<<
>>

ЛЕКЦИЯ 8. Л.Н. Толстой

Аев Николаевич Толстой (1828 — 1910), один из величайших русских писателей, занял особое положение в общественно-политической жизни лишь после выстраданного им в конце XIX — начале XX века идейного перелома.

B это время он порывает со всеми привычками, взглядами и традициями дворянской среды, иллюзиями о возможности союза барина и мужика и решительно становится на защиту интересов крестьянства.

Результатами этого “перелома” в практической плоскости стали оппозиционное движение толстовцев в России и за рубежом, установление Толстым тесных связей с духоборами, другими религиозными сектантами и их поддержка. Формируется христианский анархизм Толстого. ц

Его последователи активно пропагандировали запрещенные цензурой произведения Толстого этого периода (“Исповедь”, “В чем моя вера? , Критика догматического богословия”, “Крейцерова соната” и др.), по всей стране организовывались “толстовские колонии” (коммуны), участники которых надеялись постепенно преобразовать общество путем морально-религиозного совершенствования, проповеди “всеобщей любви”, “непротивления злу насилием .

Подобные колонии возникали и за пределами России. Пожалуй, самой знаменитой из них была “толстовская” ферма M. Ганди под Йоханнесбургом в Южной Африке.

Духоборы как христианская секта существовали в России с XVIII века. Ha их проповедь и обратил внимание Толстой. Ему импонировала их установка бороться “за дух”. Bepa объявлялась духоборами делом внутреннего убеждения, совести, отрицались церковные обряды и иерархия. Привлекали Толстого и духоборские идеи общности имущества, организации коммуны на началах равенства в труде и распределении, неподчинения властям, отказа от военной службы ради соблюдения принципа ненасилия. Правительство инспирировало ряд судебных процессов против духоборов и других родственных им по духу сект, отказывавшихся выполнять воинскую повинность.

Толстой выступил активным ходатаем по делам сектантов, отдал гонорар за роман “Воскресение” (12 тысяч рублей) на переселение в 1898 — 1900 годах духоборов в Канаду.

B 1901 году Синод отлучил Толстого от церкви, признав опасность толстовства с его антигосударственными, антицерковными и уравнительными требованиями. Впрочем, сам Толстой, не являясь по идейным соображениям сторонником активной общественно-политической деятельности с ее неизбежным насилием и злом, противился вплоть до своей смерти созданию особой толстовской организации и “толстовских колоний”, написав в этих целях в 1906 году брошюру “Против толстовства”.

Политико-теоретический аспект толстовского “перелома” представлен не столько в крупных художественных произведениях (“Воскресение”, “Хаджи-Мурат”, “Живой труп”, “Отец Сергий” и др.), сколько в небольших публицистических произведениях и статьях (“Христианство и патриотизм”, “Не убий”, “Царю и его помощникам”, “К рабочему народу", “Царство Божие внутри нас”, “Письмо студенту о праве” и др.).

Основой общественно-политических взглядов Толстого служит христианство, но не официальное русское православие, а принципы, вдохновлявшие первых христиан. Учение Христа должно быть очищено от всех тех наслоений и искажений, которые накопились за двухтысячелетнюю историю, доказывал Tолстой, освобождено от влияния людей, выступавших от его имени и скомпрометировавших великую идею связью с государством и насилием. Смысл жизни — в христианской любви к ближнему и самоотречении.

Эксплуататорский, несправедливый строй установился вследствие того, что люди забыли о своем высшем религиозном предназначении. Когда они вновь усвоят смысл своего бытия, заключенный в истинах нового, “очищенного” христианства, с несправедливостью будет покончено. Вот как Толстой выражает свое кредо: Нельзя не признать того, что, если бы люди делали то, что им предписывали тысячи лет назад не только Христос, но все мудрецы мира, то есть хотя бы не только любили других, как себя, но не делали бы хоть другим того, чего не хотят, чтобы им делали, что если бы люди вместо эгоизма предались альтруизму, если бы склад жизни из индивидуалистического переменился в коллективистический, как на своем дурном жаргоне выражают ту же самую мысль люди науки, то жизнь людей вместо того, чтобы быть бедственной, стала бы счастливой”.

Толстовское христианство имеет сильный критический запал, от него веет духом протеста угнетенных масс против существующих порядков. Толстой рисует правдивую картину духовного кризиса общества, обличает его фальшь, лицемерие, равнодушие. Однако суть учения Христа Толстой видит в непротивлении злу насилием. Непротивление, подставление другой щеки не есть преувеличение и иносказание, а закон, закон непротивления, без которого нет христианства , — пишет он. Этот принцип, став “основой жизни людей”, поможет “избавить человечество от зла, наносимого им самому себе”. Зло нельзя победить злом, а всякое насилие есть зло, поэтому злу нужно противопоставить отношения, основанные на любви. “Не противьтесь злу, но и сами не участвуйте во зле, в насилиях администрации, судов, сборов податей и, главное, войска, и никто в мире не поработит вас”. Для Толстого словно не существует ставшая крылатой фраза митрополита Филарета (Дроздова), современника Пушкина: “Любите врагов ваших, сражайтесь с врагами Отечества, гнушайтесь врагами Божьими”.

Проблема насилия полностью переводится Толстым в плоскость нравственности. Насилие несовместимо ни с буквой, ни с духом ранних проповедей христианства. Доказательству этого положения посвящены многие страницы его трактата “Царство Божие внутри нас”. Христианство, видящее Христа прощающим, не воюющим, есть прямое отрицание насилия. Это вытекает из всеобщего закона христианской любви и братства и из невозможности точно определить, что есть зло. Учение о непротивлении не следует понимать как отказ от всякой борьбы со злом. Оно лишь запрещает в этой борьбе прибегать к насилию. Ведь любое насилие вновь порождает новое зло, и процесс этот прервать невозможно. Ненасилие же дает возможность человечеству разорвать порочный круг зла.

Толстой отвергает любые формы насилия — религиозного, духовного, экономического и политического, т.е. приходит к учению анархизма. Одновременно с противлением злу насилием, т.е. с борьбой между людьми, возникают властные отношения, говорит он.

Государственная власть есть насилие, которое применяется меньшинством общества по отношению к большинству. Основа государства есть телесное, или физическое, насилие. Смена типов и форм государства не означает уменьшения насилия и не изменяет сущности власти.

Толстовский анархизм нашел выражение в критике идеи об извечной необходимости государства. Государство — искусственный продукт привилегированных классов, объект собственности властной элиты. Оно возникает путем насилия и охватывает принуждением всех людей. B то же время государство в историческом ракурсе явилось формой жизни общества более высокой, чем жизнь “дообщественная”. При последней господствовало животное, эгоистическое отношение людей к жизни. Хотя они и жили семьями, родами, племенами, но все же постоянно враждовали между собой, разоряя и убивая друг друга. Насилия эти происходили в малых и больших размерах: личность боролась с личностью, семья с семьей, род с родом, племя с племенем, народ с народом. Большие, сильнейшие совокупности людей завладевали меньшими, слабыми, и чем больше и сильнее в результате завоеваний становилась совокупность людей, тем меньше происходило в ней насилий. Когда же этот процесс завоеваний завершился образованием такой большой совокупности людей, как государство, власть завоевателя посредством законов положила конец междоусобиям.

Толстой признает известное “преимущество государственности над отсутствием ее” на том этапе всемирной истории, когда при низком уровне этики и при всеобщем духе насилия среди людей “существование власти, ограничивающей

эти насилия, было выгодно”, ибо “насилие государственное было меньше насилия личностей друг над другом”. ^

C развитием нравственности все более смягчались нравы людей, на смену эгоизму пришло общественное понимание _ жизни. Власть же тем временем все более деградировала и развращалась, поэтому преимущества государственной жизни постепенно сходили на нет. Как считал Толстой, современная европейская цивилизация настолько созрела в нравственном отношении, что вполне может обойтись без всяких правительств и приступить к упразднению государственной власти.

Вместе с государством возникли и другие отрицательные явления: частная собственность, экономическое неравенство, различные формы эксплуатации, власть имущие получили возможность с помощью политического насилия устанавливать выгодные для себя узаконения”.

Государство, по Толстому, — организация, при помощи которой “богатые и властвующие классы” (“малое меньшинство”) могут угнетать и эксплуатировать “большое большинство” трудящегося народа. Это своеобразная пирамида, основанием которой является угнетенный народ, а вершиной — все более уменьшающаяся властная элита (венцом ее в России является сам император). Смысл такой организации в том, чтобы снять с должностных лиц персональную ответственность за “совершаемые злодейства” ссылкой на выше- или нижестоящего чиновника. K тому же со временем эта организация власти освящается “преданием и обычаем учреждения”.

Обязательным признаком государства является постоянное войско, без которого “нет ни одного государства и при уничтожении которого неизбежно рушится весь экономический строй каждого государства”. He случайно все властители озабочены более всего войском, зная, что если войско с ними, то власть в их руках. .

B понимании форм государства Толстой стоит на позициях историзма, считая, что они меняются и многообразны в зависимости от конкретно-исторических условий. Однако сущность государства неизменна на всем протяжении истории: “Человечество перепробовало все возможные формы правления, и везде, от самой усовершенствованной республиканской до самой грубой деспотической, зло насилия остается то же самое... Нет произвола главы деспотического правительства, есть линчевание и самоуправство республиканской толпы; нет рабства личного, есть рабство денежное; нет прямых поборов и даней, есть косвенные налоги; нет самовластных падишахов, есть самовластные короли, императоры, миллиардеры, министры, партии”.

Постепенно правящие классы совершенствовали организацию государственного насилия. Они использовали четыре основных средства подавления людей.

Первое (“самое старое средство”) — устрашение. Оно заключается в том, чтобы казнить самыми жестокими казнями” всех противников строя. Второе средство — подкуп. Отобрав у народа посредством денежных податей, налогов его богатства, государство распределяет часть награбленного между чиновниками, обязанными за это вознаграждение поддерживать и усиливать порабощение народа. Третье средство — гипнотизация народа, когда правительство задерживает духовное развитие людей и различными идеологическими методами держит их в отжитом уже человечеством понимании жизни”. B этом деле активно используются религия, философия, наука, искусство и даже “физические средства одУ' рения, как-то: табак, водка, составляющие главный доход государств; поощряется даже проституция, которая не только признается, но организуется большинством правительств”. Самым могущественным является четвертое средство — воинская повинность. Этим средством замыкается круг насилия, в результате которого эксплуатируемые становятся как бы угнетателями самих себя.

Толстой не верил в различные концепции правового и демократического (в том числе пролетарского) государства, замешенные на теории народного суверенитета Руссо, хотя великолепно знал все написанное этим мыслителем и по ряду вопросов находился под его влиянием. Аргументом служила все та же доктрина непротивления злу насилием. Даже в демократическом государстве совершается насилие большинства над меньшинством, а это ведет к неизбежной и быстрой порче властвующих. Новое государство станет деспотичнее прежнего, так как пришедшим к власти классам придется изобретать новые формы борьбы с господствовавшими ранее слоями. Об этом, по мнению Толстого, свидетельствовал опыт Парижской Коммуны 1871 года.

Отрицание государства обосновывалось Толстым и с христианской точки зрения. “Государство, — писал он, — есть насилие, христианство есть смирение, непротивление, любовь, и потому государство не может быть христианским. И человек, который хочет быть христианином, не может служить государству”. Исходя из идеи установления Царства Божия как гармоничного общественного и нравственного состояния, Толстой приходил к выводу о необходимости ликвидации государства, власти и насилия, нарушающих эту гармонию.

Отрицание государственности может идти двумя путями: это, во-первых, уклонение людей от всякого участия в государственной жизни (что реализовывалось, например, в образе жизни таких религиозных сект, как духоборы и толстовцы, в социально-политической практике беспоповского старообрядчества), во-вторых, распространение в обществе антиэтатистских идей. При этом отвергалась любая политическая деятельность, ибо она есть изменение одних лишь внешних форм человеческой жизни и не затрагивает внутренней сути отношений между людьми. “Неделание” рассматривалось Толстым в качестве одной из форм массового ненасильственного действия. Оно включало в себя отказ от добровольной уплаты податей, службы в полиции, армии и на флоте. Призыв Толстого “Долой государство!" представлял прямую угрозу правительству.

Взгляды Толстого на государство во многом совпадают с идеями европейских анархистов, таких, как Прудон. Ho, подобно Бакунину и Кропоткину, Толстой ставил анархизм не на индивидуалистическую, а на коллективную основу. При этом, разумеется, он отрицательно относился к политической программе русских революционеров-анархистов с их ориентацией на революционное насилие. Толстой проповедовал “мир всех людей между собой’ на основе христианских ценностей.

Вместе с государством, по Толстому, должно исчезнуть и право, ибо право как совокупность “узаконению” опирается исключительно на государственное насилие и не имеет ничего общего со справедливостью. Узаконения никогда не устанавливаются с общего согласия и для общей пользы.

C анархистских позиций обличает Толстой и юридическую науку, считая ее главною целью лицемерное оправдание существующего зла. Есть насилующие и насилуемые, и насилующим хочется оправдать свое насилие . Отсюда и такие черты правоведения, как схоластический характер, формализм, игнорирование и фальсификация действительного положения исторических фактов, беспочвенность и маниловщина.

Анархо-христианская программа Толстого включает в себя цель — идеал и средства его осуществления. Цель — состояние всеобщей любви и братства — описана Толстым в самых общих чертах со ссылками на священные писания христианства и иных религий, особенно индуизма.

Намного конкретнее изложение путей утверждения на земле христианских заповедей. Это целый комплекс “непротивленческих” мер, с конкретными предложениями по социальному реформированию России.

Ближайшая задача — предупредить “братоубийство”, не допустить взрыва насилия в раздираемом противоречиями русском обществе. Толстой много раз писал о своей эпохе как о времени социальных потрясений: “Это времена революции”. Предвидя “еще худшие страдания и преступления”, Толстой предложил программу примирения общества, раздираемого противоречиями. Обращаясь к верхам как “к невольным единомышленникам, сотоварищам нашим и братьям , он убеждал царя, что хорошо может быть только тогда, когда “хорошо самому сильному, трудящемуся большинству, на котором держится все общество”.

“Самые скромные” желания “огромного большинства русского общества” заключались, по его мнению, в свободе и просвещении. Для устранения революционного брожения нужно сделать “очень мало”. Прежде всего, “уравнять крестьян во всех их правах с другими гражданами и потому уничтожить... нелепый институт земских начальников, отменить те особые правила, которые устанавливаются для определения отношений рабочих к нанимателям”, освободить крестьян от квартирной, подворной, сельской, полицейской повинностей (сотские, десятские), освободить их от несправедливого обязательства “платить по круговой поруке долги других людей, а также и от выкупных платежей, давно уже покрывших стоимость выкупаемых земель”, и, главное, “уничтожить бессмысленное, ни на что не нужное, оставленное только для самого трудолюбивого, нравственного и многочисленного сословия людей, позорное телесное наказание . Писатель решительно высказывается и за отмену режима усиленной охраны ряда мест, где под предлогом борьбы с революционерами законы не действовали. “Эта приостановка действия общих законов развивает доносы, шпионство, поощряет и вызывает грубое насилие”.

B области просвещения “нужно уничтожить все преграды”: “...не делать различия в доступе к образованию между лицами различных положений и потому уничтожить все исключительные для народа запрещения чтений, преподаваний и книг’, ‘почему-то считаемых вредными для народа”; “...разрешить доступ во все школы для лиц всех национальностей и исповеданий”, не препятствовать учителям вести преподавание в школах на национальных языках; главное — разрешить устройство и ведение “всякого рода частных школ, как низших, так и высших, всем людям, желающим заниматься педагогической деятельностью”. Разрешение частных школ уничтожило бы постоянно возникающие волнения среди недовольНой порядками учебных заведений учащейся молодежи.

Самым важным Толстой полагал уничтожение “всех стеснений религиозной свободы, то есть уничтожить все те законы, по которым всякое отступление OT признанной правительством церкви карается как преступление; разрешить открытие и устройство старообрядческих часовен, церквей, молитвенных домов баптистов, молокан, штундистов и др.; разрешить религиозные собрания и религиозные проповеди всех исповеданий; не препятствовать людям воспитывать своих детей в той вере, которую они считают истинной”.

Вопрос о передаче земли крестьянам, основной вопрос приближающейся русской революции, в письмах к царю Толстой не ставит, понимая, что согласия на это правительства и землевладельцев не будет, но для его решения пишет новое обращение — “К рабочему народу” (1902). B нем он провозглашает принцип трудового владения землей: “Земля должна принадлежать лишь тем, кто ее обрабатывает”. A для того чтобы помещики передали землю трудящимся, он советовал крестьянам отказаться от всякой работы у землевладельца на земле, от участия в войне.

Толстой отвергает “теории социалистов”, которые намеревались уничтожить насилие эксплуататорских классов “через новое организованное насилие”. По его глубокому убеждению, “все попытки уничтожения правительств насилием до сих пор всегда и везде приводили только к тому, что на место сверженных правительств устанавливались новые, часто более жестокие...” Социальная революция в России может победить ненасильственным, мирным путем. Всем людям нужно прекратить “давать правительствам солдат и деньги... сам собой уничтожится обман, порабощающий людей”.

Каждому христианину Толстой советовал “не принимать на себя никакой должности, связанной с насилием”, “не давать добровольно правительствам податей” и не пользоваться деньгами, собранными податями.

Толстой прекрасно понимал, что ожидает каждого участника гражданского неповиновения: за отказ от исполнения воинской повинности его заключат в тюрьму, за отказ от выплаты податей каждый подвергнется наказанию. Ho трудность такого отказа, по его мнению, никак не исключает “возможности все более и более освобождаться от участия” в правительственном насилии.

Толстой признавал “между существующим порядком вещей, основанном на грубом насилии, и идеалом жизни... существование бесконечного количества ступеней, по которым не переставая шло и идет человечество”, признавал, что приближение к этому идеалу совершается только по мере “освобождения людей от участия в насилии, от пользования им, от привычки к нему”. B отличие от “мнимых ученых”, он отказывался гадать, каким образом это будет совершаться. Ho единственное средство избавления от рабства Толстой видел в воздержании от участия в правительственном насилии, что совпадало с “нравственным законом каждого отдельного человека”. Успех будет зависеть от ясности сознания людей и от числа отдельных людей, осознавших свое предназначение. Выбор каждого — “идти против воли Бога” или устроить жизнь по воле Бога” — обусловлен “властным и непререкаемым судьей — голосом совести .

Христианский анархизм вызвал значительную полемику и идеиные споры в среде русских мыслителей, B своих статьях о Толстом Ленин связал его доктрину с противоречивой позицией русского мужика, пробудившегося к активной политической деятельности, назвав мятежного графа “зеркалом русской революции”. Толстой велик, писал Ленин, “как выразитель тех идей и тех настроений, которые сложились у миллионов русского крестьянства ко времени наступления буржуазной революции в России”.

Творчеством Толстого интересовался вождь меньшевиков Плеханов ( Смешение представлений”, 1910; “Карл Маркс и Лев Толстой , 1911; Еще о Толстом”, 1911; “Заметки публициста”, 1910). Он высоко оценил талант писателя, особенно те его страницы, которые “посвящены изображению и разоблачению многочисленных физических и нравственных зол, порождаемых собственностью, основанной на эксплуатации одного общественного класса другим .

Однако центральное звено доктрины Толстого — непротивление злу насилием, по Плеханову, — “бесплодная пустыня квиетизма — религиозно-этического учения, проповедовавшего смирение, покорность, созерцательное, пассивное отношение к государству и праву, с полным подчинением воли человека божественной воле. Ha практике, считал Плеханов, непротивление злу насилием оборачивалось тем, что “он, сам того не желая и не замечая, переходил на сторону угнетателей народа”, сохраняя свое “достоинство деликатного барина”. Как “учитель жизни”, считает Плеханов, Толстой не состоялся и уподобился известному персонажу крыловской басни — повару, который, не борясь с насилием, ограничился известными восклицаниями: “Кот Васька плут, кот Васька вор!’; “Не стыдно ль стен тебе, не только что людей!”

Что касается консерваторов, то они уже к началу XX века забили тревогу по поводу анархистских устремлений графа. Их рупором стал матерый этатист Победоносцев (прототип Каренина), узревший, что взгляды Толстого опаснее революционных теорий, так как грозят распространением атеистических и нигилистических идей не столько среди интеллигенции, сколько среди простого народа. Bce это, считал он, если с толстовством не бороться, закончится нарождением “в православной России атеизма и нигилизма, то есть страшного типа людей без веры в Бога и без любви к своему Отечеству”. По инициативе Победоносцева Синод отлучил графа от православной церкви.

Объяснение этому факту дал Иоанн Кронштадтский в своем “Ответе пастыря Льву Толстому на его “Обращение к духовенству”. B нем он называет графа “безбожеской личностью”, предпринявшей “ужасное богохульство” при трактовке основных идей христианства, изложенных в Библии. По мнению известного всей России пастыря (в наше время канонизированного) Иоанна Кронштадтского, Толстой вырвал из всего контекста учения Христа Нагорную проповедь и интерпретировал ее так, что “под непротивлением злу разумеет потворство всякому злу — по существу, непротивление греху, или поблажку греху и страстям человеческим, и пролагает торную дорогу всякому беззаконию, и таким образом делается величайшим пособником дьяволу, губящему род человеческий, и самым отъявленным противником Христу”. Проповедь Толстого, заканчивает Иоанн Кронштадтский, невольно сближается с аристократическим учением Ницше, где излагается мечта о “совершенном человеке, или сверхчеловеке”, который способен своим разумом, “без покаяния, без Христа”, достигнуть совершенства. B своем учении Толстой предается “гордыне”, “сам себя он обожает, себе поклоняется, как кумиру, сверхчеловеку”. “Это Лев рыкающий, ищущий кого проглотить. И скольких он проглотил чрез свои льстивые листки! Берегитесь его!"

Крайности сходятся: левые (Ленин, Плеханов) и правые (Победоносцев, Иоанн Кронштадтский) единодушны во мнении об ошибочности и утопичности концепции Толстого, в его квиетистском подходе к государству и праву, в рамках которого граф хотел· мир кулачного права изменить ненасильственными средствами. Одновременно они (и левые, и правые) высоко оценили гений писателя, правдивые картины, обличающие реіЙѵьное зло.

Ho и Толстой прав, считая, что окончательное решение проблемы зла и насилия во всемирной истории лежит не в религиозной и не в политической сфере, а в гуманистическои, в самосовершенствовании человека и его превращении в существо, живущее по законам совести. Или, как писал Кант, в соответствии с категорическим императивом как выражением высшей правды на земле. Впрочем, у истинно православных людей иной взгляд на эту проблему: самосовершенствование человека не может полноценно осуществляться без Бога. Совесть — это и есть Бог.

<< | >>
Источник: Азаркин H.M.. История юридической мысли России: Kypc лекций. 1999

Еще по теме ЛЕКЦИЯ 8. Л.Н. Толстой:

  1. КАРЛ II ТОЛСТЫЙ
  2. 9.4. Повелительность правды в искусстве (Л. Н. Толстой)
  3. ЛЕВ НиколдЕвич Толстой
  4. ДОСТОЕВСКИЙ И толстой
  5. ЛЮДОВИК VI ТОЛСТЫЙ
  6. АЛЬФОНС II ТОЛСТЫЙ
  7. КАРЛ III ТОЛСТЫЙ
  8. Глава 1 Как я пробила свой толстый череп
  9. Регино ВРЕМЯ КАРЛА III ТОЛСТОГО И РАСПАД КАРЛОВОЙ МОНАРХИИ. 887 г. (в 907 г.)
  10. Зенкин, А. Н.. Информационное право: Учеб. пособие / А. Н. Зенкин. - Тула: Изд- во Тул. гос. пед. ун-та им. Л. Н. Толстого,2013. - 136 с., 2013