оперировать одними только вечными истинами — результатами мышления, имеющи­ми суверенное значение и безусловное право на истину, то оно дошло бы до той точки, где бесконечность интеллектуального мира оказалась бы реально и потенциально исчерпанной и тем са­мым совершилось бы пресловутое чудо сосчитанной бесчислен­ности...

Однако нам отнюдь нет надобности приходить в ужас по пово­ду того, что ступень познания, на которой мы находимся теперь, столь же мало окончательна, как и все предшествующие. Она ох­ватывает уже огромный познавательный материал и требует очень значительной специализации от каждого, кто хочет по-настояще­му освоиться с какой-либо областью знаний. Ho прилагать мерку подлинной, неизменной, окончательной истины в последней инстан­ции к таким знаниям, которые по самой природе вещей либо долж­ны оставаться относительными для длинного ряда поколений и могут лишь постепенно достигать частичного завершения, либо даже (как это имеет место в космргонии, геологии и истории че­ловечества) навсегда останутся неполными и незавершенными, уже вследствие недостаточности исторического материала,— прила­гать подобную мерку к таким знаниям значит доказывать лишь свое собственное невежество и непонимание, даже если истинной подоплекой всего этого не служит, как в данном случае, претен­зия на личную непогрешимость. Истина и заблуждение, подоб­но всем логическим категориям, движущимся в полярных проти­воположностях, имеют абсолютное значение только в пределах чрезвычайно ограниченной области; мы это уже видели, и г-н Дю­ринг знал бы это, если бы был сколько-нибудь знаком с начатка­ми диалектики, с первыми посылками ее, трактующими как раз о недостаточности всех полярных противоположностей. Как толь­ко мы станем применять противоположность истины и заблужде­ния вне границ вышеуказанной узкой области, так эта противо­положность сделается относительной и, следовательно, негодной для точного научного способа выражения. A если мы попытаемся применять эту противоположность вне пределов указанной обла­сти как абсолютную, то мы уже совсем потерпим фиаско: оба по­люса противоположности превратятся каждый в свою противопо­ложность, т. e. истина станет заблуждением* заблуждение — исти­ной. Возьмем в качестве примера известный закон Бойля, соглас­но которому объем газа при постоянной температуре обратно про­порционален давлению, под которым находится газ. Реньо нашел, что этот закон оказывается неверным для известных случаев. Если бы Реньо был «философом действительности», то он обязан был бы заявить: закон Бойля изменчив, следовательно, он вовсе не под­линная истина, значит — он вообще не истина, значит, он — заб­луждение. Ho тем самым Реньо впал бы в гораздо большую ошиб­ку, чем та, которая содержится в законе Бойля; в куче заблуж­дения затерялось бы найденное им зерно истины; он превратил бы, следовательно, свой первоначально правильный результат в заблуждение, по сравнению с которым закон Бойля, вместе с при­сущей ему крупицей заблуждения, оказался бы истиной. Ho Реньо, как человек науки, не позволил себе подобного ребячества; он продолжал исследование и нашел, что закон Бойля вообще верен лишь приблизительно; в частности он неприменим к таким газам, которые посредством давления могут быть приведены в капельно­жидкое состояние, и притом он теряет свою силу с того именно мо­мента, когда давление приближается к точке, при которой насту­пает переход в жидкое состояние. Таким образом, оказалось, что закон Бойля верен только в известных пределах. Ho абсолютно ли, окончательно ли верен он в этих пределах? Ни один физик не станет утверждать это. Он скажет, что этот закон действителен в известных пределах давления и температуры и для известных газов; и он не станет отрицать возможность того, что в результа­те дальнейших исследований придется в рамках этих узких границ произвести еще новые ограничения или придется вообще изменить формулировку закона. Так, следовательно, обстоит дело с окончательными истинами в последней инстанции, например, в физике. Поэтому в действительно научных трудах избегают обык­новенно таких догматически-моралистических выражений, как заблуждение и истина; напротив, мы их встречаем на каждом шагу в сочинениях вроде философии действительности, где пустое раз­глагольствование о том и о сем хочет навязать нам себя в качест­ве сувереннѳйшего результата суверенного мышления.

Энгельс Ф. Анти-Дюриш,— Маркс K., Энгельс Ф.

Соч., т. 20, с. 86—88, 92—93

Далее, если не нужно больше философии как таковой, то не нужно и никакой системы, даже и естественной системы филосо­фии. Уразумение того, что вся совокупность процессов природы находится в систематической связи, побуждает науку выявлять эту систематическую связь повсюду, как в частностях, так и в це­лом. Ho вполне соответствующее своему предмету, исчерпываю­щее научное изображение этой связи, построение точного мыс^ ленного отображения мировой системы, в которой мы живем, оста­ется как для нашего времени, так и на все времена делом невоз­можным. Если бы в какой-нибудь момент развития человечества была построена подобная окончательно завершенная система всех мировых связей, как физических, так и духовных и исторических, то тем самым область человеческого познания была бы завершена, и дальнейшее историческое развитие прервалось бы с того момен­та, как общество было бы устроено в соответствии с этой систе­мой,— а это было бы абсурдом, чистой бессмыслицей. Таким об­разом, оказывается, что люди стоят перед противоречием: с одной стороны, перед ними задача — познать исчерпывающим образом систему мира в ее совокупной связи, а с другой стороны, их собст­венная природа, как и природа мировой системы, не позволяет им когда-либо полностью разрешить эту задачу. Ho это противо­речие не только лежит в природе обоих факторов, мира и людей, оно является также главным рычагом всего умственного прогресса и разрешается каждодневно и постоянно в бесконечном прогрес­сивном развитии человечества— совершенно так, как, например, известные математические задачи находят свое решение в беско­нечном ряде или непрерывной дроби. Фактически каждое мыслен­ное отображение мировой системы остается ограниченным, объективно — историческими условиями, субъективно — физиче­скими и духовными особенностями его автора.

Энгельс Ф. Анти-Дюринг.— Маркс K., Энгелъсф.

Соч., т. 20, с. 35—36

Великая основная мысль,— что мир состоит не из готовых, законченных предметов, а представляет собой совокупность про­цессов, в которой предметы, кажущиеся неизменными, равно как и делаемые головой мысленные их снимки, понятия, находятся в беспрерывном изменении, то возникают, то уничтожаются, при­чем поступательное развитие, при всей кажущейся случайности и вопреки временным отливам, в конечном счете прокладывает себе путь,— эта великая основная мысль со времени Гегеля до такой степени вошла в общее сознание, что едва ли кто-нибудь станет оспаривать ее в ее общем виде. Ho одно дело признавать ее на словах, другое дело — применять ее в каждом отдельном случае и в каждой данной области исследования. Если же мы при исследовании постоянно исходим из этой точки зрения, то для нас раз навсегда утрачивает всякий смысл требование окончательных решений и вечных истин; мы никогда не забываем, что все приоб­ретаемые нами знания по необходимости ограничены и обусловлены теми обстоятельствами, при которых мы их приобретаем. Вместе с тем нам уже не могут больше внушать почтение такие непреодо­лимые для старой, но все еще весьма распространенной метафи­зики противоположности, как противоположности истины и заб­луждения, добра и зла, тождества и различия, необходимости и случайности. Мы знаем, что эти противоположности имеют лишь относительное значение: то, что ныне признается истиной, имеет свою ошибочную сторону, которая теперь скрыта, но со временем выступит наружу; и совершенно так же то, что признано теперь заблуждением, имеет истинную сторону, в силу которой оно преж­де могло считаться истиной; то, что утверждается как необходи­мое, слагается из чистых случайностей, а то, что считается случай­ным, представляет собой форму, за которой скрывается необхо­димость, и т. д.

Энгельс Ф. Людвиг Фейербах u конец классической немецкой философии.—

МарксК., ѲнгелъсФ. Соч., т. 21, с. 302—303

Ho если бы все противоречия были раз навсегда устранены, то мы пришли бы к так называемой абсолютной истине,— всемир­ная история была бы закончена и в то же время должна была бы продолжаться, хотя ей уже ничего не оставалось бы делать. Та­ким образом, тут получается новое, неразрешимое противоречие. Требовать от философии разрешения всех противоречий, значит требовать, чтобы один философ сделал такое дело, какое в состоя­нии выполнить только все человечество в своем поступательном развитии. Раз мы поняли это,— а этим мы больше, чем кому-ни­будь, обязаны Гегелю,— то всей философии в старом смысле сло­ва приходит конец. Мы оставляем в покое недостижимую на этом пути и для каждого человека в отдельности «абсолютную истину» и зато устремляемся в погоню за достижимыми для нас относитель­ными истинами по пути положительных наук и обобщения их ре­зультатов при помощи диалектического мышления.

Энгельс Ф. Людвиг Фейербах u конец классической немецкой философии.—

Маркс K., Энгельс Ф. Соч., т. 21, с. 278

...Положить релятивизм в основу теории познания, значит неизбеяшо осудить себя либо на абсолютный скептицизм, агности­цизм и софистику, либо на субъективизм. Релятивизм, как основа теории познания, есть не только признание относительности на­ших знаний, но и отрицание какой-бы то ни было объективной, независимо от человечества существующей, мерки или модели, к которой приближается наше относительное познание. G точки зрения голого релятивизма можно оправдать всякую софистику, можно признать «условным», умер ли Наполеон 5-го мая 1821 года или не умер, можно простым «удобством» для человека или для человечества объявить допущение рядом с научной идеологией («удобна» в одном отношении) религиозной идеологии (очень «удоб­ной» в другом отношении) и т. д.

Диалектика,— как разъяснял еще Гегель,— включает в себя момент релятивизма, отрицания, скептицизма, но не сводится к релятивизму. Материалистическая диалектика Маркса и Эн­гельса безусловно включает в себя релятивизм, но не сводится к нему, т. e. признает относительность всех наших знаний не в смысле отрицания объективной истины, а в смысле исторической условности пределов приближения наших знаний к этой истине.

JIenun В. И. Материализм и эмпириокритицизм.—

Полн. собр. соч., т. 18, с. 139

Самая простая истина, самым простым, индуктивным путем полученная, всегда неполна, ибо опыт всегда незакончен. Ergo: связь индукции с аналогией — с догадкой (научным провидением), относительность всякого знания и абсолютное содержание в каж­дом шаге познания вперед.

Ленин В. И. Философские тетради.—

Полп. собр. соч., т. 29, с. 162

Научные истины всегда парадоксальны, если судить на осно­вании повседневного опыта, который улавливает лишь обманчи­вую видимость вещей.

Маркс К. Заработная плата, цена и прибыль.—

Маркс H., Энгельс Ф. Соч., т. 16, сь 131

Итак, человеческое мышление по природе своей способно да­вать и дает нам абсолютную истину, которая складывается из сум­мы относительных истин. Каждая ступень в развитии науки при­бавляет новые зерна в эту сумму абсолютной истины, но пределы истины каждого научного положения относительны, будучи то раздвигаемы, то суживаемы дальнейшим ростом знания...

C точки зрения современного материализма, т. e. марксизма, исторически условны пределы приближения наших знаний к объективной, абсолютной истине, но безусловно существование этой истины, безусловно тб, что мы приближаемся к ней. Истори­чески условны контуры картины, но безусловно то, что эта карти­на изображает объективно существующую модель. Исторически условно тб, когда и при каких условиях мы подвинулись в своем познании сущности вещей до открытия ализарина в каменноуголь­ном дегте или до открытия электронов в атомѳ, но безусловно TO, что каждое такое открытие есть шаг вперед «безусловно объектив­ного познания». Одним словом, исторически условна всякая идео­логия, но безусловно тб, что всякой научной идеологии (в отли­чие, например, от религиозной) соответствует объективная исти­на, абсолютная природа. Вы скажете: это различение относитель­ной и абсолютной истины неопределенно. Я отвечу вам: оно как раз настолько «неопределенно», чтобы помешать превращению нау­ки в догму в худом смысле этого слова, в нечто мертвое, застыв­шее, закостенелое, но оно в то же время как раз настолько «опре­деленно», чтобы отмежеваться самым решительным и бесповорот­ным образом от фидеизма и от агностицизма, от философского идеализма и от софистики последователей Юма и Канта. Тут есть грань, которой вы не заметили, и, не заметив ее, скатились в боло­то реакционной философии. Это — грань между диалектическим материализмом и релятивизмом.

Ленин В. И. Материализм и эмпириокритицизм.—>

Полн. собр. соч., т. 18, с. 137—139

в) КОНКРЕТНОСТЬ ИСТИНЫ

Самое верное средство дискредитировать новую политическую (и не только политическую) идею и повредить ей состоит B том, чтобы, во имя защиты ее, довести ее до абсурда. Ибо всякую истину, если ее сделать «чрезмерной» (как говорил Дицген-отец), если ее преувеличить, если ее распространить за пределы ее действительной применимости, можно довести до абсурда, и она даже неизбежно, при указанных условиях, превращается в абсурд.

Ленин В. И. Детская болезнь «левизны» в коммунизме.— Полн. собр. соч., т. 41, с. 46

Истинная диалектика не оправдывает личные ошибки* а изу­чает неизбежные повороты, доказывая их неизбежность на осно­вании детальнейшего изучения развития во всей его конкретности. Основное положение диалектики: абстрактной истины нет* исти­на всегда конкретна...

Ленин В. If. Шаг вперед, два шага назад.—

Полн. собр. соч., т. 8, с. 400

Она (Роза Люксембург.— Ред.) приписывает мне общие места, общеизвестные принципы и соображения, абсолютные истины и старается умалчивать об истинах относительных, которые осно­вываются на строго определенных фактах и которыми я только и оперирую. И она еще жалуется на шаблон и взывает при этом к диалектике Маркса. A как раз статья уважаемого товарища со­держит исключительно выдуманные шаблоны, и как раз ее статья противоречит азбуке диалектики. Эта азбука утверждает, что ни­какой отвлеченной истины нет, истина всегда конкретна.

Ленин В. И. Шаг вперед, два иіага назад.

Ответ H. Ленина Розе Люксембург.—

Полн. собр. соч., т. 9, с. 47

Нет сомнения, симпатии к бойкоту вызываются у многих имен­но этим достойным всякого уважения стремлением революционе­ров поддержать традицию лучшего революционного прошлого, оживить безотрадное болото современных серых будней огоньком смелой, открытой, решительной борьбы. Ho именно потому, что нам дорого бережное отношение к революционным традициям, мы должны решительно протестовать против того взгляда, будто при­менением одного из лозунгов особой исторической эпохи можно содействовать возрождению существенных условий этой эпохи. Одно дело — хранение традиций революции, уменье использо­вать их для постоянной пропаганды и агитации, для ознакомления масс с условиями непосредственной и наступательной борьбы про­тив старого общества, другое дело — повторение одного из ло­зунгов, вырванного из совокупности породивших его и обеспечи­вших ему успех условий, и применение егок условиям, существен­но отличным.

Тот же Маркс, который так высоко ценил революционные тра­диции и неумолимо бичевал ренегатское или филистерское отно­шение к ним, требовал в то же время уменья мыслить от револю­ционеров, уменья анализировать условия применения старых прие­мов борьбы, а не простого повторения известных лозунгов. «На­циональные» традиции 1792 года во Франции останутся, может быть, навсегда образцом известных революционных приемов борь­бы, но это не мешало Марксу в'1870 году, в знаменитом «Адресе» Интернационала предупредить французский пролетариат против ошибочного перенесения этих традиций в условия иной эпохи.

Ленин B- И. Против бойкота (Из заметок с.-д. публициста).— Полн. собр. соч., т. 16, с. 26—27

Говорить о «защите отечества» вообще теоретически нелепо. Ибо защита отечества = война в о о б щ e. B этом гвоздь.

Ленин В. И. Письмо Г. E. Зиновьеву, август 1916 г.— Полн. собр. соч., т. 49, с. 280

6.

<< | >>
Источник: Шептулин А.П. K.MAPKС, Ф. ЭНГЕЛЬС, В.И.ЛЕНИН. О диалектическом и историческом материализме.. 1984

Еще по теме а) ПОНЯТИЕ ОБЪЕКТИВНОЙ ИСТИНЫ:

  1. § 2. Квалификация и объективная истина
  2. Принцип объективной (судебной) истины.
  3. § 35. Проблема истины в социогуманитарном познании. Истина и ценность, истина и правда
  4. Понятие индивидуальной объективной реальности
  5. «И познаете истину,и истина сделает вас свободными».
  6. Понятие индивидуальной объективной реальности
  7. § 2. Понятие права в объективном и субъективном смысле
  8. § 1. Понятие объективной стороны
  9. Идеалистическая истина есть синтез двух других истин, т. е. синтез, созданный нашим разумом” [77, 463].
  10. 27. Понятие права: объективный и субъективный смысл
  11. Образ - понятие более или менее объективное.
  12. § 1. Понятие, значение и объективный характер функций государства
  13. 37. Правомерное поведение: понятие, объективная и субъективная стороны, типология.
  14. Глава 1 ПОНЯТИЕ И ЗНАЧЕНИЕ ОБЪЕКТИВНОЙ СТОРОНЫ ПРЕСТУПЛЕНИЯ
  15. 25. Юридические ошибки: понятие, виды, объективные и субъективные причины их появления