<<
>>

Сознание и я-ось

Как известно, сознание теснейшим образом связа­но с Я в человеке. И поскольку Я-ось, на мой взгляд, формируется как средство компенсации центробежных тенденций в структуре человека, постольку и сознание, на мой взгляд, может рассматриваться как средство ре­шения той же задачи только на другом уровне: Я-ось ком­пенсирует доминирование центробежных тенденций на уровне структурной организации человека, сознание выполняет компенсаторную функцию в мыслительной сфере.

Ав основе — одно: человек формирует сам, бук­вально выделяет из себя, собственную силу, не уступаю­щую по мощи универсальным, которая призвана обес­печить равновесие структуры «человек» в новых, необыч­ных и непривычных для него условиях. Вот эта-то про­тивостоящая распаду человека и продуцированная им са­мим сила и предстает на уровне структурной организации как Я-ось, а на уровне мышления как сознание. В своей же основе это одно — сила, призванная обеспечить сохране­ние стабильности структуры в новых условиях преобла­дания тенденций к распаду.

Таким образом, еще раз подчеркну, что я различаю две формы употребления термина «сознание»: с одной стороны, как универсальной силы, которая участвует в создании структур, воплощающихся на уровне физичес­кого мира, и с другой, — как силы, продуцированной са­мим человеком в процессе его эволюции с целью приспо­собления к специфическим новым условиям. Второе мож­но рассматривать как этап эволюции первого.

И вот какую цепочку взаимосвязей я здесь вижу: со­знание, как универсальная сила, участвовавшая в фор­мировании человека как вида, несло в себе оба вида энер­гии — инь и ян. По преимуществу, я думаю, ян, посколь­ку именно эта разновидность энергии рассматривается как обладающая наибольшим творческим потенциалом, активностью, жесткостью, проникающей способностью.

Но и инь, скорее всего, была в ней представлена, хотя бы и в виде зародыша, поскольку любое гармоничное обра­зование содержит в себе оба вида энергии. По мере про­движения к воплощению в физическом мире представлен­ность инь нарастает, поскольку именно этот вид энергии выполняет функцию овеществления, наполнения чем-то осязаемым, вещественным, плотным. Это приводит к тому, что, воплощаясь в физическом мире, структура «че­ловек» предстает как единство и пропорциональная пред­ставленность обоих вариантов энергии — инь и ян.

В результате проживания в себе добра и зла внутрен­няя природа человека трансформируется, распадаясь на составляющие: теперь в нем сосуществуют и борются нематериальное сознание и несознающая материя. В ка­честве «вместилища» нематериального сознания начина­ет выступать телесный верх — голова, а несознающей материи — телесный низ. Вот это нематериальное созна­ние, возникшее в результате диссоциации первоначаль­ной гармоничной универсальной силы, на мой взгляд, и есть предпосылка собственно человеческого сознания, или, говоря по-другому, той силы, которая продуциру­ется самим человеком с целью обеспечения адаптации к новым условиям окружающей среды.

Здесь хотелось бы обратить внимание на следующий аспект: т.н. «нематериальное сознание» возникает без преднамеренных усилий человека, как спонтанный резуль­тат проживания им внутри себя противоположных начал. Сознание же, которое я иногда называю «собственно че­ловеческим», возникает преднамеренно, как следствие стремления адаптироваться к условиям, в которых пре­жние средства освоения мира оказались утраченными.

Когда я говорю «преднамеренно», я не имею в виду, что человек сидел и размышлял, что бы такое ему пред­принять, чтобы развить способность сознания, а нечто совсем иное: что человек искал какое-то средство, какой- то противовес той драматичной ситуации, в которой он вдруг себя обнаружил. И этим средством не могло быть ничто иное, кроме сознания, поскольку: а) узнавание сути предметов теперь было возможно лишь опосредованно, через выстраивание цепочки причинно-следственных связей, ведущих от внешнего к внутреннему, т.е.

через мыслительную сферу, через голову, а именно там оказа­лось локализованным т.н. «нематериальное сознание»; и б) эта сила должна была выполнять функцию компен­сации центробежных тенденций, т.е. быть связанной с «Я» в человеке, с самостью.

Именно эти особенности мы и обнаруживаем в че­ловеческом сознании. Во-первых, оно выступает для нас как полностью нематериальная сила. Во-вторых, оно позволяет нам нащупывать путь, ведущий к сущности объектов внешнего мира. В-третьих, в современной куль­туре именно сознание удерживает внутренне диссоции­рованную природу человека, включающую множество субличностей (которые нередко конфликтуют между со­бой) от распада. Отсюда, собственно говоря, все методи­ки психотерапевтического воздействия, связанные с рас­шифровкой бессознательных психических содержаний и перевода их в сферу сознания.

Итак, характеристики сознания: а) оно позволяет получать информацию о сущности объектов, располагая возможностями непосредственного взаимодействия лишь с поверхностными их оболочками; и б) оно позво­ляет сохранять целостность личности в условиях диссо­циированного внутреннего мира человека.

За счет чего оказывается возможным использование сознания в подобной компенсаторно-адаптивной роли?

Дело, на мой взгляд, здесь в следующем. Сознание — это сила, продуцируемая самим человеком, как своего рода ответ на вызов жизненной ситуации, в которой он оказался. Это иная форма проявления того же самого на­чала, которое на уровне структурной организации предста­ет как самость, как Я-ось. Что это за сила? Это резкое увеличение интенсивности воздействия ценой такого же резкого уменьшения объема восприятия. Человек ката­строфически ограничивает поток воспринимаемого, но за счет этого колоссально усиливает давление на отобран­ный в результате такого ограничения (ставший объектом внимания) предмет. В результате субъект получает воз­можность как бы «вломиться» в него, «пробить» ту вне­шнюю оболочку, которая отделяет его от предмета. Это, безусловно, средство насилия, агрессии.

Но поскольку прежних средств ненасильственного постижения сути человек лишился, у него просто нет другого способа при­способиться и выжить в теперь уже враждебном ему мире.

Разумеется, сами мы воспринимаем это по-иному: для нас это привычная, рутинная процедура, в которой мы не чувствуем ни насилия над окружающим, ни агрес­сии по отношению к нему. Ведь соответствующего эмо­ционального заряда мы не ощущаем. Так действитель­но ли способность сознания связана с насилием и аг­рессией, с принудительным «взламыванием» внешней оболочки, которой предметы отгорожены от нас? По­чему я так думаю?

Вообразим, какими должны были быть параметры ситуации, в которой человек оказался вынужден развить эту способность, и каким должно было быть его внутрен­нее состояние в это время.

В соответствии с моим представлением об эволюции человека как вида, потребность в развитии способности сознания формируется тогда, когда человек утрачивает прежние средства адаптации и обнаруживает себя в не­знакомом, непонятном и враждебном мире. Вспомним характеристики неофобии, сопутствующие такой ситуа­ции: одно из проявлений — возрастание агрессивности. Причем этот фактор будет не временным, а постоянным, ведь человек оказывается в ситуации, где отныне появ­ление новых объектов и новых обстоятельств будет все­гда происходить не до его появления в этом мире, а пос­ле. (Вспомним: наименьший страх новое вызывает тог­да, когда привносится до того, как существо помещается в новое для него окружение, и наибольший — когда су­щество уже успевает привыкнуть к окружающей обста­новке.) Аведь именно такова отныне ситуация взаимо­действия мира и человека.

Именно поэтому, на мой взгляд, человек как вид об­ладает более высоким уровнем агрессии, чем другие жи­вые существа и, как мне думается, даже чем человек на ранних стадиях эволюционного развития, а именно до проживания в себе добра и зла, до диссоциации его внут­ренней природы на противоположности. Просто мы срослись, сроднились с этим уровнем агрессивности на­столько, что не воспринимаем его как повышенный.

Мы способны ощутить, если он по каким-то причинам ока­зывается еще более высоким, но наш постоянный уро­вень агрессии — слишком привычен, чтобы быть заме­чаемым. (Как мы помним, человек замечает изменение привычного, но отнюдь не само привычное.) Таким об­разом, повышенная агрессивность оказывается есте­ственным фоном, на котором разворачивается как само человеческое поведение, так и формирование новых спо­собностей (в том числе, разумеется, и когнитивных). Поэтому, по самой природе сложившейся ситуации, спо­собность сознания будет базироваться на возросшей аг­рессивности человека.

Далее. Как мы установили, сознание играет компен­саторно-адаптивную роль в эволюции человека как вида. А точнее, именно эта способность призвана обеспечить проникновение в суть окружающего в условиях, когда воз­можность непосредственного постижения утрачена. Что такое непосредственное постижение? Это проживание происходящего как составной части самого себя, когда совершающееся, где бы и в ком бы оно ни происходило, переживается как собственные внутренние процессы че­ловека. Таким образом, это знание оказывается действи­тельно настолько полным, насколько это вообще воз­можно, и настолько точным, насколько это допускается природой человеческих органов чувств и ощущений. Совершенно очевидно, что подобный способ получения знания не требует ни размышлений, ни реконструкций, ни предположений, ни их проверок. Это значит, что мыс­лительная сфера, связанная со всеми этими процедура­ми, не могла развиваться, пока существовал эволюцион- но ранний способ постижения, поскольку в этом просто не было необходимости. Зачем развивать окольные слож­ные пути, если есть прямой и надежный, к тому же и при­вычный способ?

Но вот этот способ утрачен. Что теперь делать? Раз­вивать окольные сложные способы — других-то нет. Но почему они окольные и почему сложные? Потому что теперь человек может узнавать о сути предметов лишь опосредованно, начав с внешней их оболочки и посте­пенно продвигаясь по направлению к глубинным при­чинам, выстраивая цепочки предположений, проверяя их, размышляя и оценивая.

Предположения могут быть ошибочными, и даже их подтверждение не гарантирует, что на каком-то следующем этапе не окажется, что невер­ным было все с самого начала. Таков этот новый путь уз­навания истины. И какая роль в нем отведена сознанию?

Дело в том, что снятие любого слоя оболочки не об­ходится без пусть и незначительного, но все же проник­новения вглубь предмета. Иначе говоря, сама эта проце­дура выстраивания причинно-следственных связей уже включает в себя момент прохождения за внешний барь­ер, разделяющий человека и объект. Ведь когда мы ищем причину какого-либо следствия, мы а) очерчиваем не­который круг событий, игнорируя все остальные; и б) предполагаем, что одно из них относится к более глу­бокому пласту проявлений существа предмета, а другое — к более поверхностному, причем всегда, когда появляет­ся первое, наступает и второе. Что мы при этом делаем? Мы вступаем в определенный род внутреннего взаимо­действия с тем пластом объекта, который — независимо от того, таков ли он, как мы предположили, или нет — находится ближе к глубинной сущности объекта. Мы не можем его пережить как составную часть самих себя, но мы можем вообразить, каким он может быть, если то, что доступно нашему непосредственному восприятию, име­ет известные нам параметры.

Таким образом, наше воображение оказывается тем средством, которое нам заменяет непосредственное пере­живание лежащего за поверхностью. Мы измысливаем некое гипотетическое положение вещей, которое может обусловливать то, что оказывается доступным для нас. И дальше возможны два варианта: 1) придуманное нами, воображенное нами действительно соответствует тому, каков объект, и 2) не соответствует этому. Как мы узна­ем о том, что верно, первое или второе? Опять же только косвенно — через сопоставление того, что должно было бы быть, если бы наше предположение было верным, и того, что есть на самом деле. Если эти два описания со­впали, мы делаем вывод о том, что не ошиблись в своем предположении, и что глубинная природа объекта имен­но такова, как мы думали. (Обратим внимание: думали, а не чувствовали, видели, ощущали, переживали.) Таким образом, наше сознание оказывается тем средством, с по­мощью которого мы строим реальность, которой на самом деле нигде не существует. Поэтому называть ее реальнос­тью вообще-то не очень правильно. Скорее, это мир, со­зданный нашими собственными усилиями для того, чтобы компенсировать нашу неспособность взаимодействовать с действительно реальным миром, миром объектов, каковы они сами по себе, в своей глубинной сути.

На самом деле, это очень важный момент: именно мы создаем альтернативную реальность, квазиреаль­ность. Подлинная же реальность совершенно никак не меняется от наших усилий ее мысленно реконструиро­вать. Поэтому, когда обычно говорят о восприятии аль­тернативной реальности в измененных состояниях со­знания, — это вообще-то не очень правильно. В случае галлюцинаций она оказывается действительно приду­манной, воображенной. А в случае расширения созна­ния — как раз подлинной, хотя и предлагает картину, от­личную от той, к которой все мы привыкли.

5.2.

<< | >>
Источник: Бескова И.А.. Эволюция и сознание (когнитив­но-символический анализ). 2001

Еще по теме Сознание и я-ось:

  1. 5.1. Сознание и я-ось
  2. § 1. Правовое сознание и культура в системе общественного сознания
  3. ЭВОЛЮЦИОННО-ИНФОРМАЦИОННАЯ МОДЕЛЬ СОЗНАНИЯ Эволюция сознания
  4. СОЗНАНИЕ И ОСОЗНАНИЕ.
  5. Сознание
  6. ИЗМЕНЕННЫЕ состояния сознания
  7. Яковлев Александр Ильич.. Материальность сознания., 2009
  8. СУЖЕННОЕ СОСТОЯНИЕ СОЗНАНИЯ
  9. Прийти в сознание
  10. 2.Структура общественного сознания
  11. Главные сознания.
  12. ОПРЕДЕЛЕНИЕ СОЗНАНИЯ.
  13. Производные сознания