<<
>>

Природа и критерии равномерности времени оставались невыясненными и во времена И. Ньютона.

Так, Джон Локк (1632-1704) считал, что понятия последовательности и продолжительности мы получаем не из наблюдений внешнего движения, а из рефлексии последовательной цепи идей, появляющихся друг за другом в нашем уме /Локк, т.

1, 1985, с.232/. Согласно Локку, цепь идей в уме человека имеет известную степень быстроты. Этот тезис обосновывается тем, что человек не воспринимает как слишком быстрые, так и слишком медленные движения. В первом случае события, слишком быстро следующие друг за другом, занимают время одной идеи и не могут быть различимы людьми. В случае же слишком медленных движений, “...другие идеи наших собственных мыслей имеют... возможность проникать в наш ум между идеями, которые доставляет нашим чувствам движущееся тело...", и "чувство движения исчезает”/Там же, с. 235/ (Здесь и далее курсив автора. - И.Х.)..

Следующим после приобретения идеи продолжительности естественным делом ума является “приобретение некоторой меры для этой общей продолжительности, по которой он мог бы судить о ее различной величине и рассматривать определенный порядок, в котором существуют вещи...

Такое рассмотрение продолжительности как ограниченной известными периодами и обозначенной определенными мерами, или эпохами..., и есть то, что мы называем собственно временем” /Там же, с.237-238/.

Итак, согласно Локку, время есть измеренная продолжительность. Причем хорошее измерение должно делить всю его продолжительность на равные периоды. Вместе с тем философ прекрасно понимает, что “мерой продолжительности может быть только продолжительность...” /Там же, с. 238/ и поэтому невозможно иметь “...какую-нибудь установленную неизменяемую меру продолжительности, состоящей в постоянной текучей последовательности, подобно тому, как мы имеем меры для измерения протяженных величин - дюймы, футы, ярды и т.д., раз отмеченные на прочном материале” /Там же/.

Поэтому для измерения времени “может быть пригодно только то, что разделило всю величину его продолжительности на очевидно равные части постоянно повторяющимися периодами” /Там же/.

Такой наиболее подходящей мерой времени, считает Локк, являются вращения Солнца и Луны. Но в результате постоянного измерения времени при помощи этих движений люди стали думать, “будто движение и продолжительность измеряются одно другим, ибо при измерении величины времени люди привыкли к идеям минут, часов, дней, месяцев, лет и т.д. и о них начали думать всякий раз при упоминании о времени или продолжительности (а все эти отрезки времени измерялись движением небесных тел). Поэтому они стали склонны смешивать время и движение или по крайней мере думать, что они необходимо связаны друг с другом” /с.238/. На самом же деле, по Дж. Локку, время измеряется не самим движением Солнца, а его периодичностью, и поэтому для измерения времени не обязательно иметь какие-либо движения, а необходимо и достаточно иметь периодические процессы. “И если бы замерзание воды или цветение растения повторялись во всех частях света через равноотстоящие периоды, то они служили бы людям для счета лет так же хорошо, как и движение Солнца” /с.239/. Поэтому “мы... должны тщательно различать саму продолжительность от мер, которыми мы пользуемся для суждения о ее величине. Продолжительность сама по себе должна рассматриваться как движущаяся вперед одним постоянным, ровным и однообразным потоком. Но насколько нам дано знать, такою не способна быть ни одна из тех ее мер, которыми мы пользуемся; не можем мы быть уверены и в том, что их определенные части, или периоды, равны между собой по продолжительности, ибо, как бы мы ни измеряли две последовательные величины продолжительности, никогда нельзя доказать их равенства” /Там же, с. 240/.

В отличие от используемых в качестве меры времени периодических процессов, равенство периодов которых всегда остается под сомнением, понятие самой продолжительности, считает Локк, остается тем не менее ясным.

Поскольку нет возможности непосредственно сопоставить длительности двух частей последовательности и поэтому нельзя знать с достоверностью их равенства, то для измерения времени остается только принять за меру времени непрерывные последовательные явления, следующие через периоды, кажущиеся равноотстоящими. Для определения этого равноотстояния “у нас нет другой меры, кроме той, которую для нашего убеждения в их равенстве в согласии с другими вероятными доводами запечатлела в нашей памяти цепь наших собственных идей” /с.241/. Иными словами, реально существует неограниченно длящаяся как в прошлое, так и в будущее равномерная продолжительность, ясную идею которой человек получает путем рефлексии равномерного потока идей в своем уме. Время же есть ограниченная часть этой продолжительности, измеренная той или иной относительно точной мерой - часом, сутками, годом и т.д.

Таким образом, согласно Локку, представление человека о равномерной длительности возникает в результате существования у него некоторой "постоянной и правильной последовательности идей", т.е. некоторого внутреннего движения идей или, выражаясь современным языком, "потока сознания". Однако кроме общих заверений, что это так и только так, Дж. Локк не может привести каких-либо разъяснений, почему "цепь наших собственных идей" всегда следует с одной и той же неизменной скоростью.

Итак, в доньютоновской истории философии и естествознания равномерность хотя и рассматривается мыслителями как важнейшее свойство времени, тем не менее не подвергается глубокому критическому анализу, а принимается как "естественное", самоочевидное свойство времени. Единственным основанием представления о равномерности времени (или длительности) оставалось субъективное чувство времени или интуиция равномерного дления.

Безотносительная к каким бы то ни было чувственно воспринимаемым процессам равномерность используемого в астрономии “математического времени” приобретает особое значение в классической физике.

Однако И. Ньютон (1643-1727), вводя понятия “абсолютного” и “относительного” времени, по сути дела постулирует равномерность абсолютного времени, считая это свойство времени общеизвестным, и ограничивается лишь указанием на то, что в астрономии абсолютное время отличается от обыденного солнечного времени так называемым уравнением времени. Следовательно, согласно И. Ньютону, достаточным (по крайней мере, для астрономических целей) приближением к абсолютному времени является обыденное солнечное время, выправленное при помощи уравнения времени. Неравномерность же обыденного солнечного времени, как известно, проистекает в основном из-за наложения на вращение Земли вокруг оси других ее движений. Уравнение времени, о котором пишет И. Ньютон, позволяет, по сути дела, выделить в “чистом виде” вращение Земли вокруг оси и пользоваться им как эталонным равномерным движением для измерения “более правильного”, или, точнее, более равномерного времени.

Более подробно, чем И. Ньютон, проблему измерения времени обсуждает Жан Лерон д΄Аламбер (1717-1783).

Ж.Л. д’Аламбер считал, что все доступные познанию свойства движения, пространства, времени и материи постигаются математикой или такими науками, как механика и физика, которые опираются в своей методологии на математику. Вопросы же о сущности познаваемых объектов д’Аламбер отвергает как "метафизические". Этими вопросами, считает он, могут заниматься лишь философские сектанты, которые, несмотря на все различия их сект, при познании, например, пространства, вынуждены пользоваться одной и той же геометрией.

Вполне понятно, что, стоя на подобных позициях, д’Аламбер не мог без критического анализа и определенной конкретизации признать в качестве объекта познания такую априорно постулируемую И. Ньютоном сущность, как "абсолютное, истинное математическое время". Принимая и отстаивая ньютоновскую концепцию времени, д’Аламбер не может, конечно, сделать абсолютное время доступным непосредственному восприятию и познанию.

Более того, он согласен с Ньютоном в том, что, возможно, и не существует такое абсолютно равномерное движение, при помощи которого можно было бы измерять абсолютное время. Вместе с тем он не может довольствоваться априорным постулированием равномерности времени и стремится доказать, что равномерность абсолютного времени - это его объективное свойство, которое вполне поддается выявлению и математической фиксации.

Следует признать, что д’Аламбер преуспел в решении этой проблемы, поскольку он обратил внимание на одно весьма важное свойство равномерных и только равномерных механических движений, заключающее в том, что отношение расстояний, пройденных двумя равномерно движущимися телами за один и тот же интервал времени, оказывается величиной постоянной для любых произвольно выбранных (не равных нулю) интервалов длительности, и предложил использовать это свойство в качестве критерия равномерности.

Но прежде чем рассмотреть предложенный д'Аламбером критерий равномерности, позволяющий выделить пригодные для измерения времени равномерные процессы, кратко остановимся на посленьютоновской эволюции идеи абсолютного времени классической физики. Это позволит нам более адекватно оценить даламберовский критерий равномерности и раскрыть его истинное значение в развитии представлений о времени.

Сформировавшаяся еще в конце средневековья и на протяжении трех столетий господствовавшая в сознании естествоиспытателей идея "математического времени" как некоторой абстрактной абсолютно равномерной независимой переменной, используемой при расчетах движений небесных тел, в ньютоновской механике обретает субстанциальность и превращается в некую реально существующую и равномерно текущую сущность. Но вместе с тем, хотя между "математическим временем" доньютоновской астрономии и механики и абсолютным временем ньютоновских "Начал" и существует определенная генетическая связь, тем не менее усвоение идеи абсолютного времени, равно как и самих "Начал", несомненно, потребовало от исследователей определенных усилий и достаточно длительного времени.

Формальное сходство "математического времени" доньютоновской астрономии и механики с абсолютным временем ньютоновских "Начал" создают иллюзию легкости и беспроблемности для естествоиспытателей XVII- XVIII вв. усвоения ньютоновских представлений о времени. Только в работах тех великих последователей И. Ньютона, которые проявили себя не только как естествоиспытатели, но и как философы, задумывавшиеся о содержании и сущности исходных понятий естествознания, можно уловить коллизии протекавшего на протяжении, по крайней мере, первой половины XVIII века процесса утверждения ньютоновской концепции времени.

Как мы показали в первой главе, характерный для естествознания феноменологический подход к времени лишь как к количественной мере движения в сущностном, онтологическом плане дополнялся различного рода философскими и теологическими концепциями, характерной особенностью которых была тенденция субъективации времени. Поэтому естествоиспытатели, которые не только восприняли ньютоновскую концепцию времени, но и стремились ее обосновать и утвердить, были вынуждены обратить особое внимание на проблему объективности времени.

Так, Леонард Эйлер (1707-1783) в "Механике" (1736) и в "Теории движения твердых тел" (1765) отстаивает идею абсолютно равномерного временного течения и, не называя имен, полемизирует с теми, кто субъективирует время. У Л. Эйлера сохраняются и некоторые элементы традиционных представлений о времени. В частности, он считает, что человек обладает внутренним, безотносительным к наблюдаемым движениям чувством времени и способностью интуитивно определять равенство различных интервалов длительности. Он пишет, что “если бы у нас, как некоторые склонны думать, не было других средств для определения времени, кроме как из рассмотрения движения, то мы не могли бы признать ни времени без движения, ни движения без времени...” /Эйлер, 1938, с. 278/. Правда, Эйлер отмечает, что делить время мы научились от наблюдений за движением Солнца, но “и без помощи движения мы имеем представление о том, что такое до и после, а отсюда, по-видимому, само собой вытекает понятие последовательности” /Там же/. И хотя более детальным познанием времени мы обязаны рассмотрению движения, “отсюда еще не следует, что время само по себе представляет собой не что иное, как лишь то, что мы воспринимаем. Что представляют собой два равных промежутка времени, это понимает всякий, хотя бы в течение этих промежутков, может быть, и не произошло равных изменений, на основании которых можно было бы прийти к заключению о равенстве этих промежутков времени” /с. 279/.

Вместе с тем Эйлер считает, что “деление времени на части не является чисто умственной операцией, как обыкновенно утверждают те, которые помещают время только в нашем сознании, не отделяя понятия времени от самого времени.

В самом деле, если бы время представляло собой не что иное, как последовательность наступающих друг за другом явлений, и если бы вне нашего сознания не существовало никаких средств для измерения времени, то нам ничто не мешало бы при всяком движении считать равными те части времени, в течение которых проходятся равные пути, так как они кажутся следующими друг за другом через равные промежутки. Следовательно, мы могли бы с одинаковым основанием рассматривать любое движение как равномерное. Однако сама природа вещей достаточно убедительно свидетельствует, что равномерное движение существенно отличается от неравномерного; следовательно, равенство промежутков времени, на котором это основывается, представляет собой нечто большее, чем содержание наших понятий” /с. 284-285/.

Здесь мы наблюдаем, фактически, стремление сочетать представление о времени как о некоторой абстракции от наблюдаемых движений с ньютоновской идеей абсолютного времени.

Развернувшаяся в конце XIX - начале XX вв. критика идеи абсолютного времени классической физики раскрыла несостоятельность представлений о времени как о некоторой самостоятельной равномерно текущей сущности. Однако в период становления и поступательного развития ньютоновской механики даже основоположники позитивизма О. Конт (1798-1857) и Г. Спенсер (1820-1903) не смогли разглядеть в ньютоновских абсолютных пространстве и времени ненавистных им априорных метафизических сущностей. И хотя основоположники позитивизма чувствуют и понимают всю сложность интерпретации понятий пространства и времени, тем не менее им кажется, что за априорными метафизическими идеями абсолютных пространства и времени классической физики скрывается некая реальность.

Так, например, Г. Спенсер считает, что наше сознание непосредственно свидетельствует о том, что “пространство и время существуют не в мысли, а вне ее и столь абсолютно не зависят от нее, что их нельзя понять, как переставшими существовать даже в том случае, если ум перестал существовать” /Спенсер, т.1, с. 28/. Правда, пространство и время как таковые не могут быть познаны ни как сущности, ни как атрибуты сущностей. Они познаются лишь в отношении к сознанию. Время - это абстракт отношения последовательности, а пространство - абстракт отношения сосуществования /с. 93/. При этом понятия пространства и времени, как и другие абстрактные понятия, образуются из отдельных конкретных фактов, но их отличие “состоит в том, что, в данном случае, систематизация опыта прошла через всю эволюцию мышления” /с. 93/.

Мы не ставим здесь целью проанализировать представления Г. Спенсера о времени. Для нас важно подчеркнуть, что Г. Спенсер полагает, что хотя мы познаем лишь относительную реальность, тем не менее постоянство нашего сознания о времени свидетельствует о существовании некоторой абсолютной реальности. И хотя мы не можем познать причины, обусловливающие отношение последовательности, и обладаем лишь относительным знанием, тем не менее должны без колебаний принять те термины мысли, которые образовались в нас в силу опыта. Таким образом, можно сказать, что Г. Спенсер принимает в целом ньютоновскую концепцию времени.

Что касается критики ньютоновских концепций пространства и времени со стороны Лейбница и Канта, то, как отмечает У.И. Франкфурт /Франкфурт, 1978, с. 157/, эта критика, не имея под собой достаточных оснований для физической дискуссии, осталась на чисто философском уровне и не оказала сколь-либо заметного влияния на сознание естествоиспытателей. В результате ньютоновская идея абсолютного времени вплоть до конца XIX столетия оказывается единственной научной концепцией и в сознании естествоиспытателей настолько естественной, самоочевидной, не требующей никакого обсуждения и обоснования, что становится возможным строить всю аналитическую механику, а в дальнейшем и все другие разделы физики без какого бы то ни было обсуждения свойств и сущности времени.

Ньютоновское представление о времени на протяжении более чем 200 лет оставалось незыблемым как среди естествоиспытателей, так и среди значительной части философов. Правда, в философии параллельно развивались и иные, в частности кантианские, взгляды на время, но до конца XIX столетия они не оказывали заметного влияния на развитие естествознания.

К концу XIX века “механика, идущая по своему победоносному пути в разрешении различных проблем по естествознанию, достигает своего апогея” /Жуковский, 1937, т. IX, с. 245/ и в своем стремлении всяческому физическому явлению давать механическое толкование останавливается перед объяснением некоторых накопленных в физике опытных данных. Возникает необходимость приложить начала классической механики “не к простейшим элементам механики - силе и массе, а к различным физическим элементам: магнитному полюсу, элементу тока, наэлектризованному шарику, электрону, квантам и т.д.” /Там же/. Трудности в объяснении накопленных в физике фактов наводят исследователей на мысль, что возможно они не могут быть объяснены с помощью начал классической механики и что для их объяснения нужны некоторые видоизменения этих начал /Там же/.

В этот период начинает осознаваться абстрактность понятий абсолютного пространства и времени; вновь становятся актуальными проблемы измерения времени, определения одновременности пространственно удаленных друг от друга событий и т.д. До естествоиспытателей доходит, наконец, и кантианская критика исходных ньютоновских понятий классической физики. Так, Г.Р. Герц (1857-1894) предпринимает попытку изложить механику, исходя из кантианских представлений о пространстве и времени (См: /Герц, 1959/).

Критический анализ ньютоновских представлений о пространстве и времени одним из первых среди естествоиспытателей начал Эрнст Мах (1838-1916). Э. Мах отмечает, что равномерное движение - это такое движение, при котором одинаковые приращения пройденного телом пути соответствуют равным изменениям другого тела, служащего в качестве эталона (например, вращение Земли). “Вопрос, равномерно ли движение само по себе, не имеет никакого смысла. В такой же мере мы не можем говорить об "абсолютном времени" (независимо от всякого изменения). Это абсолютное время не может быть измерено никаким движением, и поэтому не имеет никакого ни практического, ни научного значения; никто не вправе сказать, что он что-нибудь о таком времени знает, это праздное "метафизическое" понятие” /Мах, 1909, с. 187/.

Идею абсолютного времени подверг критике Анри Пуанкаре (1854-1912). Он пишет, что у человека нет непосредственной интуиции равенства двух промежутков времени, и мы не можем быть уверены в равенстве длительности повторяющихся процессов..

При измерении времени такими движениями, как качания маятника, считает Пуанкаре, мы принимаем постулат, согласно которому “длительность двух идентичных явлений одна и та же; или, если угодно, что одни и те же причины требуют одного и того же времени, чтобы произвести одни и те же действия” /Пуанкаре, 1990, с.222/. Однако, пишет он далее, следует быть осторожными. “Не может ли случиться так, что в один прекрасный день опыт опровергнет наш постулат?” /Там же/. Подводя итоги обсуждению проблемы измерения времени, А. Пуанкаре делает вывод, что отсутствующую у нас интуицию равенства двух промежутков времени мы заменяем некоторыми правилами, которые мы выбираем “не потому, что они истинны, а потому, что они наиболее удобны...” /с. 232/.

Таким образом, в конце XIX столетия вопрос о равномерности времени вновь стал проблематичным.

<< | >>
Источник: И.А. Хасанов. Время: Природа, равномерность, измерение. 2001

Еще по теме Природа и критерии равномерности времени оставались невыясненными и во времена И. Ньютона.:

  1. § 2. Природа физического времени и характер соотношения равномерности времени и закона сохранения энергии.
  2. § 1. Природа равномерности как фундаментального свойства времени.
  3. Гл. 2. Природа равномерности и специфика физического и биологического времени
  4. времена Ньютона
  5. И.А. Хасанов.. Время: Природа, равномерность, измерение.2001, 2001
  6. Не раскрыл природу равномерности и Альберт Эйнштейн (1879-1955).
  7. § 2. Характер влияния представления о равномерности времени на решение методологических вопросов его измерения.
  8. Равномерность как соотносительное свойство материальных процессов. Роль классов соравномерных процессов в метризации времени
  9. 1. По каким критериям проходила периодизация истории Нового времени?
  10. Природа субъективного чувства (интуиции) времени
  11. Тема № 5. Выделение сознания в качестве критерия психики в философии Нового времени
  12. Узловая станция на пути понимания природы времени
  13. ИСААК НЬЮТОН
  14. Космос: природа как совокупность сущего в пространстве и времени
  15. Конституционный Суд — «больше, чем суд»: политико-правовая природа критериев и итоговых выводов конституционного нормоконтроля
  16. K началу XVI в. Италия продолжала оставаться страной с ярко выраженным полицентризмом
  17. В этой связи особое значение приобретает второй критерий - критерий субъектного состава.
  18. Глава 22 Дление времени. Чувство времени. Сознание времени