<<
>>

Прежде всего — и это хотя и внешняя, HO достаточно важная сторона дела — русские мыслители осознают и развивают мысль об интернациональном характере социально-философской науки, о необходимости единения немецких философских учений и разработанных во Франции социальных теорий.

Прежние представления о том, будто мировая наука развивается, олицетворяется учеными какой-либо одной страны, признаются теперь односторонними и отбрасываются. Что касается немецкой философии и французской социальной мысли, то русские писатели указывают и на слабые, и на сильные стороны как той, так и другой.

Центральная же идея у них заключается в следующем: необходимо соединить рациональные моменты обоих направлений мысли; это соединение рассматривается ими и как объективная тенденция самой истории, и как насущная задача науки. При этом — в соответствии с положениями Гегеля, говорившего о переходе исторической инициативы от одного народа к другому, — указывалось на возможность того, что это соединение будет осуществлено не немцами и не французами, а каким-то другим народом, скажем, русскими.

Вообще тема сближения «практики» Франции и «теории» Германии — одна из излюбленных у русских журналистов того временн. B особенности популярной она была в «Отечественных записках».

Уже в 1839 г.

в некрологе, посвященном памяти Э.Ган- ca, Я. M. Неверов писал в этом журнале о «тайной симпатии» немецкого философа к «современным требованиям» (120, стр. 42). Учитывая характер мировоззрения Ганса, легко усмотреть здесь намек на его сочувственное отношение к французским социалистическим учениям.

B другой статье — «Германская литература в последнее десятилетие, 1830—1840 г.» — Неверов среди факторов, способстэовавших развитию в Германии «критизирую- щего направления», упоминал сен-симонизм. По его мнению, этот развившийся в Германии в необыкновеннойсте- пени критицизм «сильно поддерживался учением Гегеля» (119, стр. 38, 39). Как видим, здесь обращается внимание на наклонность к критике как общую черту и сен-симо- низма, и учения Гегеля.

В. П. Боткин в обзоре «Германская литература», опубликованном в № 4 «Отечественных записок» 1843 r., писал о потребности Германии и Франции во взаимном сближении.

Он критиковал здесь немцев за их пренебрежительное отношение к французам: погрузившись в отвлеченную теорию, они забыли о политике, составляющей во Франции «общее дело всех», и потому «потеряли из созерцания весь подвиг, все стремление современного человечества» (19, № 4, стр. 36). B полемике с К. Гуцковым Боткин указывал на ретроградные явления в немецкой жизни: «...в Германии такие люди, как Гарденберг, Генц, Гёррес, Шеллинг, Стефенс, Лео и др[угие], совершенно отреклись от своего прошедшего и изменили свои убеждения; Гуцков не вспоминает о том, что была и что стала теперь пресловутая «юная Германия», к которой принадлежали некогда Лаубе, Мундт и сам Гуцков... B Германии лишь в последние годы были два-три журнала, которым>и могла гордиться немецкая журналистика» (там же, стр. 39). И вместе с тем Боткин подчеркивал: «Теперь более, нежели прежде, Франция и Германия занимаются друг другом... B обеих нациях зреет предчувствие их родственного исторического назначения, которое некогда искренно сблизит их обе, несмотря на возгласы всех романтических и исторических голов нашего .времени» (там же, стр. 35) 64.

Всего более мысль о потребности в объединении «духа» Франции и Германии была разработана в произведениях Герцена н Белинского.

B своем дневнике Герцен отмечает, что «характеры Германии и Франции в деле эмансипации» противоположны. B Германии — «твердая мысль, глубина и притом квиетизм». Bo Франции — «сколько жизни, огня, слов таких, которые сейчас соберут кружки на бульварах, и притом какая плоскость пониманья истин независимо от современных интересов! Философски-политические статьи просто смешны; фр[анцузы] двумя веками отстали в спекуляции от немцев, так, как немцы пятью от французов в приложении идеи права к действительности» (45, т. 2, стр. 224). При всем том Герцен видит и общее в социально-политическом и духовном развитии двух народов: «Франция, — пишет он в «Дилетантизме в науке», — своим путем дошла до заключений, очень близких к заключениям науки германской, но не умеет перенести их на всеобщий язык науки, так, как Германия не умеет языком жизни повторить логику» (45, т.

3, стр. 73).

Согласно Белинскому, в современном мире начинается единение человечества, народы постепенно сливаются в единое семейство. Ho это только начало. Дорогу в будущее, где наука будет примирена с жизнью, прокладывает Франция, «эта Эллада нового мира». «В новом человечестве воскреснет древняя Греция» (16, т. V, стр. 630), вполне покорившая своему духу царство материи. И тогда «солнце разума взойдет над человечеством, и никто из носящих имя человека не будет исключен из даров всем равно присущего духа человеческого, и для всех сознание будет жизнию, а жизнь сознанием, мысль делом и дело мыслию, и для всех будет новая земля и новое небо» (там же, стр. 771).

Да, Германия и Франция — это два противоположных полюса. Немцы имеют всемирно-историческое значение в науке и искусстве, но отличаются пошлостью в гражданском и семейном быту. Для французов наука и искусство — «средства для общественного развития, для отрешения личности человеческой OT тяготящих и унижающих ее оков предания и временных (а не вечных) общественных отношений». «Немец сознает действительность; француз творит ее». Задача состоит в «примирении и взаимном проникновении» немецкого и французского элементов. «Если оно произойдет, как и должно ожидать этого», то это будет «истинным торжеством для человечества» (16, т. V, стр. 643, 644).

B этих положениях Герцена и Белинского о необходимости единства, «взаимного проникновения» французского и немецкого элементов имплицитно содержалась и мысль о потребности друг в друге социалистических учений французских мыслителей и философии Гегеля. Однако прямо об этом они в печати не говорили.

То, о чем Герцен и Белинский не могли сказать открыто, было ясно выражено Бакуниным в одной из его статей 1843 r., опубликованной в Швейцарии. Коммунизм для Бакунина — «мировой вопрос», имеющий «много общего» с немецкой философией. «Во всяком случае философия в очень многих пунктах соприкасается с коммунизмом, — пишет он. — Да иначе и быть не могло. Жизнь и ход развития человечества является не безразличным сборищем случайных событий, а необходимым и -внутренне разумноорганизованным шествием единого духа, который целиком отражается в каждом отдельном проявлении своей внутренней сущности...

Поэтому современная философия необходимо должна иметь с коммунизмом очень много общего, так как оба они родились из духа нашего времени и представляют самые значительные его откровения... Оба стремятся к освобождению людей» (12, т. III, стр. 225, 226).

B то же время Бакунин говорит и о существенном расхождении между философией и коммунизмом: «Философия по существу своему только теоретична, она движется и развивается только в рамках познания; коммунизм же в своей нынешней форме, наоборот, является только практичным. Этим указаны как преимущества, так и недостатки каждого из этих явлений по отношению к другому. Правда, мысль и дело, истина и нравственность, теория и практика составляют в последнем счете одно и то же, единую нераздельную сущность. Правда, величайшая заслуга новейшей философии и заключается в том,' что она признала и познала это единство, но с этим познанием она дошла до своего предела, предела, которого она как философия не может перешагнуть, ибо по ту сторону этого предела начинается более высокая сущность, чем она, — действительное, одушевленное любовью и вытекающее из божественной сущности первобытного равенства общение свободных людей, посюстороннее осуществление того, что составляет божественную сущность христианства, истинный коммунизм» (12, т. III, стр. 226—227).

Итак, и истинный коммунизм, и философия одинаково стремятся к освобождению людей. He состоит ли поэтому задача всех мыслящих в осознании и претворении в жизнь их единства?

Ядро проблемы соединения социализма с философией Гегеля составляла трактовка гегелевской диалектики как теоретической опоры идеала будущей гармонии. Идея, методологически соединявшая утопический социализм и философию, — это идея единства, борьбы и примирения противоположностей.

Герцен подчеркивал, что понятие «примирение» было выдвинуто в самых разных учениях; примирение противоположностей в высшем единстве, провозглашенное в философии нового времени, осуществил в науке Гегель; но ведь и главный тезис социализма — гармонизация общественного быта, «примирение» противоположностей (в частности, «реабилитация плоти», материального начала в человеке).

И вот, опираясь на Гегеля, отечественные мыслители пытаются раскрыть исторический процесс как постепенное подготовление социализма. Социалистическое обществопо- нимается ими как необходимое следствие, результат исторического развития, общие, основные законы которого были постигнуты Гегелем.

Критикуя Гегеля за схематизм и внеисторические конструкции, русские мыслители-социалисты воспринимают от него глубокие диалектические идеи, в частности мысль о том, что развитие в обществе происходит посредством борьбы, столкновения противоположностей. Так, Белинский в статье «Тарантас» выступает против тех, кто не понимает внутренне противоречивого характера жизни, не может «мирить противоположностей в одном и том же предмете», не способен понять, «что добро и зло идут O бок и что без борьбы добра со злом не было бы движения, развития, прогресса, словом—жизни» (16, т. IX, стр. 83— 84) 65. B другой статье, апеллируя по существу к всеобщим принципам диалектики, Белинский пишет, что жизнь есть развитие, а развитие есть переход от низшей формы к высшей; что не развивается, то не живет, то лишено плодотворного зерна (см. 16, т. VI, стр. 436).

Особенно подчеркивает Белинский роль отрицания в истории: «Это круговая порука: в том и состоит жизненность развития, что последующему поколению есть что отрицать в предшествовавшем. Ho это отрицание было бы пустым, мертвым и бесплодным актом, если б оно состояло

только в уничтожении старого... Жизненная движимость развития состоит в крайностях, и только крайность вызывает противоположную себе крайность. Результатом сшибки двух крайностей бывает истина...» (16, т. VI, стр. 459— 460). Неизбежность борьбы в обществе Белинский объясняет следующим образом: поклонники разных мнений живут в одно и то же время; «... их существование есть признак жизни и развития общества, в которое царственный преобразователь-змждитель вдохнул душу живу, да живет вечно!» (там же, стр. 462).

Ho дело не только в воспроизведении всеобщих принципов диалектики.

Идея единства и борьбы противоположностей развертывается русскими мыслителями-социалиста- ми в целую философско-историческую концепцию, раскрывающую их представление об истории как «движении человечества к освобождению и себяпознанию, к сознательному деянию» (45, т. 2, стр. 310).

Всего четче пронизанная диалектикой и обосновывающая социалистический идеал философия истории представлена в работе Герцена «Дилетантизм в науке». Отдельные ее стороны раскрываются и в статьях Белинского 1843—1845 гг.,лосвященных историческим темам.

Ступени общественного развития различаются, поГер- цену и Белинскому, как и у Гегеля, формами отношения человека к миру, уровнем и характером развития духа.

Первая стадия — древний греко-римский мир. Его основа — реалистическое отношение человека к природе. Живя «заодно» с природой, человечество, однако, еще не уразумело могущества собственного духа, не поднялось до понимания великих неотъемлемых прав отдельной личности. B эту эпоху «личность индивидуума терялась в гражданине, а гражданин был орган, атом другой, священной, обоготворяемой личности — личности города. Трепетали не за свое «я», а за «я» Афин, Спарты, Рима... Греки... поглотили всеобщим личность, городом — гражданина, гражданином — человека; но личность имела свои неотъемлемые права, и, по закону возмездия, кончилось тем, что индивидуальная, случайная личность императоров римских поглотила город городов» (45, т. 3, стр. 30, 31).

Ha развалинах античной цивилизации родилось учение, представлявшее разрешение прежних противоречий,— христианство. Неправильно понятое в эпоху средневековья, оно было извращено, стало нравственной (точнее, беэнрав- ственной, антигуманной) Ценовой феодальных порядков. Основа средневековья, этой эпохи «романтизма» — «спиритуализм, трансцендентность. Дух и материя для него не в гармоническом развитии, а в борьбе, в диссонансе. Природа — ложь, не истинное; все естественное отринуто... Жизнь, постигнув себя двойственностию, стала мучиться от внутреннего раздора и искала примирения в отречении одного из начал» (45, т. 3, стр. 31, 32). Средние века — это «время лжи явной, бесстыдной» (там же, стр. 33). Тут «противоречия самые страшные, примиренные формально и свирепо раздирающие друг друга на деле... Приписывая своей личности права бесконечной свободы, отнимали все человеческие условия бытия у целых сословий» (там же, стр. 32).

Гегель полагал, что «право особенности субъекта получать удовлетворение, или, что то же самое, право сцбъек- тивной свободы представляет собой поворотный пункт и центральный пункт отличия между античным и новым временем. Это право в его бесконечности высказано в христианстве, которое сделало его всеобщим, действенным принципом новой формы мира» (34, т. VII, стр. 143). «Принцип самостоятельной внутри себя бесконечной личности единичного человека, субъективной свободы» (там же, стр. 214) внутренне «взошел», по Гегелю, в христианской религии, а внешне — в римском мире, но не получил там подобающего развития.

Аналогичным образом рассуждали Герцен и Белинский. Можно привести целый ряд их высказываний по этому поводу. Пожалуй, всего выразительнее следующая запись в дневнике Герцена от 30 сентября 1842 r.: «Христианство удивительно приготовило индивидуальность к настоящему. Углубление в себя, признание бесконечности в себе, очищенный и вместе с тем доведенный до высочайшей степени эгоизм и, следовательно, развитие собственного достоинства. A с другой стороны, мысль самопожертвования для всеобщего, любовь и пр. Эта борьба сама по себе развила все богатство духа человеческого. A с другой стороны, борьба с материальным, временным. Эта вечная ложь феодальных веков, говорящих о уничтожении страстей, о пренебрежении землей и поступающих совсем иначе, — сколько должна была развить практического и теоретического. Современность, ставящая реальнейшей сущностью государство (именно царство божие на земле, по религиозному выражению), разом уничтожает ложь, ибо государство имеет и свою временную сторону и свою вечную, любовь и эгоизм, развитие себя и отдание себя, всеобщее в каждом и каждый, втекающий, снимающийся всеобщим, которому царь — Разум. Тут истинное осуществление темно провиденного христианством и всему отзыв etc.» (45, т. 2, стр. 231).

Уже из этих слов Герцена видно: понимание им идеального общества, государства как «царства божьего на земле», как гармонии временного и вечного, любви и эгоизма, индивидуального и всеобщего во многом перекликается с гегелевским. Основной же смысл «третьего тома» мировой истории, ведущий принцип нового мира, на пороге которого стоит человечество, русские социалисты определяют подобно утопистам Запада: это — ликвидация социальных противоположностей, единствообществаиличности.

Посылки для принципа всеобщей, универсальной гармонии ранее выдвигали многие мыслители. Среди них Герцен называет Бруно и Ванини, Кампанеллу и Телезио и др. Ho более всего этот принцип был разработан, по Герцену, в немецкой науке. «Первое имя, загремевшее в Европе, произносимое возле* имени Наполеона, было имя великого мыслителя. B эпоху судорожного боя начал, кровавой распри, дикого расторжения вдохновенный мыслитель провозгласил основою философии примирение противоположностей; он не отталкивал враждующих: он в борьбе их по- стигнул процесс жизни и развития. Он в борьбе видел высшее тождество, снимающее борьбу. Мысль эта, заключавшая в себе глубокий смысл нашей эпохи, едва пришла в сознание и высказалась поэтом-мыслителем (Шеллингом.— А. В.), как уже развилась в стройной, строгой, наукообразной форме спекулятивным, диалектическим мыслителем» (45, т. 3, стр. 39).

Правда, даже и у Гегеля истина «задернулась мантией схоластики и держалась в одной отвлеченной сфере науки; но мантия эта, изношенная и протертая еще в средние века, не может нынче прикрывать — истина лучезарна: ей достаточно одной щели, чтоб осветить целое поле» (45, т. 3, стр. 40). Философия Гегеля — обоснование неизбежности торжества разума не только в мире мысли, но и в мире действительном, историческом. «Разум сущий прояснил для себя в науке, свел свои счеты с прошедшим и настоящим, — но осуществиться будущему надобно не в одной всеобщей сфере... Мы^ль должна принять плоть, сойти на торжище жизни, раскрыться со всею роскошью и красотой временного бытия^ без которого нет животрепещущего, страстного, увлекательного деяния» (там же, стр. 75— 76). Примирившись в науке, человек, по Герцену, «жаждет примирения в жизни; но для этого надобно творчески одействотворить нравственную волю во всех практических сферах» (там же, стр. 76). Co временем прекратится борьба духа и материи, расторженность науки и масс. «Истинное осуществление мысли не в касте, а в человечестве... Можно предположить, что pour Ia bonne bouche [напоследок] цех человечества обнимет все прочие» (там же, стр. 44). «Новый век требует совершить понятое в действительном мире событий» (там же, стр. 82). «Из врат храма науки человечество выйдет с гордым и поднятым челом, вдохновенное сознанием: omnia sua secum portans [все свое неся с собой] — на творческое создание веси божией. Примирение науки ведением сняло противоречия. Примирение в жизни снимет их блаженством» (там же, стр. 87—88) 66.

Аналогичные мысли высказывал Белинский в своей статье о «Руководстве к всеобщей истории» Ф. Лоренца, напечатанной в апрельской книжке «Отечественных записок» за 1842 г. (см. 16, т. V, стр. 601), в своем обозрении русской литературы за 1842 г. и в других сочинениях.

Наше время, считает Белинский, характеризуется тем, что «элементы новой жизни до сих пор еще в брожении, до сих пор еще не примирились и не слились в единое и целое...» (16, т. VI, стр. 383). Титло «человек» священно только на словах, в жизни о нем никто не заботится (об этом же писал и Герцен в «Дилетантизме»). B древности «общество, освободив человека от природы, слишком и покорило его себе. Зато средние века уж слишком освободили его от общества и впали в другую крайность. Теперь настает время примирения этих двух крайностей во имя средних веков и древнего мира» (там же, стр. 389).

Задача состоит в претворении идеальной истины в действительность. И тогда «свет победит тьму, просвещение победит невежество, образованность победит дикость» (16, т. VI, стр. 429). Для этого — еще и еще раз повторяет Белинский — надо соединить «идеализм», являющийся источником национальной жизни Германии, и свойственное французам «тревожное стремление к идеалу и уравнению с ним действительности» (там же, стр. 615).

B статье «История Малоррссии...» (1842) Белинский подобно Герцену писал о том, чїо одной из самых характерных черт современности являеїся «стремление к единству и сродству доселе разрозненных элементов умственной жизни. Жизнь, очевидно, стремится теперь стать единою и всецелою. И если доселе она проявлялась в тысячах односторонностей... это противоположное органическому единству стремление было необходимо для самого же этого органического единства, заря которого уже занимается на горизонте человечества» (16, т. VII, стр. 44). «И не далеко уже время, — пишет Белинский, имея в виду социалистическое будущее, — когда исчезнут мелкие, эгоистические расчеты так называемой политики, и народы обнимутся братски, при торжественном блеске солнца разума, и раздадутся гимны примирения ликующей земли с умилостивленным небом!» (там же, стр. 46).

C таким пониманием будущего «органического единства» прежних «односторонностей», «разрозненных элементов» связана у Белинского мысль о том, что человечество развивается целенаправленно (и тут опять вспоминается Гегель), к познанию самого себя, к тому моменту, когда оно не только по сути, но и по формам своего существования выступит как единое.

Человечество, идущее по пути постепенного совершенствования, в настоящем веке «уже начало сознавать себя человечеством — значит, близко время, когда оно будет человечеством не только непосредственно, как было доселе, но и сознательно» (16, т. VIII, стр. 279). Выдвинув идеал такого человечества, «теория далеко опередила. практику, и идеал истории, ясный и определенный в сознании; до сих пор не осуществлен фактами» (там же, стр. 280).

Русские социалисты критикуют гегелевскую идею завершенности истории. По Белинскому, «нет предела развитию человечества, и никогда человечество не скажет себе: «Стой, довольно, больше идти некуда!»» (16, т. VIII, стр. 284). Правда, современность они, вслед за Гегелем, стремятся определить как закономерный результат всего предшествовавшего развития. «...Современное состояние человечества есть необходимый результат разумного развития», — говорит Белинский. Ho тут же он развивает эту мысль, уже отступая от Гегеля: «...от его настоящего состояния можно дедать посылки к его будущему состоянию... свет победит тьму, разум победит предрассудки, свободное сознание сделает льбдей братьями по духу и — будет новая земля и новое небо» (16, т. VI, стр. 96). Вэтих словах, почти буквально/ совпадающих с положениями статьи Бакунина «Ре^сция в Германии» (см. 12, т. III, стр. 130), — о ней речь впереди, — четко выражена социалистическая направленность размышлений Белинского.

C точки зрения этой философско-исторической концепции современная действительность оценивается русскими социалистами как переходная эпоха. Характерна в Этом смысле уже первая фраза «Дилетантизма в науке»: «Мы живем на рубеже дівух миров...» (43, т. 3, стр. 7).

Отсюда и взгляд на судьбы мыслящих в такое переходное время. B «Дилетантизме» Герцен указывает на«осо- бую тягость, затруднительность их жизни» (45, т. 3, стр. 7). O том же говорит OH и в «Письмах об изучении природы»: «...последнее время перед вступлением в новую фазу жизни тягостно, невыносимо для всякого мыслящего. Бедные промежуточные поколения — они погибают на по- лудороге обыкновенно, изнуряясь лихорадочным состоянием; поколения выморочные, не принадлежащие ни к тому, ни к другому миру, они несут всю тягость зла прошедшего и отлучены от всех благ будущего. Новый мир забудет их...» (там же, стр. 209).

Белинский также относил свое время к «переходной эпохе», когда «заря нового видна только немногим избранным, одаренным ясновидением будущего по темным для других приметам настоящего» (16, т. VIII, стр. 281). Считая такие эпохи «бесплодными и лишенными великих и живых верований», Белинский, однако, полагает, что они вовсе не свидетельствуют о слабости духа человечества, об остановке в его развитии: «И даже теперь, в наш век, холодный и расчетливый, положительный и мануфактурный, в наш век, в котором малодушие видит только гниение и близкую смерть и в котором действительно маленькими самолюбиями заменились великие страсти, а маленькими людьми — великие люди, — разве даже и в наш век развитие человечества остановилось? Да, если хотите, оно остановилось, но для того только, чтоб собраться с силами, запастись материальными средствами, которые столь же необходимы для него, как и духовные! И эти паровые машины, эти железные дороги, электрические телеграфы — все это что же такое, если не победа духа над грубою ма- териею, если не предвестник близкого освобождения человека от материальных работ, утшжающих душу и сокрушающих волю, от рабства нужды и вещественности!» (там же, стр. 283—284; cp. 34, т. VIII, стр. 33—34).

5

<< | >>
Источник: А.И. ВОЛОДИН. ГЕГЕЛЬ и русская социалистич еская мысль ХІХвека. 1973

Еще по теме Прежде всего — и это хотя и внешняя, HO достаточно важная сторона дела — русские мыслители осознают и развивают мысль об интернациональном характере социально-философской науки, о необходимости единения немецких философских учений и разработанных во Франции социальных теорий.:

  1. Лекция 8. Социально-исторические и мировоззренческие основания философской мысли эпохи Просвещения и роль немецкой классической философии в развитии европейской философской традиции.
  2. РУССКАЯ ФИЛОСОФСКАЯ МЫСЛЬ
  3. Философский плюрализм, многообразие философских учений и направлений
  4. 8. РУССКАЯ ФИЛОСОФСКАЯ МЫСЛЬ
  5. Русская идея Права - это, прежде всего, идея Любви.
  6. Теория науки —это молодая философская дисциплина
  7. 7 «ФИЛОСОФСКАЯ МЫСЛЬ РУССКОГО И УКРАИНСКОГО НАРОДОВ»
  8. 11 Русская философская мысль конца ХIХ - начала ХХ века
  9. Представляется необходимым еще раз подчеркнуть, что философско-историческая концепция русской революционной демократии 40-х гОдов к гегелевской философии истории не сводилась.
  10. Функционирование социального государства на изложенных выше принципах обеспечивается, прежде всего, с помощью соответствующих механизмов социальной по­литики.