<<
>>

§ 1. Происхождение и природа государственно-правовой идеологии западноевропейского марксизма

Западноевропейский марксизм, теоретические взгляды его основателей — К. Маркса и Ф. Энгельса на государство и право оказали определяющее практическое влияние на формирование идеологии государства и права в России после октябрьского переворота 1917 года.

Теоретики марксизма создали свою, особенную точку зрения, с которой оценивали все явления в сфере, охватываемой наукой о государстве и праве. И определенным результатом их изысканий стало появление такого феномена, как государственно-правовая идеология, оценка государственно-правовых явлений с жестко ограниченных позиций теоретического классового сознания, с позиций непримиримой борьбы классов. Исследователи отмечали, что «с позиций марксизма можно говорить о праве как об идеологическом, т.е. прошедшем через сознание людей, выражении определенных социально-экономических отношений»[4].

Государственно-правовая идеология марксизма основывается в первую очередь на экономическом детерминизме, предполагающем, что государство и право возникают исключительно из материальных (экономических) отношений[5].

Соответствующий отпечаток уровня экономического развития несет на себе и государство. Отсюда — взгляд на государство и право как надстроечное явление, возникающее на определенном экономическом базисе. По мнению отдельных ученых, в силу этого реальное государство и право в марксизме смешивается с политической и правовой идеологией. A само право рассматривается как определенная, «нужная» правовая теория[6].

Ho прежде чем непосредственно перейти к изложению государственно-правовой идеологии марксизма, полагаю, следует остановиться еще на одном источнике ее формирования — немецком гегельянстве. Философию права, разработанную Г.В.Ф. Гегелем, Маркс критикует в специальной работе, так и названной — «К критике гегелевской философии права».

B ней отдельные ключевые положения, разработанные Гегелем, Маркс подгоняет под нужды собственного государственно-правового учения.

Ключевой момент — основной областью, определяющей процесс развития истории, Маркс считает не государство, а гражданское общество.

B соответствии с данным рассуждением строится и вся логика работы Маркса.

Маркс отмечает, что Гегель в «Философии права» ставит перед собой задачу «представить монарха подлинным “богочеловеком”, подлиннымвоплощением идеи»[7]. Соответственно, подчеркивал Маркс, Гегель развивает идею власти монарха, которая представляется у него исключительно как «идея произвола, решения воли»[8].

Критически Маркс, глашатай интернационализма, оценивал и вывод Гегеля по поводу отношения народа к внешнему миру: «Суверенитет народа есть национальность, суверенитет государя есть национальность, или принцип монархической власти есть националъ- ность, которая сама по себе, и лишь она одна, образует суверенитет народа. Народ, чей суверенитет заключается лишь в национальности, имеет монарха»[9].

B соответствии с принятой Марксом презумпцией определяющего значения для исторического развития гражданского общества, он отмечает, что «суверенитет народа не есть производное от суверенитета государя, а, наоборот, суверенитет государя основан на суверенитете народа. ...Государство есть нечто абстрактное. Только народ есть нечто конкретное»[10].

Отношение к государству, как к абстракции приводит Маркса к следующему логическому построению. Так, он писал: «Демократия есть истина монархии, монархия же не есть истина демократии. ...В монархии целое, народ, подводится под один из способов его существования, под его политический строй. B демократии же сам государственный строй выступает как одно из определений, и именно — как самоопределение народа. B монархии мы имеем народ государственного строя, в демократии — государственный строй народа. Демократия есть разрешенная загадка всех форм государственного строя.

Здесь государственный строй не только в себе, по существу своему, но и по своему существованию, по своей действительности все снова и снова приводится к своемудействительному основанию, к действительному человеку, к действительному народу и утверждается как его собственное дело. Государственный строй выступает здесь как то, что он есть, — как свободный продукт человека»[11].

Понятно, что при подобном подходе существующие формы государства и в первую очередь — монархии, представляются Марксу своего рода реликтами, которые должны освободить историческую сцену для новых, прогрессивных способов государственного устройства — для демократии. Он писал: «Демократия относится ко всем остальным государственным формам как к своему ветхому завету. B демократии не человек существует для закона, а закон существует для человека; законом является здесь человеческое бытие, между тем как в других формах государственного строя человек есть определяемое законом бытие. ...В демократии ...политическое государство... само является в отношении народа только особым его содержанием, как и особой формой его существования. B монархии, например, это особое — политический строй — имеет значение всеобщего, определяющего и подчиняющего себе все особое. B демократии государство, как особый момент, есть только особый момент, как всеобщее же оно есть действительно всеобщее, т.е. оно не есть данное определенное содержание в отличие от другого содержания. Французы новейшего времени это поняли так, что в истинной демократии политическое государство исчезает. ...Во всех отличных отдемократии государственных формах государство, закон, государственный строй, является господствующим моментом без того, чтобы государство действительно господствовало, т.е. без того, чтобы оно материально пронизывало содержание остальных, неполитических, сфер. B демократии государственный строй, закон, само государство, поскольку оно представляет собой определенный политический строй, есть только самоопределение народа...»[12].

Очевидно, что здесь взгляды Маркса перекликаются с политико-правовыми воззрениями Руссо.

Рассуждая по поводу тезиса Гегеля о возможности каждого гражданина стать государственным чиновником, Маркс отмечал: «В подлинном государстве речь идет не о возможности для каждого гражданина посвятить себя всеобщему сословию {Маркс имеет в виду государственные должности — В.Б.), как особому сословию, а о способности этого сословия быть действительно всеобщим, т.е. быть состоянием всякого гражданина. Ho для Гегеля предпосылкой, из которой он исходит, служит псевдо-всеобщее, иллюзорно-всеобщее сословие... Тождество, сконструированное Гегелем между гражданским обществом и государством, есть тождество двух враждебных армий, где каждый солдат имеет “возможность” путем “дезертирства” статьчленом “враждебной” армии...»[13].

Особое внимание Маркс при формировании государственно-правовой идеологии уделяет обоснованию тождества между “революцией” и “прогрессом”, а также — права народа на свержение законной власти[14]. Он подчеркивал, что «в целом ряде государств строй менялся таким образом, что постепенно возникали новые потребности, старое подвергалось разложению и т.д., но для установления нового государственного строя всегда требовалась настоящая революция»[15]. Возможность эволюционного развития государственных форм классик отвергает в принципе. Именно за это он и критикует философию права Гегеля: «Категория постепенного перехода, во-первых, исторически неверна и, во-вторых, ничего не объясняет»[16]. По мнению Маркса, «необходимо, чтобы движение государственного строя, его прогрессивное движение стало принципом государственного строя, следовательно, чтобы принципом государственного строя стал действительный носитель государственного строя — народ. Самый прогресс и есть тогда государственный строй»[17]. И дальше Маркс замечает: «У неразумного народа не может вообще быть речи о разумной государственной организации»[18].

Иными словами, достаточно признать государственную форму, например, монархию — “неразумной” и уже легко вывести отсюда тезис о “неразумности” какого-либо народа, о его “контрреволюционности” и отсутствии стремления и способности к историческому прогрессу. Данные принципиальные положения в последующих работах классиков марксизма примут уже более жесткие и непримиримые формы.

Основную роль в государстве, по мнению Маркса, играет власть законодательная. Так, он писал: «Законодательная власть совершила французскую революцию. ...Именно потому, что законодательная власть являлась представительницей народа, родовой воли, она боролась не против государственного строя вообще, а против особого, устаревшего государственного строя. Правительственная же власть, напротив, совершала мелкие революции, ретроградные революции {или — контрреволюции — В.Б.), реакционные перевороты. Именно потому, что правительственная власть являлась представительницей особой воли, субъективного произвола, магической части воли, она боролась не за новую конституцию против старой, а против конституции вообще»[19].

И поэтому Маркс критикует Гегеля за тезис о необходимости придать демократии определенную форму: «Непосредственное участие всех в обсуждении и решении общих государственных дел вводит, по мнению Гегеля, “в государственный организм” “демократический элемент без всякой разумной формы, между тем как только такая форма и делает государство организмом”, т.е. демократический элемент, по Гегелю, лишь как формальный элемент может быть введен в государственный организм, который есть не что иное, как формализм государства. Как раз наоборот: демократический элемент должен быть действительным элементом, который во всем государственном организме создает свою разумную форму. Если же этот элемент входит в государственный организм, или государственный формализм, как “особый” элемент, то под “разумной формой” его бытия понимается тогда дрессировка, приспособление, понимается такая форма, в которой этот элемент не выявляет своеобразия своей сущности, — иными словами, в этом случае демократический элемент вступает в государственный организм лишь как формальный принцип»[20].

И вывод Маркс делает соответствующий: «Принимать участие в законодательной власти значит поэтому принимать участие в политическом государстве, значит выявлять и осуществлять свое бытие как члена политического государства, как члена государства. ...Сословный элемент есть гражданское общество в качестве законодательной власти, есть его политическое бытие. Стало быть, стремление гражданского общества проникнуть в законодательную власть всей массой, по возможности целиком, стремление действительного гражданского общества поставить себя на место фиктивного гражданского общества законодательной власти — это не что иное, как стремление гражданского обществадостигнуть политического бытия, или сделать политическое бытие своим действительным бытием»[21]. Из истории уже известно, что мечта Маркса, и также главного его последователя в России — Ленина, об участии «всех» в процессе управления государством, так и осталась утопией, нереализованной фантазией. Ho практико-политический смысл данного тезиса, берущего свое начало в учении Руссо, заключается, на мой взгляд, в наличии в нем определенного разрушительного потенциала для систем управления монархических государств, — и в первую очередь, России. Именно этот потенциал разрушения, а не мифическое участие «всех» в законодательной власти, привлекает внимание Маркса и его соратников, именно отсюда и следуют революционные импульсы для «контрреволюционных» народов и государств.

Экономический детерминизм приводит классиков марксизма к собственному пониманию хода исторического процесса, в котором одно из главных мест занимает непримиримая классовая борьба, битва между угнетателями и угнетенными. Об этом Маркс и Энгельс писали в работах, предшествующих появлению «Манифеста Коммунистической партии». Например, в произведении «Немецкая идеология»: «В своем развитии производительные силы достигают такой ступени, на которой возникают производительные силы и средства общения, приносящие с собой при существующих отношениях одни лишь бедствия, являясь уже не производительными, а разрушительными силами (машины и деньги). Вместе с этим возникает класс, который вынужден нести на себе все тяготы общества, не пользуясь его благами, который, будучи вытеснен из общества, неизбежно становится в самое решительное противоречие ко всем остальным классам; этот класс составляет большинство всех членов общества, и от него исходит сознание необходимости коренной революции, коммунистическое сознание, которое может, конечно, — благодаря пониманию положения этого класса, — образоваться и среди

других классов»[22].

Свою борьбу угнетенный класс направляет против господствующего класса. И тем самым, посредством социальной революции уничтожаются классы вообще: «При всех прошлых революциях характер деятельности всегда оставался нетронутым, — всегда дело шло только об ином распределении этой деятельности, о новом распределении труда между иными лицами, тогда как коммунистическая революция выступает против прежнего характера деятельности, устраняет труд и уничтожает господство каких бы то ни было классов вместе с самими классами, потому что эта революция совершается тем классом, который в обществе уже не считается более классом, не признается в качестве класса и является уже выражением разложения всех классов, национальностей и т.д. в теперешнем обществе»[23].

Противостоящие друг другу антагонистические классы — буржуазия и пролетариат. То, что последний класс — угнетенный, для классиков марксизма практически является аксиомой. Так, Маркс писал: «Существование угнетенного класса составляет жизненное условие каждого общества, основанного на антагонизме классов. Освобождение угнетенного класса необходимо подразумевает, следовательно, создание нового общества. Для того чтобы угнетенный класс мог освободить себя, нужно, чтобы приобретенные уже производительные силы и существующие общественные отношения не могли долее существовать рядом. Из всех орудий производства наиболее могучей производительной силой является сам революционный класс. ...Рабочий класс поставит, в ходе развития, на место старого буржуазного общества такую ассоциацию, которая исключает классы и их противоположность; не будет уже никакой собственно политической власти, ибо именно политическая власть есть официальное выражение противоположности классов внутри буржуазного общества»[24].

Ho настоящим призывом пролетариевкжестокой классовой борь-

бе по праву считается одно из основных политических произведений классиков марксизма — «Манифест Коммунистической партии».

«Манифест Коммунистической партии», по своей политико-правовой сути, является, на мой взгляд, настоящим манифестом гражданской войны, классового расизма. Так, авторы писали: «История всех до сих пор существовавших обществ была историей борьбы классов. ...Помещик и крепостной, мастер и подмастерье, короче, угнетающий и угнетаемый находились в вечном антагонизме друг к другу, вели непрерывную, то скрытую, то явную борьбу, всегда кончавшуюся революционным переустройством всего общественного здания или общей гибелью борющихся классов»[25].

Текст работы проникнут ненавистью к буржуазии, как классу: «...Она завоевала себе исключительное политическое господство в современном представительном государстве. Современная государственная власть — это только комитет, управляющий общими делами всего класса буржуазии. ...Буржуазия ...не оставила между людьми никакойдругой связи, кроме голого интереса, бессердечного “чистогана”. B ледяной воде эгоистического расчета потопила она священный трепет религиозного экстаза, рыцарского энтузиазма, мещанской сентиментальности»[26].

И ненависть к антагонистическому классу перемешана в «Манифесте» с тезисом о космополитичности буржуазии, об исчезновении национальной промышленности и национальной культуры: «Национальная односторонность и ограниченность становятся все более и более невозможными, и из множества национальных и местных литератур образуется одна всемирная литература»[27].

Классики марксизма особо подчеркивали, что любая борьба классов является прежде всего политическим сражением, т.е. — борьбой за власть в государстве.

Рабочий, или пролетарий, как его изображают Маркс и Энгельс, это человек, лишенный практически всего. У него отсутствует собственность, «его отношение к жене и детям не имеет более ничего общего с буржуазными семейными отношениями»[28]. И самое главное. Пролетарий — это человек, утративший собственный национальный характер. Своеобразный гражданин мира, мечтающий «всё поделить». По мнению авторов «Манифеста», национальный характер был «стерт» с пролетария всем ходом исторического развития. И в первую очередь — промышленным трудом.

Подобная позиция влечет за собой и логическое продолжение, когда Маркс и Энгельс говорят об отношении пролетария к государству и праву. Они писали: «Законы, мораль, религия — все это для него не более как буржуазные предрассудки, за которыми скрываются буржуазные интересы»[29]. Из истории уже известно, как подобные индивидуумы желали поражения собственной стране — России в первой мировой войне, как потом привели ее к хаосу и величайшей смуте, к потере значительной части завоеванных русским оружием и русской дипломатией территорий.

B заключение данного параграфа хотелось бы отметить, что государственно-правовая доктрина западноевропейского марксизма явила собой миру особый тип государственно-правовой идеологии, жестко отрицающей как преемственность истории, так и изначальность, самоценность права и устойчивого, стабильного государства. Право в данной идеологии жестко увязано с определенной конструкцией общества и уровнем экономического развития[30]. И парадоксальным образом учение об «освобождении труда» и самого угнетенного из всех существующих классов обернулось нарушением элементарных юридических прав населения. Причина, на мой взгляд, заключается в том, что революционный путь развития — это всегда стихия, хаос, смута, когда соблюдение закона становится практически невозможным, становится нереальным. Именно поэтому столь очевидна для классиков марксизма мысль о том, что после революции на месте разрушенного «старого» государства следует установить диктатуру

<< | >>
Источник: ВЛАДИМИР БЕРЕЗКО. ЛЕНИН И СТАЛИН: ТАЙНЫЕ ПРУЖИНЫ ВЛАСТИ. 2007

Еще по теме § 1. Происхождение и природа государственно-правовой идеологии западноевропейского марксизма:

  1. ГЛАВА 1. ГОСУДАРСТВЕННО-ПРАВОВАЯ ИДЕОЛОГИЯ ЗАПАДНОЕВРОПЕЙСКОГО МАРКСИЗМА
  2. § 2. Авторитаризм, как юридическая категория государственно-правовой идеологии западноевропейского марксизма.
  3. Марксизм как политико-правовая идеология
  4. ГЛАВА 2Сущность, происхождение и правовая природа государства
  5. 5.1. Государственно-правовая идеология консервативной революции в Европе в начале XX в.
  6. ГЛАВА ВТОРАЯ Научная сущность идеологии марксизма-ленинизма
  7. § 1.3. Правовая природа государственно-частного партнерства
  8. § 4. Государственная власть и идеология
  9. Теоретическая посылка «плюрализации» марксизма — полное и абсолютное «отлучение» марксизма от науки.
  10. § 4. Государственная власть и идеология
  11. 2.1. Роль идеологии в обеспечении государственной безопасности
  12. § 1. Основные черты политико-правовой мысли западноевропейского средневекового общества
  13. Правовая мысль Руси отлична от западноевропейской по ряду качественных характеристик.
  14. Глава 1. Договорное право в контексте западноевропейской правовой традиции.
  15. ПОЛІТИКО-ПРАВОВЕ ВЧЕННЯ МАРКСИЗМУ
  16. Тема 3. Салическая правда – раннефеодальный правовой памятник западноевропейского средневековья
  17. Аристотель отрицал божественное происхождение сно­видений, включая их в круг явлений природы.