<<
>>

Роман Редлих НАЦИОНАЛИЗМ И СОЛИДАРИЗМ

«Нация — неизбежный продукт и неизбежная форма буржуазной эпохи общественного развития», писал Ленин, отражая распростра­ненный в его время взгляд. Ибо даже и теперь, открыв какой-нибудь справочник на словах «нация», «национализм», «национальная госу­дарственность», мы скорее всего найдем в нем справку о том, что яв­ление национализма и создание национальной государственности проявило себя в эпоху Великой французской революции как феномен европейской культуры.

На место суверенитета монарха выдвинулся тогда суверенитет народа-нации, полновластного хозяина заселенной им территории. Понятие демократии, народоправства тесно связалось тогда с понятием самоуправляющегося демоса, революционным пу­тем переносящего на себя прежние права монарха. На место династи­ческой державы становится национальное государство, «буржуазное национальное государство», на языке социалистов*.

Эта форма государственной жизни господствует в современной политической жизни настолько, что и социалистические державы признают ее основой международных отношений.

И, однако, именно она и сложившаяся в прошлом веке национальная идеология пережи­вают в настоящее время кризис. Приведшее к мировой войне нацио­нальное соперничество, последовавшее за ней обострение националь­ной розни, а в еще большей степени — новая мировая война и ужасы национал-социализма заставили многих усомниться в ценности на­циональных привязанностей.

Национальная гордость перестала представляться само собой раз­умеющимся спутником национальной культуры, национальная госу­дарственность перестала оцениваться как желательный результат ис­торического развития, нация перестала казаться ценностью, ради которой стоит приносить жертвы. Маятник качнулся в другую сторо­ну. В Европе поняли, что если национальное чувство может служить

Вопрос о национализме отчасти изучен, и познакомиться с результатами этого изучения можно по многим источникам, например: Neumann F.Y.

Volk und Nation. Lpz., 1888; Hayes C.J.H. Evolution of modern Nationalism. N.Y., 1933; KohnH. The Idea of Nationalism. N.Y., 1944; Deutsch K. W. Nationalism and Social Communication. Cambridge, 1953; Parsons T. Structure and Process in Modern Societies. 1960.— P.P.

160

опорой демократии (народ-суверен), то оно же может вести и к диктатуре вождя, объединяющего в себе волю народа.

Однако пока это поняли, национализм успел уже выйти за пределы Европы. Империализм великих европейских держав вывез его в коло­нии, вместе с хозяйством и культурой. Национализм переместился из Европы в так называемый «третий мир» «развивающихся народов», и национальная рознь и национальное соперничество бушуют там сейчас не меньше, чем в свое время в Европе. Число суверенных национальных государств с 1945 года увеличилось больше чем вдвое, и список наро­дов, стремящихся к собственной национальной государственности, от­нюдь не исчерпан. Да и приведшее к двум мировым войнам европейское национальное соперничество тоже еще не угасло. Оно и сейчас еще тормозит объединение этого материка в политическую конфедерацию.

Все это заставляет задуматься и поставить вопрос: верно ли начи­нать разговор о национализме и национальном государстве с образова­ния капиталистического общества? Верно ли связывать национальную государственность с демократией прошлого и нынешнего века? Или отождествлять национализм с фашизмом и расизмом? Не нужно ли копнуть глубже и рассмотреть элементы национальных привязаннос­тей и национального самосознания во всем ходе истории человечества?

Ибо составные элементы национализма, национальные связи и национальное жизнечувствие прослеживаются в глубину тысячелетий и не отмирают с так называемым буржуазным обществом. И сейчас, когда перед человечеством во весь рост встала задача устройства мира как целого, встает и задача найти в нем достойное место свой­ственной человеку любви к своей родине и к своему народу, в ценности которой не приходится сомневаться.

Все знают, что национальное чувство бывает двигателем благо­роднейших поступков.

Пойти на жертву для Родины, потрудиться во славу Отечества и даже погибнуть за свою страну, за свой народ — не просто красивые фразы. Но все знают также, что та же страстная при­вязанность к своему может стать источником высокомерного презре­ния и нелюбви к чужому. Как всякое подлинное чувство, любовь к своей нации может принимать и положительные, и отрицательные формы. И, оценивая комплекс идей, связанных с национальным чув­ством, мы думаем порой о разных вещах. Одни из нас расценивают национализм как добродетель, другие — как порок.

161

Это отношение отражается, кстати сказать, даже в словоупотреб­лении, когда добрые национальные чувства пытаются обозначить одним словом, а дурные — другим. Многие склонны, например, гово­рить, что «патриотизм» — это хорошо, это любовь к Отечеству, это готовность трудиться и жертвовать на благо своей страны и народа. А вот «ксенофобия», «шовинизм» (а для некоторых и «национа­лизм») — это плохо, это нелюбовь к чужому и чуждому, это стремле­ние возвеличить себя за счет других, это источник национальной розни, вражды, взаимной ненависти и истребительных войн.

Но это различение по меньшей мере условно. Национализм — это целый комплекс настроений и чувств, и убрать из него все плохое, оставив только хорошее, нельзя хотя бы уже потому, что преувели­ченная добродетель слишком часто становится пороком. Попытки по­литической мысли первой половины нашего века анализировать национальные начала, противопоставляя демократическое народолю-бие авторитарно-агрессивным формам национального бытия, нужно отбросить. Словом «национализм» приходится обозначать весь ком­плекс идей и чувствований, выражающийся в том, что принято назы­вать национальной политикой, защитой национальных интересов, политическим поведением, направленным на национальные цели. И последней (хотя в своем роде классической) работой старой школы можно признать вышедшую в 1944 году книгу Кона «Идея на­ционализма», в которой очень последовательно проводится проти­вопоставление западноевропейского демократического национализма национализму восточноевропейскому и азиатскому, склонному к ав­торитарному правлению и коллективизму, а в крайних европеизи­рованных его формах — к фашизму.

Блестящая в своем роде работа Кона не выдержала, однако, на­учной критики. Кону справедливо указали хотя бы на отнюдь не де­мократические проявления национальных чувств британских, фран­цузских, голландских колонизаторов, на истребление индейцев и расовую проблему в Америке. Указали на свободолюбие поляков и освободительную борьбу на Балканах.

В ходе полемики, кроме того, уяснилось, что нациологическое исследование и вообще не следует ограничивать новейшей историей Европы; что можно, конечно, различать между гегемониальным или воинствующим национализмом многочисленных и сильных народов, способных к территориальной и культурной экспансии, и

162

163

сепаратистским национализмом народов малочисленных и слабых, стремящихся отстоять свое национальное лицо путем отграничения от соседей, но что эти различения вторичны и диктуются не столько самим чувством национальной принадлежности, сколько обстановкой и обстоятельствами, в которых оно себя проявляет; причем встает еще и вопрос о носителях того или иного вида национальных идей и чувствований, ибо и внутри нации национализм может принимать разные формы. Национальное чувство офицера, безусловно, отличается от национального чувства крестьянина, а Маркс хоть, конечно, ошибочно, но учил же, что у пролетариев и вообще нет отечества.

***

Нация может и должна быть самоуправляющимся демосом, сооб­ществом равноправных граждан. Но нация — не просто население определенной территории. Солидаристы отнюдь не одиноки в сво­ем отрицании социального атомизма. Сейчас, во второй половине XX века, мало кто станет утверждать, что общество — это простая сумма входящих в него индивидов. Общество — всякое общество, от первобытного рода до современного человечества — это всегда слож­ное иерархическое многоединство, более или менее совершенное органическое целое, система, состоящая из ряда меньших, но столь же органических сообществ, ассоциаций, организаций, коллективов, из которых каждый преследует свои цели, имеет свой собственный характер, собственное строение, собственную индивидуальную исто­рию и судьбу.

Органические системы, в отличие от механических, никогда не бывают замкнутыми. Они непременно находятся во взаимодействии с внешней, окружающей их средой, с другими системами. Это системы открытые, то есть сами являющиеся частью других систем, причем таким образом, что само понятие «внешней» и «окружающей» среды, выработанное в эпоху атомистического мышления, требует здесь пе­ресмотра. То, с чем взаимодействуют открытые социальные систе-, мы, общественные группы и организации, перестает быть внешним, входит внутрь них; способность открытой системы вбирать в себя ] «внешние» элементы — непременная предпосылка ее бытия, от кото- ] рой ее можно абстрагировать только искусственно.

Далее, органические системы характеризуются своей историч- \ ностью. Для замкнутой механической системы прошлое не имеет j

значения. Для понимания же настоящего органической систе­мы нужно знать ее прошлое, ее историю, ибо всякая органическая система обладает тем, что Дриш* обозначил как «исторический базис реакции»; она обладает памятью: биологической, душевной или соци­альной. Настоящее в органическом процессе не может быть абстра­гировано, оторвано от прошлого.

И наконец, всякое органическое, а особенно социальное целое есть действующее целесообразное единство множественности. Части цело­го сами суть органические единства. А каждое социальное целое, как правило, входит частью в другое, объемлющее его социальное целое.

Для Локка, Монтескье и Руссо, для Вашингтона и Робеспьера об­щество представлялось суммой входящих в него свободных лиц, а общая воля — равнодействующей их свободных воль. Но и для Прудона и Маркса общество, класс есть сумма составляющих этот класс гомогенных индивидов, классовое сознание и классовая воля которых вырастают на почве именно однотипности, одинаковости их классовых интересов.

И либералы, и социалисты придерживались современных им тео­рий социального атомизма; личность была для них социальным ато­мом и, как таковая, противостояла обществу. Теоретическая мысль, положенная в основу общественного и государственного устройства нашего времени, как в демократических, так и в социалистических странах, до сих пор словно зачарована противостоянием «личность — общество», причем либеральная демократия стремится в первую оче­редь удовлетворить требования личности, в то время как социалисты ставят во главу угла интересы общества, не видя в нем тех орга­нических целостностей, из которых оно на самом деле состоит.

Солидаристический взгляд на общество, с его вниманием к про­блемам коммуникации и к образованию малых сообществ, представ­ляет собой преодоление социального атомизма, вполне согласующее­ся с современной плюралистической социологией, которая рассмат­ривает общество как систему открытых органических структур. Солидаристы ясно видят, что элементы первозданной солидарности пронизывают все социальное бытие и присутствуют в любом об­щественном союзе.

* Ханс Дриш (1867-1941) — немецкий биолог и философ. — Прим. ред.

164

Семья и нация занимают тут, однако, особое место. Возникшие на биологической основе, сообщества эти проходят сквозь всю исто­рию человеческого рода. Все развитие человеческого общества влива­лось до сих пор именно в формы семьи и нации. И хотя современная семья, живущая где-нибудь на седьмом этаже в многоквартирном доме большого города, и современная нация, гордая собственной националь­ной культурой и государственностью, сильно отличаются от семьи — рода — племени — народа прошлых тысячелетий, значение семейной и национальной принадлежности от этого не уменьшается. Есть, разумеет­ся, исключения, но, как правило, семья и семейные отношения продол­жают занимать в личной жизни каждого из нас одно из важнейших мест, а национальная государственность продолжает лежать в основе между­народных отношений, и думается, что и мировое правительство — если человечество сумеет его создать — не отменит ее, как возникновение государственности не отменило в свое время семьи.

Ибо в отличие от большинства общественных организаций, со­здаваемых для определенных целей и на основе определенных инте­ресов, национальное единство складывается стихийно. В народ не вступают — в нем рождаются. В сознании национальной солидарнос­ти, как и в сознании привязанности к своей семье, лежит не только общность вкусов и интересов, но и общность судьбы. К своей стране и к своему народу человек привязан не расчетом, а сердцем, нацио­нальная общность принадлежит к кругу интимнейших и прочнейших связей между людьми. Национальная солидарность, подобно семей­ной, сопровождает человека всю жизнь. Отречься от своего народа — значит отречься от части своей души.

В соответствии с этим во введении к «Программе НТО» нация определяется как «органическое объединение людей, сознающих свое единство, творящих общую культуру, спаянных воедино общностью этой культуры, общностью духовных стремлений, государственных и экономических интересов, общим историческим прошлым и, главное, единым устремлением на будущее».

Национальное творчество представляется нам поэтому не только совокупностью творчества современников, но и творческим наследи­ем всех предыдущих поколений, а национальное чувство есть любовь к историческому облику и творчеству своей нации, вера в ее духовное призвание и воля к ее творческому расцвету. Национализм, отсюда, есть

165

система поступков, вытекающих из этой любви, веры и воли. Национа­лизм становится, таким образом, системой ориентации человека в мире.

Понятно, что в этом зрелом и осознанном виде национализм су­ществовал не всегда. Национальное чувство лишь очень медленно и постепенно вырастало из чувства родовой — племенной — народной солидарности. Но отграничение своих от чужих вошло в мир вместе с человеком и вызвало ту перекличку солидарности и вражды, войны и мира, торгового и культурного обмена, которую мы называем истори­ей. И признаки национального жизнечувствия наблюдаются у всех известных историкам племен и народов.

Правда, это жизнечувствие принимает настолько разнообразные формы, что говорить о национализме вообще имеет мало смысла. У каждой нации свое, именно ей присущее, национальное жизнечув­ствие, и национализмов, если хотите, ровно столько же, сколько на­ций. Национальное самосознание у каждого народа в каждую истори­ческую эпоху свое особенное, хочется сказать «индивидуальное». Да оно и есть индивидуальное в той мере, в какой данный народ является личностью. Национальное самосознание изменяется так же, как и са­мосознание отдельного человека: смутное в детстве, оно постепенно приобретает ясность и четкость, а в зависимости от привычных реак­ций и выработанных свойств характера стилизует и окружающий мир, и самое себя. Дистанция между «быть» и «казаться», и по отно­шению к самому себе, и по отношению к окружающим, у разных на­родов так же различна, как и у отдельных людей. Как и отдельные люди, народы всегда не таковы или не совсем таковы, как думают о них соседи, да и они сами. Самооценки часто обманчивы, и полно­ценный сознательный национализм, не как горделивое самолюбова­ние, а как система поступков, определяемых волей к творческому расцвету своего народа, непременно включает в себя выработку национального характера, требование преодолеть его пороки и укре­пить его добродетели.

Рожденный в Западной Европе в одно время с либерализмом, идейный комплекс современного национализма исторически связан с либерально-демократической государственностью, и пробуждение национального самосознания, казалось бы, стихийно влечет за собой признание идей суверенитета народа и прав человека .и гражданина.

166

Между тем государственная принадлежность — лишь один из факто­ров в образовании нации, и национальное сознание создает себе вся­кая крупная популяция, сумевшая в результате особенностей своей культуры приобрести общие черты бытия и быта, которые пере­даются из поколения в поколение на значительной территории.

Разумеется, государство, охватывающее значительные массы граж­дан, создает у них общность и стимулирует образование из них на­ции, но не оно решает. Решает то чувство солидарности, которое вы­рабатывается в итоге совместной жизни на общей территории; тот об­щий язык — не только в смысле грамматики речи, но и в смысле образов и понятий, которые выражаются в словах; то взаимное пони­мание, которое образуется в ходе коммуницированного взаимодей­ствия между людьми. Государство — это в первую очередь организа­ция. Задача государства — регулировать с помощью права отношения между гражданами. Нация — это не организация, но, как мы уже го­ворили, она заключает в себе систему ориентации, общую для всех, кто входит в нее. Эта система не исключает, конечно, внутрен­них конфликтов, но составляет общий политический фундамент, на основе которого можно достигнуть согласия, несмотря на плюра­лизм структур и интересов. При этом национальное единство вовсе не должно вести к единогласию. Понимаемая как открытая систе­ма национальная общность выступает в качестве предпосылки воз­можности разрешения социальных конфликтов. Национальная госу­дарственность оказывается для этого очень удобной рамкой.

На основе современной теории коммуникации Дейчу в его книге о национализме и социальной коммуникации очень хорошо удалось показать образование тех образцовых представлений, тех идеальных моделей национального бытия, которые ложатся в основу взаимопо­нимания внутри нации и открывают возможность действенного и плодотворного обмена. Взаимопонимание и постоянный обмен пред­полагают, однако, как уже и в жизни семьи, взаимодополнение в составе охватывающего целого. Эффективная коммуникация проте­кает на базе социальной комплиментарности. Взаимодополнение, постоянная потребность друг в друге преодолевают общественные (сословные и классовые) барьеры. Общественное разделение труда предполагает готовность к взаимодополнению, требует повышенной коммуникативности, повышает взаимосвязь и взаимозависимость. А все это возможно лишь на основе солидарности надсословной и

167

надклассовой, солидарности не с мне подобным, а с от меня отлич­ным, с тем, кто дополняет меня, кто знает, чего я не знаю, и делает то, что я недоделываю. Национальная солидарность содержит в себе, та­ким образом, взаимопонимание и взаимосвязь как на основе одинако­вости (мы все — русские), так и на основе взаимодополнения (мы все в России). Внутри нации мы имеем людей всех профессий, всех склонностей, всех характеров. Нация охватывает все социальные слои, связывая их в единое целое. Стремление к национальной госу­дарственности поэтому вполне понятно и естественно, и нация фор­мирует государство совершенно так же, как государство формирует нацию.

Название «Организация объединенных наций» не случайно. В нем отражается руководящий принцип современного замысла о миро­устройстве. Территория нашей планеты представляется разделенной на ряд национальных государств на основе самоопределения народов: каждый народ, каждая нация имеет право на свое собственное государ­ство. Раз человечество разделено на народы, значит, и земля должна быть разделена на такое же число государств. Каждому народу — свое государство.

Это право нации на самостоятельное политическое бытие, однако, еще не только далеко не везде осуществлено, но в практическом своем осуществлении наталкивается, прежде всего, на необходимость пере­смотра принятого ныне понятия о государственном суверенитете как о неограниченной и ни от кого не зависящей власти. Но самое право это так же общепризнано, как и права человека, и оспаривать его значит оспаривать самые основы современных политических представлений.

Как в вопросе прав человека, так и в вопросе нации и националь­ной государственности, очевидно, пора отказаться от всякой абсолю­тизации и перейти к построению принципиально незамкнутых госу­дарственных систем.

В самом деле, национальных государств, то есть государств, на­селенных только одним народом, говорящим на одном языке, очень мало. Это Португалия, Дания, Голландия, Германия. Но уже в та­ком однотипном и централизованном государстве, как Франция, есть национальные меньшинства — бретонцы, каталонцы, баски, фла­мандцы, немцы. Национальные меньшинства есть почти во всех государствах, а целый ряд государств, даже совсем маленьких, как Швейцария или Бельгия, — многонациональны. Что же говорить о

168 таких государствах-колоссах, как Россия, Индия или Китай! И что го­ворить о новосозданных государствах Африки, границы которых ме­ханически воспроизводят рубежи бывших колониальных владений, совершенно не считаясь с национальным составом населения!

История образования государств отнюдь не совпадает с историей образования наций. И хоть общая жизнь в общем государстве — один из важных факторов образования национального сознания, отнюдь нельзя сказать, что государство рождает нацию. И хоть каждый народ стремит­ся к национальной самостоятельности, никак не скажешь, что государст­во есть лишь организационное оформление национального бытия.

А народности, которые хотя бы только в силу своей малочислен­ности не могут создать полновесного суверенного государства в сего­дняшнем понимании слов «государство» и «суверенитет»? Достаточ­но вспомнить об эвенках, якутах, чувашах, о горцах Кавказа и представить себе жесткие государственные границы вокруг Мордо­вии, Чувашии, Чечни, Кабарды, Осетии, Абхазии... чтобы сразу прий­ти к мысли о необходимости каких-то более крупных наднациональ­ных объединений, федераций или конфедераций, союзных государств с заведомо ограниченным суверенитетом охватываемых ими нацио­нальных образований.

***

Да, видимо, в сложном вопросе национальной государственности пора отказаться от всякой абсолютизации и перейти к построению принципиально открытых систем. И здесь мы снова убеждаемся в не­годности представлений социального атомизма и становимся перед не­обходимостью пересмотра таких, казалось бы, незыблемых принципов, как «сфера свободы гражданина кончается там, где начинается свобода другого», «государственная власть — полный и безраздельный хозяин на своей территории», «ни одно государство не зависит от другого и не имеет права вмешиваться в его внутренние дела».

Нет, свобода и солидарность нигде не кончаются. Они — то общее лоно, в котором мы живем все вместе. И никто нигде не абсолютный властелин. Идея национальной автаркии, самодостаточ­ности, теория национального государства как замкнутой в себе сис­темы должна быть отброшена и заменена пониманием нации как открытой системы, взаимодействующей с другими нациями и выра­жающей себя именно в этом взаимодействии.

169 Владимир Дмитриевич

ПОРЕМСКИЙ

(1909-1997)

170 Пушкарев Б.С. Жизнь, отданная России. Биография В.Д. Поремского.

Владимирский Д.В. (Владимир Дмитриевич Поремский). Солидарность и борьба. Из брошюры «Солидарность и общественное развитие» (Париж Itudes et Iditions ItrangJres, 1948) // Посев. № 12. 2002. С 24

171

<< | >>
Источник: В.А. Сендеров.. Портрет солидаризма. Идеи и люди. 2007

Еще по теме Роман Редлих НАЦИОНАЛИЗМ И СОЛИДАРИЗМ:

  1. Александр Штамм ПОСТИГАВШИЙ ИСТИНУ (Памяти Р.Н. Редлиха)
  2. РОМАН IV ДИОГЕН
  3. РОМАН II
  4. Глава 15 Социализм и национализм на Востоке
  5. Национализм и коммунизм, 1948-1956
  6. Арабский гуманистический национализм А.Рихани
  7. РОМАН III АРГИР
  8. Сталин прямо отождествляет культурно-национальную автономию с национализмом и сепаратизмом.
  9. РЕАЛИСТИЧЕСКИЙ РОМАН СТЕНДАЛЯ, БАЛЬЗАКА, МЕРИМЕ
  10. АНГЛИЙСКИЙ РОМАН
  11. 6.3.9. Грищенко А. Роман Иванищев: Пянсэ – это символ Владивостока
  12. СОЛИДАРИЗМ И ХРИСТИАНСТВО
  13. НАСТОЯЩЕЕ И БУДУЩЕЕ СОЛИДАРИЗМА
  14. Немецкий солидаризм и философия