<<
>>

Самодержавие — государственный идеал славянофилов

Преданность самодержавию в сфере политической пропорциональна сравнительному индифферентизму народа к делам мира всего вообще, а следовательно, силе его интересов в высшей области духа (чистой человечности).

Д. А. Хомяков

В мировоззрении представителей славянофильского движения единственной возможной формой правления для России является самодержавие. Даже одно время сомневающийся И. В. Киреевский признавал: «Русский человек любит своего царя. Это действительность несомненная, потому что очевидная и ощутительная для каждого»[132]. Русский народ, отказавшийся от политической жизни ради духовного спасения, в земном мире нуждается во власти - хранительницы мира от зла и пороков. Но коль скоро весь народ отстраняется от власти, то естественно, что государство вверяется в руки одного человека, который ни с кем не разделяет своих властных полномочий. В государственном плане идеал для славянофилов - неограниченное законом самодержавие, чутко оберегающее духовный мир русского народа от проникновения зла, политиканства, материального порока.

Российское самодержавие выступает формой народного менталитета, отражает его мечту о духовной свободе в поисках царствия Божьего. Политика отвлекает человека от нравственных дел и веры, приземляет его мир до материальных успехов и благополучия. Поэтому в политике человек подвержен искушениям и соблазну и постепенно отдаляется от Бога в мирских заботах и делах. Власть не прельщает русского человека своим внешним блеском и могуществом, так как в его глазах земные блага тленны, а истинный смысл человеческой жизни в духовном подвижничестве. Знаток славянофильства Н. В. Устрялов подметил: «При самодержавии народ свободен. Славянофилы думали даже, что только при самодержавии он свободен воистину. Он всецело предоставлен самому себе. Он не вмешивается в область правительственной власти, но зато и правительственная власть должна уважать его внутреннюю жизнь»[133].

Д. А. Хомяков, сравнивая западного и восточного человека пишет: «Но именно этот «гром земли» никогда не оглушал вполне восточного человека, всегда понимающего, что есть интересы выше этой земной мишуры и что настоящая цель человека - это проявление внутренней свободы и охранения ее не столько от так называемой политической зависимости, сколько от зависимости от поглощения интересами политическими, тем, что на Западе выражается словом «цивилизация». Восточный человек искал просвещения, а западный - цивилизации, т.е. просвещения же, но на почве градостроительства, обращения человека в гражданина... Русский народ в отношении духовном ближе стоит к жителям разноплеменной Азии»[134].

В своих трудах относительно самодержавия славянофилы сформулировали ряд характерных черт самодержавного строя.

1. Русское самодержавие обусловлено христианским сознанием народа, ищущего не земного, а божественного, святого, духовного в мире. Самодержавие для славянофилов - отражение народного духа, доверившего власть верховному и неограниченному законом властителю ради освобождения себя от тягостей политической жизни. В силу этого политический идеал славянофилов можно назвать народной монархией. Народный характер русского самодержавия А. С. Хомяков выразил в следующих словах: «Когда после многих крушений и бедствия русский народ общим советом избрал Михаила Романова своим наследственным государем (таково высокое происхождение императорской власти в России), народ вручил своему избраннику всю власть, какою облечен был сам, во всех ее видах. В силу избрания, Государь стал

главою народа в делах церковных, так же как и в делах

**

гражданского управления»[135].

Сын А. С. Хомякова, Дмитрий Алексеевич Хомяков, так трактовал своеобразие русской политической формы: «Таким путем получаются два народных типа: один, нуждающийся в Самодержавии духовном и не терпящий его в области политической: это Запад эллино-римской культуры; и другой - Восток с Россией во главе, твердо стоящий за самодержавие гражданское, но не терпящий никакого властного вмешательства в дела духа и даже почти не понимающий такового.

В одном случае Самодержавие государственное и республика в области духа; а в другом Самодержавие духовное и республика в области гражданской»[136].

2. Власть самодержца не ограничена юридическими нормами, поскольку между народом и царем не может быть формальных гарантий, а существует нравственная связь - доверие друг к другу. Вот что по этому поводу писал Ю. Ф. Самарин: «Мы твердо убеждены, что все современные толки о перемене формы правления не что иное, как пустая болтовня, чуждая не только правды, но даже искренности. России нужно не то. После освобождения крестьян, которое могло быть исполнено успешно и мирно только самодержавной властью, нам нужны: веротерпимость, прекращение полицейской проповеди против раскола, гласность и независимость суда, свобода книгопечатания как единственное средство выгнать наружу все зараженные соки, отравляющие нашу литературу, и через это самое вызвать свободное противодействие искренних убеждений и честного здравомыслия. Нам нужны: упрощение местной администрации, преобразование наших налогов, свободный доступ к просвещению, ограничение непроизводительных расходов, сокращение придворных штатов и т. д., и т. д. И все это не только возможно без ограничения самодержавия, но скорее и легче совершится при самодержавной воле, чуждой страха и подозрительности, понимающей свою несокрушимую силу и потому внимательной к свободному выражению народной мысли и народных потребностей»[137].

В дальнейшем многие мыслители подхватили идею неограниченности самодержавной власти. Так, М. Б. Смолин на основе работ Л. Тихомирова, В. Д. Каткова и П. Е. Казанского формулирует следующую мысль: «Законы для Верховной Власти имеют - очевидно - лишь нравственное значение. Как только нравственная правда закона перестает работать, как только закон перестает обеспечивать поддержание правды в обществе, так в отношении такого закона Верховная власть теряет необходимость самоограничиваться и либо изменяет, либо отменяет его вовсе. Самодержец владеет Верховной Властью не для утехи вседозволенностью, а для исполнения своего долга и пробуждения других к его исполнению.

Поэтому, собственно, будучи ограниченным самой сущностью монархического принципа, Самодержец должен быть образцом служения долгу, правде»[138].

3. Самодержавная власт ь передается по наследству, что ограждает от прихода к власти, с помощью насилия и борьбы, незаконных преемников, непричастных к несению тяжкого бремени государственного дела. «Наследственность высшей власти - особенно по душе русскому человеку, - указывает Д. А. Хомяков, - во-первых, потому, что еще более удаляет от необходимости совершать избрание, что опять-таки форма политического действия, и, во- вторых, потому, что наследственность власти дает союзу с ее народом характер «ограниченности всего строя», при которой личные черты властителя сглаживаются фактом «прирожденности», следовательно, гармоничной связи, которая по народному понятию, крепче, чем связь только утилитарная, при которой власть будто бы поручается всегда лучшему. Лучший для народа тот, кто органически вырос во властителя, хотя бы другой был и умнее и способнее: ибо относительные достоинства человека не исчерпываются одним формальным умом»[139].

4. Самодержавная власть ограничивается, обрамляется нравственным долгом царя и доверием народа. Можно сказать, что между царем и народом в России сложилась органическая нравственная связь, которая оберегается как самодержцем, так и обществом. Царь не всевластен и не абсолютен в своем государевом деле. Его забота - благо народа всеми силами и средствами. В своей речи И. С. Аксаков раскрывает нравственное ограничение самодержавного строя: «Не скрыта от мудрости немощь человеческого естества, возможность греховных уклонений или падений, да и не ищет он безрассудно совершенства в делах земных, но споспешествует им молитвою, нравственным подвигом жизни, ждет, долготер- пит, и веруя в благую мощь Божией правды, неуклонно верует и в святыню души, и совести человеческой. «Верой в человека» любят рядиться порой на Западе так называемые гуманисты, но эта их вера лишена нравственной божественной основы, а потому посрамляется ежечасно.

Ни в одном народе не живет эта вера с такой силой, как в Русском; высшим ее проявлением и служит полнота власти, которой облечены его самодержцы. Не бездушным, искусно сооруженным механизмом является власть в России, а с человеческой душой и сердцем...

В том-то вся и сущность союза царя с народом, что божественная нравственная основа жизни у них едина, единый Бог, единый Судия, един Господень закон, единая правда, единая совесть. На совести, на вере в Бога и на страхе Божием утверждаются их взаимные отношения, и вот почему ни для царской власти, ни для народного послушания не существует иных ограничений, кроме заповедей Господних»[140].

По мысли славянофилов, юридические гарантии в отношении власти бессильны и делают нравственные отношения царя с народом формальными, устанавливая лишь узкие и хрупкие правовые связи. Там, где имеет место внешняя правда (закон), теряется живое, органическое доверие между людьми. Общество и власть противополагаются друг к другу, поскольку между ними нет больше доверия. Таким путем пошла Европа, выдвинув теорию общественного договора, чтобы в условиях борьбы, отчуждения и недоверия найти взаимовыгодный компромисс.

Сила самодержавия в России не в законе и принуждении, а в вере народа. Константин Аксаков восклицал: «Гарантия не нужна! Гарантия есть зло. Где нужна она, там нет добра; пусть лучше разрушится жизнь, в которой нет ничего доброго, чем стоять с помощью зла. Вся сила в идеале. Да и что стоят условия и договоры, коль скоро нет силы внутренней?.. Вся сила в нравственном убеждении. Это сокровище есть в России, потому что она всегда верила в него и не прибегала к договорам»[141].

Любопытно, что с точки зрения славянофильского учения концепции общественного договора и правового государства не выдерживают никакой критики. Юридическое самоограничение власти договорами или законами - колосс на глиняных ногах, который в любое мгновение может рухнуть. Юридические рамки не выражают совести и веры человека, от которых зависит каждый поступок как власти, так и народа.

По сути дела правовое государство - это политический миф, обеспечивающий мнимое и лишь кажущееся уважение народа к власти в западных странах. Действительно, разве не способна власть, издавшая закон, отменить его? Какие юридические гарантии помешают ей снять с себя ограничения? Границы задаются зовом человеческой совести, которая одна способна сдержать внутренние порывы зла.

5. Самодержец - человек, несущий гнет власти, а потому почитаемый народом как человек нравственного подвига. Иван Сергеевич Аксаков справедливо указывал: «Русский венец, или жезл правления, не игралище периодических выборов, не предмет добычи для борющихся партий - способом насильственного или искусственного захвата. При благословенном наследственном образе нашего правления Царь приемлет власть не своим честолюбивым или властолюбивым хотением, а по произволению Божьему, приемлет как бремя, как служение, как подвиг, Богом ему сужденный»[142]. В русском отношении к власти нет патологической тяги, жажды господства над людьми и самообожания. Власть дается не для удовольствия и выгод, а для служения обществу.

В противном случае, это не власть, а вырождение, нравственная деградация.

А. С. Хомяков описывает так национальное мироощущение по поводу власти: «Государство, скрепляясь в своем единстве для исполнения потребности разумной и неотвратимой, никогда не теряет из вида своего несовершенства и, сохраняя язык и чувство смирения, не допускает в себя ни гордости, ни самоуспокоения. Ему неизвестны ни древние триумфы, ни торжества самодовольной силы, ни притязания на святость, как в Святой Римской Империи... В народе пороки, следствие невежества или увлечения страсти, не оправдывали себя пред судом совести или закона божественного призраками са- мосозданных законов, и никогда личное или общественное самодовольство не наряжало себя в мишурный блеск мнимоправедной гордости»[143].

По сути дела бремя власти, вверенной царю, превращает его жизнь в подвижничество, схожее с русским старчеством, только в области земного порядка. Н. В. Устрялов так охарактеризовал нравственное бремя самодержавного правителя: «И вот царь, живой русский человек, человек из народа, берет на себя народом на него возложенное бремя власти, государствования. Во имя служения Земле он как бы отрекается от себя и посвящает себя тем делам государственным, которым так чужд по природе всякий русский человек. На венец царя славянофилы смотрели, как на своего рода мученический венец, жертвенный символ самоотречения»[144].

Тягость власти венценосного самодержца А. С. Хомяков отразил в стихах:

А ты, в смирении глубоком Венца принявший тяготу,

О, охраняй неспящим оком Души бессмертной красоту!

6. Функции царя ограничиваются охраной порядка и мира от внешних угроз и проявления зла со стороны людей. Обществу, земле предоставлена свобода духа и быта. Дмитрий Алексеевич Хомяков в следующих своих рассуждениях раскрывает отношения между государством и обществом: «Древнерусское понятие о земле и государстве было такое живое, что ни народ, ни Царь ни минуты не задумывались насчет взаимоотношения этих двух факторов государственного строя. Земля очень хорошо понимала, что есть государево дело; и что ей в это дело мешаться не подобает без приглашения; но и Царь очень понимал, что такое великое земское дело, и знал, что цель его великого государева дела состоит в том, чтобы дать Земле жить своею земской жизнью. Древнерусские Самодержцы так и смотрели на вещи: они не боялись в народе властолюбия, а напротив, зная, как народ чуждается власти, и вместе с тем, зная, как необходимо общение умственное с народом для правильного «бега родного корабля», понуждали его к разрешению государственных дел, от которых этот самый народ был наклонен ”сверх меры уклоняться”»[145].

7. Самодержавие должно опираться на православные идеалы. Безбожная власть славянофилами отвергалась как власть порочная, дьявольская. Принципы отделения церкви от государства, светского государства, декларированные современной Конституцией России (1993 г.), славянофилы восприняли бы как ложные, расходящиеся с национальным духом России и с ее историей. Власть, не имеющая религиозной основы, мертва и обречена на катастрофу. Такая власть не имеет духовной перспективы, ограничена земными заботами и не устремлена к высоким нравственным задачам общественного развития. И. С. Аксаков писал о православных началах русской власти в речи по случае коронования императора Александра III: «Сегодня, во имя Бога и под страхом Божиим, приял единый человек тягчайшее, хотя и освященное бремя - дар полновластия над братьями-человеками... О, то был дивный и вещий миг, когда, как бы удрученный такою непомерною тягостью, нововенчанный Царь, могущественнейший из владык мира, облеченный во все знамения земного величия, повергся в прах пред величеством Божиим как бренный, немощной человек, как раб Божий и, смиряясь пред неисследимым о нем смотрением Господа, коленопреклоненно, во услышание всем, молил Царствующих: да наставит, да управит Его в великом служении сем, да восполнит Его человеческую немощь, да вразумит Его - что есть угодно пред очами Твоими и что есть право в заповедях Твоих, Господи! Казалось, будто в сей миг, из самой глуби веков, коих этот древний храм - живой свидетель, простерлись над царственной головой незримые благословляющие длани. Когда же вслед за сим, как бы укрепленный силой выше, воздвигся Он во всем сиянии и блеске своего сана, - коленопрекло- нялись в свой черед все предстоявшие в храме, и устами первосвященника, от имени всего Русского народа, вознесли горячую мольбу к Милосердному Судии царей и поданных - да «не посрамит Господь народного чаяния» и ниспошлет духа правды и истины, дар разума и премудрости Тому, кому народ вверяет свою судьбу и несет дар самоотверженной преданности и послушания... Это было воистину венчание Царя с Землей, обмен их обетов Господу и друг другу, обетов любви и верности. Это светлый праздник взаимных уз!»[146].

В литературе, посвященной политическим идеям славянофилов, высказывается мнение, будто славянофилы к признакам самодержавия относили «широкие социальные функции государства»[147]. Вряд ли с такой интерпретацией можно согласиться. Прежде всего, славянофилы четко размежевали государево дело по охране мира и поддержанию порядка, с одной стороны, и по свободе духа и быту земли, с другой. Во-вторых, славянофилы были против неуместного вмешательства государства в общественную жизнь. Активный защитник самоуправления и свободы общества И. С. Аксаков писал: «Всякая попытка организовать общество политически противоречила бы самому существу общества, убила бы внутреннюю свободу его развития, внесла бы в стихию его духовной деятельности начало внешнего принуждения. При всем том общество такое имеет значение в организме народа, граждански живущего, что без него бессилен народ и несостоятельно

*#* T>

государство»[148]. Внешнее принуждение, мелочная юридическая регламентация общественных устоев убивает свободу духа и ущемляет жизнь народа. Поэтому государство должно ограничиваться сферой обороны страны, охраны общества от всплесков зла, то есть теми областями, где целесообразно применение принуждения.

<< | >>
Источник: Васильев А.А.. Государственно-правовой идеал славянофилов. 2010

Еще по теме Самодержавие — государственный идеал славянофилов:

  1. Васильев А. А.. Государственно-правовой идеал славянофилов. 2010, 2010
  2. Самодержавие для славянофилов
  3. Достоинства самодержавия как формы правления государством славянофилы и их последователи видели в следующих моментах.
  4. Несовместимость русской культуры с идеалами права и закона славянофилы видели в духовнонравственных и исторических различиях России и Запада.
  5. Славянофилы несовместимость русской культуры с идеалами права и закона видели в духовно-нравственных и исторических различиях России и Запада.
  6. Самодержавие должно опираться на православные идеалы, а русский царь должен быть православным.
  7. Живите согласно своим идеалам. Дневник ежедневного применения своих идеалов
  8. Однако ошибочно было бы считать славянофилов сторонниками имперской государственности.
  9. Государственный идеал священника Павла Флоренского
  10. Михаил Михайлович Сперанский — русский политический мыслитель и государственный деятель, автор проектов реформ российского самодержавия.