<<
>>

§ 3. Специфика временной организации биологических процессов и характер взаимосвязи биологического и физического времени.

Трюизмом звучит тезис о том, что решить загадку жизни - это познать жизнь как особую форму движения материи. Однако в этом тезисе заключен глубокий смысл, связанный с тем, что ни в одной области материальной действительности движение - непрерывные изменения состава, структуры и состояний объектов - не имеет столь важного значения, как в живой материи.

Можно c полным правом утверждать, что сущность жизни - в ее непрерывном движении. Поэтому раскрыть сущность жизни - это значит раскрыть временную структуру биологических процессов, познать законы временной организации процессов функционирования и развития живых организмов и, в конечном итоге, научиться математически описывать жизнь как особое движение материи.

Серьезным препятствием на пути решения этой задачи является преобладание в живой материи стохастических процессов, требующих для своего описания статистических и вероятностных методов, тогда как в современной науке имеются многочисленные факты, свидетельствующие о том, что развитие организмов, а следовательно, и обеспечивающие это развитие биологические процессы, подчиняются каким-то неизвестным науке динамическим законам, которые скрыты за внешней стохастичностью процессов.

В этом отношении большой интерес представляют работы тех биологов, которые хронометрируют исследуемые процессы не в астрономических единицах физического времени, а в особых единицах длительности, отмеряемых при помощи тех или иных процессов самого изучаемого живого организма. При таком способе хронометрирования обнаруживается удивительное единообразие в развитии организмов, говорящее о существовании внутренних динамических законов развития, которые не могут быть выявлены при использовании общепринятых единиц измерения времени.

Подобный способ временного описания не укладывается в рамки общепринятых представлений о времени.

Поэтому даже сами биологи, использующие специфические единицы длительности, склонны рассматривать их не как единицы особого биологического времени, а как некоторые искусственно введенные безразмерные характеристики развития изучаемого живого организма.

Но выше было показано, что равномерность - это не абсолютное свойство одного единственного класса материальных процессов, а соотносительное, и что возможно существование неограниченного множества классов соравномерных процессов. В общем случае различные классы соравномерных процессов взаимно стохастичны. Поэтому можно предположить, что стохастичность биологических процессов в значительной степени обусловлена тем, что материальные процессы биологических систем, объективно структурированные в равномерном биологическом времени, мы хронометрируем и пытаемся теоретически описывать в физическом времени, единицы которого стохастичны по отношению к единицам биологического времени.

Существование биологического времени означает, что биологическая реальность живой материи качественно отличается от физической реальности неживой природы тем, что протекающие в живых организмах биологические процессы и связанные с этими процессами события структурированы в особом, качественно отличном от физического биологическом времени. Но если это так, то все экспериментальные и теоретические исследования живых организмов, протекающие в них биологические процессы, а также процессы их функционирования и развития необходимо вести в единицах биологического времени. Такой переход в биологии от физического к биологическому времени имеет для биологии весьма далеко идущие последствия, поскольку при этом потребуется пересмотреть многие общепринятые ныне представления и понятия. Так, например, с переходом от физического к биологическому времени потребуется разработать системы единиц биологических величин и системы биологических констант, поскольку все те производные физические величины и физические константы, в размерностях которых фигурирует размерность физического времени “секунда”, в единицах биологического времени превратятся в стохастические переменные величины, и появятся новые, сугубо биологические производные величины и константы, в размерностях которых будет находиться размерность биологического времени.

Вполне естественно, что биологические процессы живого организма подчиняются не физическим законам, в формулировках которых присутствует независимая переменная “t”, т.е. физическое время, а биологическим, в формулировках которых в качестве независимой переменной “τ” фигурирует биологическое время.

Подобная смена парадигмы требует самого тщательного методологического анализа всего круга проблем, связанных с введением в понятийный аппарат биологии понятия биологическое время. Вполне естественно, что методологический анализ невозможен без определенного вторжения философии в пределы естествознания, но, в отличие от так называемого натурфилософского подхода, он не предполагает получения “готовых решений естественнонаучных проблем путем дедукции этих решений из философских принципов” /Бранский, 1989, с. 28/. Поэтому высказанные в настоящем параграфе соображения о наиболее фундаментальных единицах биологического времени следует воспринимать лишь как гипотезы, призванные помочь обосновать принципиальную возможность существования наиболее фундаментальных и единых для всех периодов развития живого организма “ квантов” биологического времени.

* * *

Живая материя отличается крайней противоречивостью, которая проявляется в виде удивительного сочетания в ней, во-первых, “поразительной устойчивости” с “тончайшей чувствительностью к изменениям” /Уотермен, 1968, с. 12/ и, во-вторых, невероятного многообразия живых организмов с однотипностью их строения и единством исходных принципов организации и функционирования.

В силу высокой чувствительности биологических систем к изменениям, при попытках математически описать биологические процессы приходится учитывать огромное число в большинстве своем случайно изменяющихся переменных, что вполне естественно приводит к использованию статистических и вероятностных методов описания. Зависимость биологических процессов от большого числа случайным образом изменяющихся переменных в сочетании с безграничным разнообразием форм жизни наводит некоторых исследователей на мысль о том, что в биологии, в отличие от физики, нет "абсолютных явлений".

Но вместе с тем, как показали открытия середины XX столетия в генетике, в биохимии и молекулярной биологии, в анатомии и физиологии клетки, живые организмы, начиная с микроорганизмов и кончая человеком, имеют в своей основе гораздо больше общего, чем можно было предполагать. Так, выяснилось, что они пользуются одним и тем же генетическим кодом для передачи наследственной информации, всеобщими оказались основные реакции клеточного обмена, а также многие внутриклеточные структуры. Подобного рода факты приводят к выводу, что наблюдаемое многообразие форм жизни является в значительной мере внешним и что в основу фантастического многообразия организмов Природой положено поразительно мало принципов /Грин, Голдбергер, 1968, с. 15/. Выявление этих принципов и построение на их основе теоретической биологии, способной количественно описывать как отдельные биологические процессы, так и поведение биологических систем в целом, признавались как наиболее актуальные проблемы науки. Многим исследователям казалось, что биология наконец-то приближается к построению такой теоретической дисциплины, которая по своим возможностям будет близка к теоретической физике.

В это время благодаря развитию молекулярной биологии все более глубоко раскрывается фундаментальное значение клетки как основной структурной и функциональной единицы живых организмов и все более широкое признание получает представление о том, что решение многих общебиологических проблем может быть достигнуто лишь "на уровне клетки". Поэтому представлялось, что одним из важных этапов в создании теоретической биологии должно явиться построение математической модели клетки и внутриклеточных процессов.

Однако несмотря на огромные успехи ряда наук, занятых изучением клетки, теоретическая цитология была еще весьма далека от того, чтобы описывать клетку как “... материальное выражение некоего комплекса принципов механики, обладающее уникальной молекулярной архитектурой и организацией” /Грин, Гольдбергер, 1968, с.17/.

Анализ же имевшихся в то время попыток создать математическую модель клетки и внутриклеточных процессов приводил исследователей к неутешительному выводу, что “нет сколько-нибудь реальной возможности создания математической модели клетки” /Молчанов А.М., 1967, с.308/.

При рассмотрении причин, затруднявших математическое описание биологических систем, высказывалась даже мысль о том, что “объекты, изучаемые в биологии, чрезвычайно сложны, и сколько-нибудь адекватное их описание лежит, как правило, за пределами возможностей современной математики” /Гнеденко, Фомин, Хургин, 1962, с.103/, формировавшейся на основе количественного описания объектов и процессов неживой природы, и что к адекватному математическому описанию биологических систем и процессов можно будет приблизиться лишь тогда, когда будет разработан математический аппарат, соответствующий природе живой материи. Разумеется, успешное развитие теоретической биологии может привести к дальнейшему развитию самой математики, однако трудно согласиться с тем, что имевшийся в 60-х годах математический аппарат был недостаточно сложен (или универсален) и поэтому не пригоден для адекватного описания биологических систем и процессов. Неудачи математического описания таких биологических систем, как живая клетка, на наш взгляд, были обусловлены прежде всего неудовлетворительностью понятийного аппарата самой биологии, который в значительной мере состоял из понятий, механически перенесенных в биологию из наук о неживой природе и не отражавших специфики живой материи. Правы были те авторы, которые, говоря о необходимости развития теории клетки и внутриклеточных процессов, прежде всего подчеркивали важность теоретического обобщения достижений современной биологии. Наиболее четко эта мысль была выражена авторами монографии “Регуляторные механизмы клетки”, которые писали: “За последние два-три десятилетия биология накопила огромный фактический материал описательного характера. В то же время теоретическая биология, теоретические обобщения далеко не соответствуют возможностям, которые создаются благодаря наличию большого объема эмпирических знаний.

Хотя проблемами биологии глубоко заинтересовались математики, кибернетики, физики и химики, их стремления в значительной мере сдерживаются тем, что современная теоретическая биология еще не обобщила, не систематизировала накопленный материал с определенной объединяющей позиции и не вскрыла наиболее общие черты строения всего живого, течения процессов жизнедеятельности, не подготовила почвы для моделирования сущности жизни” /Сытник, Кордюм, Кок, 1969, с.3/.

В работах, посвященных изучению и описанию клетки и внутриклеточных связей и процессов, достаточно четко выделились два направления, одно из которых можно назвать структурно-функциональным, другое - феноменологическим.

Первое связано с детальным исследованием структуры клетки и внутриклеточных образований, конкретных физико-химических механизмов взаимодействия различных элементов внутриклеточной организации, каналов внутриклеточной коммуникации, физико-химических свойств материальных носителей информации, способов обмена информацией между отдельными элементами клеточной структуры и т.д.

Задачи данного направления достаточно четко были изложены в Предисловии книги "Механизмы интеграции клеточного обмена". "Проблема механизма интеграции, - писал автор Предисловия С. Нейфах, - это, в сущности, проблема конструкции системы. Нельзя понять конструкцию, если, разложив систему на элементарные части, не попытаться рассмотреть рабочие узлы и блоки этой системы и пролегающие между ними коммуникации. Для того чтобы проанализировать участие биокаталитической системы клетки в интеграции обмена, недостаточно знание только структуры и функций индивидуальных белков-ферментов как таковых. Необходимо установить также взаимосвязи между ферментами, способы регулирования их активности, механизм их репродукции и т.д." /Нейфах, 1967, с. /.

Разрабатывая это уже достаточно развитое к концу 60-х годов направление исследования, обычно предполагали, что, детально изучив отдельные компоненты клетки, выяснив и исследовав конкретные физико-химические механизмы внутриклеточных связей, можно будет в дальнейшем прийти к синтезу целого в виде некоторой идеальной модели "минимальной клетки". Предполагалось, что эта модель, обладая лишь минимумом необходимого для любой клетки оснащения, будет копировать с той или иной степенью точности (в зависимости от того, что признается "необходимым оснащением") материальную структуру клетки и отдельных ее элементов и позволит, наконец, понять функционирование живой клетки как целостной системы.

Познавательная ценность структурно-функционального направления заключалась в том, что оно давало богатый фактический материал о процессах, строении и функционировании клетки и отдельных ее элементов, тот материал, без которого невозможно выяснить специфику живой клетки как целостной системы и построить в конечном итоге ее математическую модель.

Однако, нацеливая на конкретно-эмпирическое исследование живой клетки, сторонники данного направления исходили из предположения, что отдельные внутриклеточные процессы, а также внутриклеточные взаимодействия подчиняются обычным физическим и физико-химическим законам и что загадка клетки как целостной интегрированной системы, равно как и вообще "секреты жизни", скрывается в неизвестных пока деталях организации клетки. Характеризуя подобного рода представления, Г. Патти писал: "... В последнее время, после так называемого молекулярно-биологического переворота, неоднократно высказывалось мнение, что теперь, наконец, загадка жизни сведена к языку и законам физики. В частности, как заявляют биохимики и молекулярные генетики, им удалось доказать, что обычные физические и химические законы дают относительно ясную и простую основу для понимания наследственности и большинства процессов обмена веществ. Модель матричной ДНК, предложенная Уотсоном и Криком, общепринята как главный ключ к загадке наследственности, подобно тому, как выяснение детальной структуры белков позволило в основном понять ферментативные механизмы. Обычное рабочее допущение молекулярных биологов заключается в том, что оставшиеся проблемы будут разрешены с помощью дополнительных экспериментов. Во всяком случае, они не видят перед собой никаких препятствий или принципиальных загадок. В результате возникает представление о том, что биология объяснима в рамках обычных физических законов и что поэтому приложение физической теории к живой материи не требует особых усилий" /Патти, 1970, с.71-72/.

Но предположение о том, что, не выходя за рамки существующих в современной физике и химии законов и теорий, можно достаточно адекватно описать и объяснить функционирование живой клетки и течение внутриклеточных процессов, неизбежно вело к абсолютизации этих законов и теорий и к формированию соответствующих модификаций механистических воззрений на жизнь. При этом необходимо подчеркнуть, что сущность механистического объяснения жизни, заключающаяся в попытках раскрыть секрет жизнедеятельности живых организмов оставаясь в пределах построенных на основе изучения неживой природы физических и химических теорий, не зависит от того, каковы сами по себе эти теории. Так, например, представление о том, что тайна жизни должна уложиться в рамки, установленные законами волновой механики, и что "эта тайна скрывается, очевидно, где-то в сфере электронных взаимодействий, происходящих либо на суб- или супрамолекулярном уровне, либо внутри самих молекул, либо между молекулами, участвующими в биохимических процессах... " /Пюльман, 1966, с.5/, в гносеологическим плане мало чем отличается от значительно более грубой, первоначальной формы механицизма, пытавшегося уложить тайну жизни в рамки законов классической механики. Причем достаточно последовательное развитие механистических представлений в биологии рано или поздно наталкивается на специфические особенности живой материи, не укладывающиеся в рамки используемых физических и химических законов и теорий, что вызывает стремление к идеалистической "компенсации" механистических "переупрощений" загадки жизни "с помощью постулирования разного рода витальных сил" /Фролов, 1972, с.93/. Иными словами, "... механицизм в биологии, какие бы формы он ни принимал в зависимости от абсолютизируемых им методов ("физицизм", "химизм" и пр.) "дополняется" идеалистическими конструкциями - неовитализмом, психоламаркизмом, холизмом, неофинализмом и пр., а то и прямой апелляцией к религии, к идее бога" /Там же/. Поэтому абсолютизация структурно-функционального направления, опирающегося в теоретическом плане на известные физические и химические законы и теории, оказывается сопряженной с опасностью распространения, с одной стороны, механистических тенденций в объяснении жизни, а с другой - идеалистических "дополнений" к механистическим представлениям о сущности жизни.

Итак, структурно-функциональное направление вело к накоплению данных о материальной структуре клетки и о внутриклеточных процессах, и в этом его огромная познавательная ценность. Однако было бы неправильно абсолютизировать данное направление в изучении клетки. Более того, двигаясь от материальной структуры к объяснению клетки как целостной системы, мы вряд ли сумеем представить происхождение самой клетки как необходимое следствие специфических особенностей биологических и, прежде всего, биохимических процессов. Утверждение о том, что "проблема механизмов интеграции клетки - это, в сущности, проблема конструкции системы", по отношению к такой системе, как живая клетка, справедливо лишь наполовину, поскольку сама конструкция системы должна быть естественным образом объяснена как неизбежный результат действия каких-то принципов самоорганизации биологических систем, которые, в свою очередь, должны быть представлены как проявления наиболее фундаментальных законов протекающих в живых организмах биологических процессов.

Последующее развитие структурно-функционального направления в изучении клетки в полной мере выявило, с одной стороны, огромные возможности современной науки проникать вглубь структурной организации клетки, а с другой стороны, принципиальную ограниченность данного направления в познании интегративных свойств клетки как наиболее фундаментального элемента более сложных многоклеточных живых организмов.

Признавая большую познавательную ценность данного направления в изучении живой клетки, мы тем не менее считаем, что при построении математической теории клетки и внутриклеточных процессов значительно более перспективным являлось второе - феноменологическое - направление, которое отвлекается от материальной структуры клетки и от конкретных физико-химических механизмов взаимодействия отдельных элементов внутриклеточной организации и рассматривает клетку как целостную систему взаимосвязанных процессов, описываемых через функциональные зависимости, существующие между различными параметрами клетки и внутриклеточной среды. Достаточно очевидно, что это направление может развиваться лишь на основе обобщения и постоянного учета полученных конкретно-эмпирическими методами исследования фактических данных о строении клетки и о протекающих в ней процессах. Однако при феноменологическом описании эти данные учитываются не непосредственно, а в "снятом", так сказать, виде, через математическую формулировку (математический вид) функциональных зависимостей между биохимическими, биофизическими и физиологическими параметрами клетки, а также через ограничения, накладываемые на пределы допустимых изменений тех или иных параметров, характеризующих условия, в которых протекают описываемые процессы. В конечном итоге данное направление должно привести к установлению специфически биологических законов, которым подчиняются внутриклеточные материальные процессы, и к формированию таких феноменологических теорий, которые будут способны количественно описывать течение внутриклеточных процессов, а в дальнейшем и функционирование клетки как целостной системы.

В развитии физики, отмечает В. Гейзенберг, феноменологические теории всегда играли значительную роль, причем они “развиваются всегда там, где наблюдаемые явления еще не могут быть сведены к общим законам природы. Причина этой невозможности может состоять либо в чрезвычайной сложности соответствующих явлений, которая еще не допускает такое сведение из-за математических трудностей, либо в незнании упомянутых законов” /Гейзенберг, 1967, с.731/. Еще более важная причина частого обращения в физике к феноменологическим теориям заключается в том, что материальными носителями действующих в неживой природу "сил", а также материальными субстратами эмпирически наблюдаемых явлений и процессов оказываются объекты и процессы микромира, труднодоступные для экспериментального изучения.

Совершенно иначе обстоит дело в биологии. Здесь "материальные механизмы" процессов жизнедеятельности живого организма оказались "слишком доступными" для непосредственного наблюдения. Более того, доступными для непосредственного экспериментального изучения оказались материальные носители не только собственно биологических, но и многих лежащих в их основе физических и химических процессов. Отсюда велик соблазн искать "механизмы" биологических процессов в области химических реакций и физических взаимодействий на уровне молекул, атомов и даже элементарных частиц, "из которых состоят биологические системы" и которые "лежат в основе биологических процессов". Поэтому для построения "феноменологических" теорий биологических систем и процессов необходимо, во-первых, правильно определить тот предельно низкий уровень структурной организации живой клетки, с которого начинается собственно "живая материя", а во-вторых, осознанно абстрагироваться (отвлечься) от материальной структуры живых организмов и сосредоточить все внимание на "внешней" стороне именно биологических явлений, т.е. на тех закономерностях, в соответствии с которыми эти явления организованы в пространстве и во времени. Именно о том, насколько трудно современным исследователям абстрагироваться от физических, химических и физико-химических "механизмов" биологических процессов живого организма, свидетельствуют результаты тех дискуссий о путях построения теоретической биологии, которые состоялись в 70-80 годы.

В ходе этих дискуссий выяснилось, что исследователи вкладывали весьма разное содержание в понятие "теоретическая биология" и по-разному понимали смысл теоретических обобщений эмпирических фактов биологии.

Суть дискуссий свелась, фактически, к проблеме правомерности редукции биологии к физике. Однако исследователи, отстаивавшие противоположные точки зрения, находились не в равных условиях, поскольку ученые, считавшие, что теоретическая биология должна строиться на каких-то собственных исходных принципах, еще не могли сформулировать эти принципы. Их позиция в основном опиралась на весьма зыбкие интуитивные представления и догадки самого общего характера, тогда как на вооружении сторонников сведения биологических процессов к лежащим в их основе физическим и химическим процессам, были вся мощь и весь опыт теоретической физики в математическом описании многообразных процессов и явлений физического мира. Веским аргументом при этом представлялось то обстоятельство, что в живой клетке "содержатся те же элементы периодической системы, что и в объектах неживой природы. Никаких химических элементов, присущих только живому, не существует" /Блюменфельд, 1977, с.14/. Отсюда казалось логичным делать вывод о том, что любые взаимодействия составных элементов клетки и любые протекающие в живых клетках процессы реализуются через те же физические поля, через которые эти химические элементы взаимодействуют, вступая в химические реакции, и порождают все многообразие материальных процессов в живой природе.

Возобладанию такой точки зрения весьма способствовало и то обстоятельство, что выдвигавшаяся Э.С. Бауэром, Э. Шредингером и некоторыми другими биологами в качестве специфической особенности живых организмов и даже как “всеобщий закон биологии” (Э.С. Бауэр) способность биологических систем “поддерживать себя на постоянном и достаточно низком уровне энтропии” благодаря тому, что “организму удается освобождаться от всей той энтропии, которую он вынужден производить, пока жив” /Шредингер, 1972/, оказалась в определенной степени присущей и открытым системам неживой природы. Как показал И. Пригожин, находящиеся в существенно неравновесных состояниях открытые системы неживой природы способны к самоорганизации, т.е. к образованию упорядоченных структур, названных им диссипативными /Пригожин, 1960; 1964; 1985; 1990; Николис, Пригожин, 1979, 1990/.

В настоящее время термодинамическая теория диссипативных структур и неравновесных состояний открытых систем многими исследователями рассматривается как надежная основа построения феноменологических теорий биологических систем и процессов. Однако способность живых организмов поддерживать и даже повышать уровень своей организации не возникла из ничего, а явилась результатом развития аналогичных свойств некоторых открытых систем неживой природы. Но в процессе формирования и развития живой материи это свойство открытых систем неживой природы поднялось на качественно новый уровень, и если открытые системы неживой природы для поддержания и повышения уровня своей организации нуждаются в постоянном притоке энергии извне, то живые организмы поддерживают и повышают уровень своей организации за счет внутренней энергии. Поэтому теория диссипативных структур описывает те свойства открытых систем неживой природы, на основе развития которых появилась способность живых организмов за счет своей внутренней энергии поддерживать и развивать уровень своей организации. Термодинамика неравновесных процессов открытых систем и теория диссипативных структур в лучшем случае способны описать самые ранние стадии формирования и развития таких предбиологических систем неживой природы, дальнейшее развитие которых привело к возникновению живых организмов. Этим объясняется, на наш взгляд, проявившаяся в процессе развития современной биофизики ограниченная возможность использования теории диссипативных структур для описания и объяснения биологических систем и процессов.

В отличие от биофизиков, отстаивавших достаточность известных законов физики для описания и понимания биологических систем и процессов, позиция противников редукции биологии к физике была осложнена тем обстоятельством, что обосновать её можно было только создав качественно новую теоретическую биологию.

Поэтому не удивительно, что к концу 70-х годов господствующее положение в сознании большинства исследователей заняла концепция достаточности известных законов физики для описания биологических систем и процессов. На сегодняшний день эта позиция получила развернутую реализацию в современной биофизике. Однако современные достижения биофизики далеко не соответствуют тем надеждам, которые возлагали на теоретическую биологию исследователи в середине ХХ столетия.

Итак, сложность построения в биологии таких феноменологических теорий, которые адекватно отражали бы специфику живой материи, заключается в трудности абстрагирования от доступных непосредственному наблюдению молекулярных "механизмов" наиболее фундаментальных биологических процессов, а следовательно, и от тех физических и физико-химических теорий, которые позволяют математически описывать функционирование этих "механизмов". Ситуация усугубляется еще и тем, что господствующая в экспериментальной биологии редукционистская установка не позволяет уделять должное внимание поискам собственно биологических, не подчиняющихся физическим и физико-химическим законам принципов организации биологических процессов. Более того, на наш взгляд, именно редукционистский способ мышления помешал исследователям, занятым проблемами теоретического описания биологических процессов, должным образом оценить выдающееся по своей сути эмпирическое открытие рядом биологов биологического времени.

Правильному восприятию результатов исследований таких ученых, как Т.А. Детлаф , Г.П. Еремеев, Г. Кейт, Д.А. Сабинин, К. Торнтвейт, Х. Фрай, и др., мешало и то обстоятельство, что признание используемых ими единиц длительности единицами особой формы времени вступало в резкое противоречие с общепринятыми представлениями, согласно которым время - это нечто единое, универсальное, всеобщее, равномерно текущее и достаточно точно измеряемое общепринятыми единицами при помощи обычных часов. Вполне естественно, что, не имея достаточно обоснованного положительного решения философской проблемы многообразия типов времени, трудно отойти от господствующих в сознании людей понятий и признать биологическое время столь же полноценным, каким признается физическое время.

Но, как мы показали, принятые ныне представления о времени нуждаются в серьезном пересмотре. Мнение об уникальности времени и о принципиальной невозможности его измерения не иначе, как обычными часами и общепринятыми единицами, основано на негласном признании единственности класса равномерных и строго периодических процессов. Анализ же свойств равномерности и периодичности материальных процессов показал, что они являются не абсолютными, а соотносительными свойствами и что в принципе возможно существование неограниченного множества соравномерных (и периодических эквивалентных) процессов.

В предыдущей главе был рассмотрен класс инерциально-равномерных движений, от которых абстрагировано общепринятое представление о времени, и было показано, что соравномерность входящих в этот класс механических движений возникает благодаря подчиненности соответствующих динамических систем закону сохранения механической энергии. Но соравномерность материальных процессов может быть обусловлена и другими причинами, например, принадлежностью их целостной высокоинтегрированной материальной системе. Примерами таких систем являются живые организмы.

О том, что в живых организмах существуют классы соравномерных процессов, синхронно и пропорционально ускоряющих и замедляющих свой ход под воздействием множества различных и, в том числе, случайным образом изменяющихся факторов, свидетельствуют результаты исследований Т.А. Детлаф и ее коллег. Они установили, что с изменением температуры среды длительности различных этапов эмбрионального развития пойкилотермных животных изменяются пропорционально и что эта закономерность имеет фундаментальный характер, охватывая процессы всех структурных уровней организации эмбриона. Как пишет Т.А. Детлаф, “... с изменением температуры пропорционально изменяется длительность процессов, имеющих самую разную природу и осуществляющихся на разных уровнях организации организма: внутриклеточном (молекулярном и ультраструктурном), клеточном (при делении клеток и их дифференцировке), на уровне морфогенетических движений, процессов индукции и органогенеза” /Детлаф, 1996, с. 140/. Иными словами, вся совокупность биологических процессов, из которых складывается развитие эмбриона, ведет себя как единый целостный поток, синхронно и пропорционально изменяя свою скорость в зависимости от изменений температуры среды. В этом едином потоке имеются как сравнительно медленные (например, протекающие на клеточном уровне процессы деления клеток и их дифференцировка), так и весьма быстрые, протекающие на внутриклеточном, молекулярном уровне, к которым относятся, например, ферментативные реакции внутриклеточного метаболизма. При этом достаточно очевидно, что если бы на каких-то структурных уровнях организации эмбриона нарушалась синхронность и пропорциональность изменения темпов биологических процессов, то это разрушило бы закономерное течение всего потока процессов формирования и развития живого организма. Подчеркивая это обстоятельство, Т.А. Детлаф пишет: “Не будет преувеличением, если мы скажем, что без этой способности пойкилотермные организмы вообще не могли бы существовать в меняющихся условиях внешней среды: если бы разные компоненты комплекса процессов, из которых складывается любой этап развития, изменялись асинхронно, то это приводило бы к возникновению нарушений нормального развития, а на более поздних стадиях - к нарушению нормального функционирования организма. Не случайно, что одной из первых реакций зародышей на приближение к границам оптимальных температур является десинхронизация отдельных процессов развития” /Там же/.

Пропорциональность изменений длительностей различных процессов эмбрионального развития пойкилотермных животных при изменениях температуры внешней среды позволяет, взяв за единицу длительность одного из этапов эмбрионального развития, выразить через нее длительности всех остальных этапов. В качестве такой единицы в лаборатории Т.А. Детлаф избрана длительность одного митотического цикла периода синхронных делений дробления (t ), получившей наименование “ детлаф” . Для того, чтобы длительности разных этапов эмбрионального развития, измеряемые на практике в минутах, перевести в “ детлафы” , предварительно для каждого вида исследуемых животных во всем диапазоне оптимальных температур определяются (в минутах) величины t и строятся графики зависимости t от температуры. Непосредственно хронометрируя развитие эмбрионов в минутах, длительности этапов развития переводятся в “ детлафы” простым делением полученных величин на величину t , соответствующую температуре среды, при которой идет развитие эмбриона.

Такой способ перевода минут в “ детлафы” может создать ложное представление о том, что измеряемое при помощи детлафов биологическое время - это аффинно преобразованное физическое время. В действительности же биологическое время взаимно стохастично с физическим и не может быть результатом аффинного преобразования физического времени. Но для того, чтобы выявить взаимную стохастичность биологического и физического времени, необходимо от измеряемой детлафами макроструктуры биологического времени перейти к измеряемой значительно более мелкими единицами его “ тонкой структуре” . Возможность перехода от детлафов к более мелким единицам измерения длительности обеспечена тем, что синхронность и пропорциональность изменений длительностей биологических процессов представляют собой фундаментальное свойство живой материи и охватывают процессы всех уровней ее организации. Поэтому если в некотором интервале длительности содержится Рпериодов биологических процессов одного уровня и Рпериодов другого уровня, то отношение Р/ Р будет оставаться константой при любых (допустимых) изменениях температуры. Обозначив величину этого отношения через С, мы имеем: Р= С* Р. Таким образом, если в некотором интервале укладывается одна крупная единица, то в этом интервале уложится С мелких единиц. Иными словами, константа С представляет собой масштабный коэффициент при переходе от единиц биологического времени более высокого “ макроскопического” ) уровня к единицам более низкого (“ микроскопического” ) уровня.

При переходе от одного масштаба биологического времени к другому мы увидим , что если на уровне медленных, измеряемых “ детлафами” процессов температуру среды можно рассматривать как изменяющуюся медленно и плавно, а на протяжении отдельных этапов эмбрионального развития считать и вовсе постоянной, то на уровне быстрых внутриклеточных процессов мы не можем игнорировать быстрые стохастические колебания температуры. Поэтому определяемые быстрыми внутриклеточными процессами мелкие единицы биологического времени обретают характер стохастической переменной величины по отношению к равномерному физическому времени. Иными словами, в своей “ тонкой структуре” биологическое время оказывается взаимно стохастичным с физическим временем, а следовательно, при достаточно точном измерении оно стохастично с физическим временем и на более высоких уровнях. Но если коэффициент С достаточно велик и, следовательно, крупные единицы биологического времени состоят из большого числа мелких единиц, то случайные колебания последних, усредняясь, весьма слабо скажутся на величинах крупных единиц.

Взаимная стохастичность биологического и физического времени на уровне их “ тонкой структуры” говорит о том, что при хронометрировании протекающих в живом организме материальных процессов в единицах биологического времени единицы физического времени становятся последовательностью случайных величин. Но справедливо и обратное: если хронометрировать биологические процессы в единицах физического времени, то все процессы, которые в биологическом времени подчиняются динамическим законам, предстанут как стохастические процессы.

Вполне естественно предположить, что при таком характере взаимосвязи биологического и физического времени биологические процессы в живом организме начинаются только с определенного уровня организации его материального субстрата и, соответственно, на этом уровне возникает биологическое время. Имеются определенные основания считать, что таким фундаментальным уровнем структурной организации живой материи и протекающих в ней биологических процессов является уровень ферментативных реакций внутриклеточного метаболизма.

Приступая к обсуждению этого вопроса, мы прежде всего должны отметить, что во временной структуре внутриклеточных процессов ферментативные реакции метаболизма относятся к наиболее быстрым процессам. На это обстоятельство обратил свое внимание в 60-х годах Б. Гудвин в весьма интересной, с точки зрения обсуждаемой нами проблемы, книге “Временная организация клетки” /Гудвин, 1966/.

Опираясь на разработанную в современной физике идею разделения нестационарных процессов на качественно различные ступени, относящиеся в соответствии с их временами релаксации к разным масштабам времени, Б. Гудвин, вслед за Уоддингтоном, делит внутриклеточные процессы на следующие три группы: 1/ Быстрые биохимические процессы, включающие транспорт и химические превращения "малых" молекул ("метаболическая система"); 2/ обладающие средними скоростями процессы биосинтеза, диффузии и взаимодействия макромолекул ("эпигенетическая система") и 3/ совокупность медленных генетических изменений биологических систем ("генетическая система").

В своей работе Б. Гудвин отвлекается как от слишком медленных генетических изменений параметров клетки, так и от слишком быстрых процессов метаболической системы и ставит перед собой задачу смоделировать процессы, относящиеся к эпигенетической системе клетки. Исходя из того факта, что времена релаксации процессов метаболической и эпигенетической систем клетки лежат соответственно в пределах и сек., автор полагает, что частоты колебательных явлений метаболической системы достаточно велики и поэтому лежат вне временного диапазона процессов эпигенетической системы и что при описании последних можно использовать допущение о стационарности метаболической системы. При этом оказалось, что если полностью отвлечься от подверженных случайным колебаниям процессов метаболической системы, то имеющие колебательный характер процессы эпигенетической системы можно описать как совокупность подчиняющихся не статистическим, а динамическим законам биохимических осцилляторов.

Однако процессы эпигенетической системы невозможно рассматривать как абсолютно не зависящие от биохимических реакций метаболической системы и поэтому их приходится рассматривать "погруженными" в "шумящее", т.е. подверженное случайным колебаниям, "биохимическое пространство" метаболической системы клетки. Но поскольку это "пространство" не определено однозначно, то, как пишет автор, “траектории детерминированных осцилляторов ("эпигенетической системы". - И.Х) перестают быть строго детерминированными. Поэтому приходится говорить только об усредненных траекториях, и все динамические свойства управляющих систем (клетки. - И.Х.) должны описываться с вероятностных позиций” /Гудвин, 1966, с.100-101/.

Таким образом, в результате воздействия на осцилляторы эпигенетической системы случайных колебаний процессов метаболической системы эпигенетическая система оказывается набором стохастических осцилляторов, а поскольку входящие в эпигенетическую систему процессы биосинтеза, диффузии и взаимодействия макромолекул лежат в основе регуляторных механизмов клетки, то и вся клетка предстает как совокупность почти не связанных между собой и подчиняющихся вероятностным законам биохимических осцилляторов. Однако подобное уподобление клетки газу не отражает природы живой материи, и мы вполне согласны с А.М. Молчановым, который, отмечая, что при математическом описании клетки пока приходится выбирать между двумя крайними подходами, из которых один уподобляет клетку механизму, другой - газу, писал: « При всей грубости и жесткости первого подхода он неизмеримо ближе к истине, чем второй, так как исходит из главного - высокой степени эволюционной зрелости такого замечательного и сложно организованного биологического объекта, как клетка” /Молчанов А.М., 1967, с.308/.

Одной из наиболее важных причин неудачи Б. Гудвина в моделировании временной структуры внутриклеточных процессов, на наш взгляд, явилось игнорирование им быстрых биохимических реакций внутриклеточного метаболизма. Он полагал, что при математическом описании клетки можно усреднять параметры, зависящие от наиболее быстрых метаболических процессов, и в основу математической модели клетки можно положить уравнения, описывающие сравнительно медленные процессы эпигенетической системы. Подобный путь к описанию клетки представляет собой своего рода "макроскопический" (во временном отношении) подход к биологическим процессам. При этом он исходил из предположения, что “...для адекватного описания феноменологических свойств макроскопической системы вовсе не обязательно использовать микроскопический подход” /Гудвин, 1966, с.101/. Однако он упустил из виду, что при макроскопическом подходе к описанию материальных систем и процессов легко могут ускользнуть из поля зрения нарушающие какую-либо важную симметрию мира и тем самым качественно изменяющие реальную действительность бесконечно малые (с точки зрения макроскопического уровня) возмущения описываемой системы.

Именно с такого рода ситуацией мы и сталкиваемся при попытках усреднять параметры метаболической системы клетки и описывать протекающие в клетке процессы в единицах физического времени. При этом нарушается самоконгруэнтность единиц биологического времени и стохастичность единиц физического времени относительно биологического оборачивается стохастичностью биологических процессов относительно физического времени.

О недопустимости отношения к метаболическим процессам как к некоторому "биохимическому фону", на котором разыгрываются сравнительно медленные "собственно биологические" процессы эпигенетической системы, говорят и многочисленные факты, свидетельствующие о том, что относящиеся к метаболической системе клетки ферментативные реакции внутриклеточного обмена веществ составляют содержание, "живую ткань" собственно биологических процессов.

В пользу предположения о том, что наиболее фундаментальные единицы биологического времени следует искать среди периодов циклических метаболических процессов клетки, можно привести и следующий аргумент.

Рассмотренные нами работы биологов, использующих специфические единицы измерения длительности, и в особенности работы Т.А. Детлаф и ее коллег, на наш взгляд, убедительно доказывают, что биологические процессы живых организмов объективно структурированы в особом биологическом времени. Но тогда логично предположить, что временные характеристики генетической информации также должны быть закодированы в единицах биологического времени. Для того чтобы это могло быть выполнено, во-первых, должны существовать естественные единицы (“ кванты” ) времени и, во-вторых, они должны быть связаны с такими процессами, которые позволяют вести непрерывный их счет с момента оплодотворения яйцеклетки и до гибели живого организма. Такими “ сквозными” для всех этапов развития организма биологическими процессами, видимо, являются лишь ферментативные реакции внутриклеточного метаболизма.

Центральными двигателями метаболического процесса, своеобразными “ машинами метаболизма” являются молекулы фермента, представляющие собой гигантские макромолекулы, имеющие весьма сложную структуру.

Как известно, ферменты - это сложные белковые вещества, молекулы которых состоят примерно из 20 типов аминокислотных остатков, соединенных между собой ковалентными (пептидными) связями в длинные полипептидные цепочки. Молекулы фермента могут состоять из одной или нескольких полипептидных цепочек, уложенных благодаря различного рода внутримолекулярным взаимодействиям в сложную пространственную структуру, в которой обычно выделяют несколько уровней.

Геометрия пептидных связей такова, что между аминокислотными остатками, отстоящими друг от друга по крайней мере на один аминокислотный остаток, могут устанавливаться водородные связи. Если при этом реализуются все возможные связи, то линейная полипептидная цепь образует некоторую периодическую спиралевидную структуру (альфа-спираль). В молекулах белка, состоящих из нескольких полипептидных цепочек, водородные связи могут соединять пептидные группы соседних цепей, образуя так называемую бета-форму полипептида. Подобного рода поперечные водородные связи могут устанавливаться и между соседними участками одной и той же полипептидной цепи, образуя "гармошку" кросс бета-форму. В свою очередь, закрученные в "спираль" или уложенные "лесенкой" или "гармошкой" полипептидные цепочки белковых молекул, благодаря водородным, дипольдипольным, индукционным и другим внутримолекулярным связям стягиваются в более сложные пространственные структуры и макромолекулы белка принимают таким образом достаточно компактные глобулярные формы. При этом от однозначно определяемой генетической информацией конфигурации молекул фермента, т.е. последовательности аминокислотных остатков в ее полипептидной цепи (или цепях) пространственная структура макромолекулы или, иначе, ее конформация, может претерпевать обратимые изменения.

На протяжении длительного времени предполагалось, что конформационные изменения макромолекул белка представляют собой результат каких-либо определенных воздействий на фермент извне (например, слабого нагревания, взаимодействия с теми или иными метаболитами, ионами металлов и т.д. (См., например: /Кретович,1967/). Но открытые в конце 50-х годов С.Э. Шнолем /Шноль, 1958/ и затем подробно изученные им и его сотрудниками самопроизвольные циклические изменения многих показателей растворов актина, миозина и актомиозина свидетельствуют о том, что белковая молекула по самой своей природе является динамичной, постоянно и самопроизвольно изменяющей свою пространственную структуру системой. В дальнейшем на основе значительных серий опытов с большим числом различных препаратов было показано, что самопроизвольные конформационные колебания являются свойством всех белков /Шноль и др., 1980/.

Для объяснения механизмов ферментативного катализа большой интерес представляют, на наш взгляд, высказываемые некоторыми авторами мысли о том, что молекула фермента участвует в катализируемой ею реакции “не только как штатив, закрепляющий детали механизма, но и как двигатель в этом механизме” /Шноль, 1967, с. 27/.

Мнение о том, что молекула фермента представляет собой своего рода "энергетическую машину" /Робертис и др., 1967, с.59/, которая при наличии некоторого источника энергии способна совершать определенную работу по перестройке химической структуры молекул субстрата катализируемой ею реакции, по нашему мнению, более адекватно отражает природу биологических катализаторов, чем отождествление их с обычными химическими катализаторами.

В настоящее время можно считать доказанным, что каждый элементарный акт ферментативного катализа представляет собой многоступенчатый циклический процесс, в ходе которого молекула фермента соединяется с молекулой (или молекулами) субстрата и образуется так называемый фермент-субстратный комплекс, который, претерпев ряд последовательных изменений, распадается на свободный фермент и конечный продукт (или продукты) реакции, и может начаться новый цикл каталитического процесса.

Поскольку при этом предполагается, что в макроскопическом объеме реагирующей среды единичные акты ферментативного катализа распределены в пространстве и во времени случайным образом, то усреднение во времени протекающих в реагирующей среде химических превращений позволяет отдельные стадии ферментативного катализа рассматривать как самостоятельные химические реакции, связанные между собой через участвующие в каталитическом процессе реагенты и промежуточные соединения.

В основе теории химических реакций лежит введенное Эйрингом /Eyring, 1935/ представление о том, что, прежде чем претерпеть химическое изменение, молекулы субстрата проходят через переходное, так называемое, активированное состояние с максимальной энергией. Поскольку время жизни субстратов и продуктов реакции много больше времени существования активированного комплекса, то каждый элементарный акт химической реакции рассматривается как мгновенное событие. При этом предполагается, что в макроскопических объемах реагирующей среды, где совершается большое число элементарных химических превращений, происходит усреднение во времени мгновенных "скачков", и химическая реакция может рассматриваться как непрерывный процесс.

Аналогичные представления о непрерывности протекающих в макроскопических объемах реагирующей среды химических превращений используются и в теории ферментативного катализа. Однако еще в начале 60-х годов серьезные возражения против подобных представлений высказал Христиансен /Christiansen, 1960/.

Предположим, пишет Христиансен, реакция

В + В + В = А + А + А, / В /

имеющая положительное направление слева направо, катализируется ферментом в три ступени

В + Х = Х + А / 1 /

В + Х = Х + А / 2 / / А /

В + Х = Х + А, / 3 /

где - три различные формы фермента или фермент-субстратного комплекса.

Формула означает, что реакция заставляет фермент пройти циклические изменения в порядке 1231, что должно наблюдаться как появление и исчезновение одного из продуктов или субстратов.

Предположим далее, что мы наблюдаем реакцию в момент, когда превращается в , что, согласно рассмотренным выше представлениям, является скачкообразным, пока мы рассматриваем только одну молекулу фермента. Иными словами, в силу малости времени переходов через обозначенные знаком равенства активированные состояния участвующих в реакции молекул, мы можем считать, что молекула фермента в каждый определенный момент времени может находиться только в одном из трех возможных состояний , и .

Переходя к рассмотрению случая, когда в элементе объема содержится большое число молекул фермента, Христиансен пишет: “Можем ли мы предполагать, что различные молекулы находятся одновременно в одном и том же состоянии? Или, выражаясь иными словами, является ли мгновенное распределение ферментов по различным состояниям одинаковым по всей реагирующей среде?

Согласно термодинамике, ясно, что ответ на поставленный вопрос должен быть утвердительным, поскольку мы знаем, что для того, чтобы перевести всю систему из состояния, в котором распределение по всей системе одинаково, в состояние с разным распределением, требуется затрата работы. Поэтому первое состояние более вероятно, чем второе, и, как обычно в статистической термодинамике, настолько, что практически оно одно и возможно. Мы можем поэтому считать, что циклические трансформации отдельных молекул фермента должны всегда происходить в фазе или что система должна быть когерентна в отношении превращений фермента” /Там же, с.108/.

К выводам, аналогичным тем, к которым пришел Христиансен, можно прийти и в том случае, если качественно проанализировать совокупность физических и физико-химических процессов, составляющих ферментативный каталитический цикл.

Представим себе, что в некотором ограниченном объеме внутриклеточной среды, состоящей в основном из молекул воды и растворенных в ней, как правило, небольших молекул реагентов (субстратов и продуктов), а также некоторых других веществ, протекает катализируемая молекулами фермента биохимическая реакция.

В этой среде резко выделяются гигантские макромолекулы фермента, состоящие из многих сотен атомов и имеющие сложную пространственную структуру. Они представляют собой осцилляторы, в которых колебания происходят как на уровне элементарных частиц и атомных ядер, так и на уровне достаточно крупных групп атомов. Среди огромного числа колебательных систем всегда найдутся осцилляторы, способные воспринять кинетическую энергию соударяющихся с макромолекулой фермента молекул среды, молекулярные веса которых, как правило, сравнимы с молекулярными весами внутримолекулярных осцилляторов. Если при этом учесть, что момент инерции центра массы макромолекулы велик и что соударения молекул среды с молекулой фермента распределены по поверхности последней случайным образом, то можно сделать вывод, что воспринимаемая макромолекулой внутренняя (молекулярно-кинетическая) энергия окружающей среды будет в основном идти на возбуждение ее колебательных систем, а не на возбуждение броуновского движения ее центра масс.

Поскольку между колебательными системами макромолекулы существуют различного типа связи, то воспринятая теми или иными осцилляторами внутренняя энергия окружающей среды будет передаваться вдоль некоторых связей другим осцилляторам, и в молекуле фермента возникнут потоки колебательной энергии. В силу того, что связи, вдоль которых может передаваться колебательная энергия, должны удовлетворять определенным условиям /Мандельштам, 1955/, то при каждой конформации в макромолекуле будут существовать вполне определенные пути миграции колебательной энергии. Миграция колебательной энергии может быть причиной конформационных изменений макромолекулы, поскольку при некоторых распределениях энергии в ней могут временно разрываться (или, по крайней мере, ослабляться) те или иные внутримолекулярные связи, что может нарушать устойчивость конформации, а при некоторых дополнительных условиях, например, при достижении суммарной колебательной энергии определенных критических значений, и к переходу макромолекулы в иную конформацию.

Если учесть, что в общем случае внутримолекулярные связи ограничивают число колебательных степеней свободы внутримолекулярных осцилляторов, то разные конформации макромолекулы фермента, обладая, как правило, разным числом внутримолекулярных связей, характеризуются и разным числом колебательных степеней свободы, а следовательно, разной степенью энергетической емкости. Однако переход от конформации с меньшим числом внутримолекулярных связей к конформации с большим их числом должен сопровождаться уменьшением накопленной в макромолекуле колебательной и конформационной энергии, поэтому такой переход требует для погашения "избыточной" энергии каких-то "точек приложения". Подобной "точкой приложения" может служить перестраиваемая при ферментативной реакции химическая структура молекулы (или молекул) субстрата катализируемой ферментом реакции.

В силу большой частоты соударений молекул среды с макромолекулой фермента, мы можем считать, что преобразуемая в колебательную энергию внутримолекулярных осцилляторов внутренняя энергия окружающей среды "втекает" в макромолекулу в виде непрерывного потока. Но поскольку тепловое движение молекул среды подвержено флуктуациям, то интенсивность потока энергии будет также флуктуирующей величиной. Поэтому длительность пребывания макромолекулы фермента в состоянии устойчивой конформации будет случайной величиной.

Рассматривая среду, в которой протекает катализируемая растворенными в ней молекулами фермента биохимическая реакция, С.Э. Шноль пишет:: “Представим себе... большое число... макромолекул фермента в растворе, содержащем соответствующий субстрат. По существу речь здесь идет о множестве генераторов механических колебаний, распределенных в среде, в которой они совершают циклические изменения конформации. Поскольку эти генераторы полностью идентичны, обязательно должно происходить их взаимодействие, приводящее к образованию упорядоченных в пространстве синхронно колеблющихся ассоциаций ферментных макромолекул. В результате в растворе должны образоваться структуры типа жидких кристаллов, отличающихся от обычных своей эфемерностью - они представляют собой ансамбли лишь работающих макромолекул фермента” /Шноль, 1979, с. 74/.

С.Э. Шноль рассматривает здесь ферментативный процесс в динамике, а мы для уяснения некоторых особенностей этого процесса остановим его и рассмотрим поэтапно.

Представим себе, что макромолекулы фермента, находящиеся в одной из своих устойчивых конформаций, образуют описанную выше кристаллическую структуру. Поскольку каждая молекула фермента состоит из огромного числа в общем случае электрически заряженных и совершающих колебательные движения групп атомов, то вокруг каждой ферментной молекулы должны существовать сложные электростатические и электромагнитные поля. А если учесть, что молекулы воды представляют собой диполи, определенным образом ориентирующиеся в электростатических полях, возникающих вокруг и между макромолекул фермента, то можно предположить, что на тех этапах каталитического цикла, когда молекулы фермента находятся в своих устойчивых конформациях, жидкокристаллическую структуру обретает и окружающая молекулы фермента водная среда. В такой среде будут существенно нарушены многие действующие в обычной жидкости гидродинамические законы, в частности, предельно снижена скорость диффузии веществ.

Однако картина резко меняется в моменты скачкообразных переходов макромолекул от одной конформации к другой, поскольку при этом резко перестраивается структура электростатических и электромагнитных полей, а часть освобождаемой конформационной энергии рассеивается в окружающую среду, разрушая ее кристаллическую структуру и усиливая тепловое движение молекул среды. Эти короткие "мгновения" конформационных переходов предельно малы по сравнению с длительностью периодов существования устойчивых конформаций. Тем не менее они имеют определенную временную длительность, на протяжении которой восстанавливается "нормальное" действие гидродинамических законов, а скорость диффузии различных веществ в результате интенсивного перемешивания среды значительно возрастает. Но как только макромолекула фермента примет новую устойчивую конформацию и стабилизируются окружающие ее физические поля, реагирующая среда примет новую кристаллическую структуру и снова обретет жидкокристаллические свойства.

Таким образом, имеются определенные основания предположить когерентность каталитических циклов молекул фермента, катализирующих в клетке данную биохимическую реакцию.

Рассмотрим теперь более подробно временную структуру каталитических циклов.

Обозначим длительность -го каталитического цикла через , длительность существования -ой устойчивой конформации -го каталитического цикла - через , длительность перехода от -ой устойчивой конформации к -ой конформации -го каталитического цикла - через . При этом будем считать, что первой устойчивой конформацией участвующего в каталитическом процессе фермента является свободный фермент, а последним (n-ым) конформационным переходом - переход, при котором выделяется свободный фермент и таким образом начинается новый каталитический цикл.

При таких обозначениях полную длительность -го каталитического цикла можно представить как сумму

Поскольку второй член много меньше первого и с большой степенью точности во всех каталитических циклах сохраняется постоянным, то полный период каталитического цикла будет зависеть в основном от длительностей существования устойчивых конформаций фермента и фермент-субстратного комплекса, т.е. от величины первого члена этой суммы. Но как мы отметили выше, длительность существования устойчивой конформации фермента зависит от постоянно флуктуирующей интенсивности "втекающего" в макромолекулу фермента потока тепловой энергии окружающей среды. Поэтому длительности существования фермента в данной устойчивой конформации в разных каталитических циклах, т.е. при переменном и постоянном индексе , будут случайными величинами. Следовательно, случайными будут и полные периоды последовательных серий каталитических циклов, т.е. .

Однако каждый каталитический цикл данной ферментативной реакции, независимо от выраженной в единицах физического времени длительности цикла, вносит в реагирующую среду вполне определенные изменения, которые для серии следующих друг за другом каталитических циклов будут оставаться неизменными.

Действительно, каждая участвующая в каталитическом процессе молекула фермента за один каталитический цикл расходует определенное количество молекул субстрата, производит определенное количество молекул продукта катализируемой реакции, а также расходует или выделяет (в зависимости от энергетических характеристик реакции) определенное количество энергии. При этом каталитические циклы состоят из одинаковых последовательностей конформационных переходов ферментных молекул, в ходе которых реагирующая среда претерпевает вполне определенную последовательность как циклических, так и однонаправленных необратимых изменений. Так, на протяжении каждого каталитического цикла в определенной последовательности появляются и исчезают различные конформации фермента и фермент-субстратного комплекса; резко меняются свойства реагирующей среды в периоды скачкообразных переходов макромолекул фермента от одной устойчивой конформации к другой; причем независимо от того, идет ли реакция в целом с поглощением или выделением энергии, при конформационных переходах некоторая часть энергии молекулы фермента рассеивается в реагирующую среду и расходуется на разрушение ее кристаллической структуры. И, наконец, резкие изменения пространственной конфигурации макромолекулы должно вести к резким скачкам амплитуд электромагнитных излучений его электрически заряженных осцилляторов.

Общая длительность каталитического цикла зависит в основном от продолжительности существования стабильных конформаций (т.е. от величин ), когда реагирующая среда находится в жидкокристаллическом состоянии и все ее изменения сведены до минимума. Изменения реагирующей среды возникают в моменты конформационных переходов макромолекул фермента, т.е. на протяжении интервалов , величины которых зависят только от физических и физико-химических характеристик смежных конформаций, в силу чего отличаются высокой степенью постоянства. Поэтому реагирующая среда на протяжении каждого каталитического цикла претерпевает “ дозированные” изменения, определяемые диффузией различных веществ, результатами самой реакции, а также других процессов, протекающих на протяжении последовательных интервалов в жидкой фазе реагирующей среды. Таким образом, случайные колебания величин не влияют на биологически значимые результаты каталитического цикла: для количественной характеристики биологически значимых результатов ферментативного процесса важно количество циклов, а не измеренные в единицах физического времени их длительности.

Что касается количества участвующих в реагирующей среде макромолекул фермента, то оно не подвержено случайным колебаниям, а целенаправленно регулируется при помощи различных модификаторов (активаторов и ингибиторов) и поэтому может быть представлено как функция некоторых параметров.

На основе изложенного можно предположить, что биологически значимая длительность бытия живой клетки определяется не количеством единиц физического времени, а количеством каталитических циклов каких-то ведущих ферментативных реакций внутриклеточного метаболизма или, возможно, более сложных многоступенчатых циклических ферментативных процессов (типа цикла Кребса).

Следует особо заметить, что в интервалах длительности, меньших, чем полные периоды каталитических циклов, в реагирующей среде еще нет биологических процессов, а протекают физические и физико-химические процессы, которые, благодаря специфической организации реагирующей среды и специфическим свойствам молекул фермента, на протяжении каталитического цикла интегрируются в элементарные акты биохимической реакции и связанных с ними биофизических и физиологических процессов. Вместе с тем было бы ошибочным предполагать, что математически развитую теорию элементарных актов биологических процессов можно будет построить на основе физических и физико-химических теорий тех процессов, из которых состоит каталитический цикл ферментативной реакции, поскольку для этого, во-первых, пришлось бы объединять в единую синтетическую теорию качественно разные физические теории, описывающие поведение реагирующей среды в жидком и жидкокристаллическом состояниях, и, во-вторых, учесть стохастичность величин .

Таким образом, биологическое время представляет собой не континуальное, а дискретное квантованное время, неделимыми квантами которого являются полные периоды каталитических циклов каких-то ведущих ферментативных реакций внутриклеточного метаболизма.

Квантованность биологического времени обусловлена, на наш взгляд, и тем обстоятельством, что реализация генетической информации требует достаточно жесткого контроля со стороны генетического аппарата клетки за временными характеристиками процессов становления и развития живого организма. Если при этом допустить, что в генетическом аппарате клетки ведется счет квантам биологического времени, то каждая клетка многоклеточного живого организма, ведя свое происхождение от одной единственной яйцеклетки, “может знать” на каждый данный момент времени количество прожитых организмом “квантов” биологического времени и с учетом этого реализовывать дальнейшие фрагменты генетической информации. Правда, для подобной согласованности во времени деятельности генетических аппаратов всех клеток живого организма необходима синхронизация во всех клетках каталитических циклов ферментативных реакций, которые задают кванты биологического времени, что, на первый взгляд, представляется совершенно невероятным. Но такое предположение оказывается вполне допустимым, если учесть открытое С.Э. Шнолем и на протяжении нескольких десятилетий изучаемые им и его коллегами явление синхронизации макроскопических флуктуаций колебательных процессов различной природы.

В 1956 г. С.Э. Шноль, работая с препаратами мышечных белков, обратил внимание на необычно большой разброс результатов измерений АТФ-азной активности фермента миозина. Изучение всевозможных источников ошибок: недостаточности перемешивания, негомогенности растворов, непостоянства температуры, нестабильности измерительных приборов и т.д., - привело С.Э. Шноля к выводу, что причиной наблюдаемого разброса измеряемых величин является колебательный характер протекающих в растворах белка процессов. Это заставило С.Э. Шноля и других исследователей, заинтересовавшихся этим явлением, обратиться к исследованию колебательных процессов в биохимических системах. Первые результаты были обсуждены на 1 Всесоюзном симпозиуме по колебательным процессам в химических и биологических системах в 1966 году в Пущино.

Уже к этому времени С.Э. Шноль и его коллеги пришли к выводу, что наблюдаемый ими "разброс результатов" не является следствием каких-либо кинетических колебательных процессов и что речь идет скорее не о колебаниях, а о флуктуациях, которые могут охватывать макроскопические объемы и происходить одновременно в разных частях сосудов с растворами белка /Шноль, 1965/. “Поскольку при наблюдавшихся флуктуациях изменялась не только ферментативная активность, но и число титрируемых SН-групп, было предположено, что "макроскопические флуктуации" являются следствием синхронных изменений конформации макромолекул белков” /Удальцова и др., 1987, с.4-5/. При этом предполагалось, что синхронизация конформационных колебаний молекул фермента во всем объеме раствора является следствием взаимодействия макромолекул через разделяющую их среду /Шноль, 1969/.

Исходя из этих представлений, С.Э. Шноль и его сотрудники долгое время рассматривали обсуждаемый феномен как "конформационные колебания" макромолекул белка и изучали зависимость амплитуды этих колебаний как от свойств самих макромолекул, так и от свойств разделяющей их среды - водного раствора. С этой целью исследовали влияние на конформационные колебания факторов - химических и физических, направленных как на макромолекулы белка, так и на разделяющий их растворитель. Результаты этих исследований были опубликованы в период 1964-1979 гг..

Длительное время предполагалось, что "конформационные колебания" представляют собой специфическое свойство лишь фибриллярных белков актомиозинового комплекса. Однако в 1966 г. были обнаружены колебания (флуктуации) в растворах глобулярного белка - фермента креатинкеназы /Четверикова и др., 1967/. В дальнейшем на основе больших серий опытов с множеством разных препаратов было показано, что “"макроскопические флуктуации" являются общим свойством всех белков” /Шноль, Иванова и др., 1980/. При этом выяснилось, что макроскопические флуктуации не проявляются при денатурации белков /Рыбина и др., 1979/.

Однако исследования постепенно вышли за пределы белковых препаратов, поскольку выяснилось, что аналогичные "макроскопические флуктуации" наблюдаются и в безбелковых системах, и в частности, в колебаниях реакционной способности при взаимодействиях аскорбиновой кислоты с дихлорфеноминдофенолом /Рыбина и др., 1979/. Поэтому уже в 1980 г. сформировалось мнение, что “нативные макромолекулы белков являются лишь индикаторами идущих и без них макроскопических флуктуаций” /Удальцова и др., 1987, с.5/. И действительно, к 1982 г. макроскопические флуктуации (МФ) были обнаружены при измерениях таких разных процессов, как электрофоретическая подвижность клеток и частиц латекса, времени спин-спиновой релаксации Т2 протонов воды, флуктуации спектральной чувствительности глаза, времени разряда КС-генератора на неоновой лампе, а также при измерениях радиоактивного распада. Выяснилось, что большое сходство обнаруживают гистограммы МФ не только качественно различных процессов, исследуемых в одной лаборатории, но и процессов, исследуемых в лабораториях, отстоящих друг от друга на тысячи километров. Синхронными оказались и изменения гистограмм макрофлуктуаций разных и, в том числе, разнесенных на большие расстояния, процессов. Выявленные особенности макрофлуктуаций навели исследователей на мысль о том, что это явление имеет какие-то глобальные космофизические причины (См.:/Шноль и др., 1985; Удальцова и др., 1987/).

<< | >>
Источник: И.А. Хасанов. Время: Природа, равномерность, измерение. 2001

Еще по теме § 3. Специфика временной организации биологических процессов и характер взаимосвязи биологического и физического времени.:

  1. Гл. 2. Природа равномерности и специфика физического и биологического времени
  2. § 2. Природа физического времени и характер соотношения равномерности времени и закона сохранения энергии.
  3. Временная иерархия на биологическом эволюционном уровне
  4. Нарушение биологического равновесия и биологического круговорота веществ
  5. Исторично не только биологическое, но и физическое время.
  6. Биологические науки должны стать наравне с физическими и химическими среди наук, охватывающих ноосферу.
  7. Глава 22 Дление времени. Чувство времени. Сознание времени
  8. Мышление как биологический процесс
  9. ЧАСТЬ III. Биологическая эволюция как новационный процесс
  10. § 1. Основные этапы и специфика становления раннефилософских представлений о времени и вечности.
  11. Равномерность как соотносительное свойство материальных процессов. Роль классов соравномерных процессов в метризации времени
  12. § 2. Характер влияния представления о равномерности времени на решение методологических вопросов его измерения.
  13. Гл. 1. Проблема измерения времени в контексте развития представлений о времени в истории философской мысли.