<<
>>

§ 1. Виды инвестиционных споров с участием иностранных лиц и их международная подсудность

Связанные с осуществлением инвестиционной деятельности правовые споры (инвестиционные споры) многообразны и могут быть классифицированы по различным основаниям: по субъектному составу, характеру отношений, подлежащему применению праву, компетентному органу, порядку разрешения споров и т.д., которые, по нашему мнению, с разных сторон характеризуют две группы принципиально отличных друг от друга инвестиционных споров, а именно:

1) споры между принимающим государством и государством инвестора или международной организацией, возникающие из международных правоотношений, носящие международный (межгосударственный) характер и разрешаемые на основании норм международного публичного права в рамках международной правовой системы;

2) споры между иностранным инвестором и иным физическим или юридическими лицом либо принимающим государством, возникающие из гражданских, административных и иных публичных правоотношений, осложнённых иностранным элементом, носящие транснациональный характер и разрешаемые государственными судами и арбитражами на основании норм права, относящихся к разным системам права, в рамках национальной правовой системы.

Вместе с тем в литературе были предложены иные группы (виды) инвестиционных споров, выделяемые на основании сразу нескольких и не совсем понятных критериев и потому не позволяющие их чётко разграничить.

Так, Л. Шерстнёва отдельно различает: а) инвестиционные споры между частным иностранным инвестором и государством, принимающим частные инвестиции; б) различные имущественные и хозяйственные споры гражданско-правового характера; в) споры между иностранным инвестором, предприятиями с иностранными инвестициями с органами принимающего государства . М. А. Баратова выделяет: а) споры между иностранным частным инвестором и государством, принимающим иностранные инвестиции; б) споры между участниками совместного предприятия, споры одного из участников с совместным предприятием; споры, сторонами в которых выступают предприятия с иностранными инвестициями и предприятия и фирмы страны местонахождения такого предприятия с иностранными инвестициями; споры между предприятиями с иностранными инвестициями и юридическими и физическими лицами других государств; споры между иностранным инвестором или предприятием с иностранными инвестициями с органами государства

- 593

страны, принимающей иностранные инвестиции .

Полагаем, споры между иностранным инвестором и принимающим государством могут возникать не только из гражданских, но и административных и иных публичных правоотношений и потому в полной [592] [593] мере могут быть отнесены сразу к нескольким группам, выделяемым вышеназванными авторами. Отсутствуют в качестве самостоятельного вида межгосударственные (международно-правовые) инвестиционные споры. Последние возникают между государствами и могут быть связаны с толкованием или применением заключённого между ними международного договора. К примеру, согласно статье 64 Вашингтонской конвенции любой спор, возникающий между государствами — участниками Вашингтонской конвенции — относительно толкования или применения Вашингтонской конвенции и не урегулированный путём переговоров, передаётся в Международный Суд ООН по заявлению любой из сторон в таком споре, если только эти государства не договорятся об ином способе урегулирования.

Межгосударственный характер может приобрести спор и в случае реализации государством своего права на дипломатическую защиту своих инвесторов, которое основано на том, что причинение вреда гражданину (или юридическому лицу) представляет собой причинение вреда и государству, гражданином которого он является. Оно осуществляется государством[594] по его политическому усмотрению в рамках международной, а не национальной правовой системы, как правило, тогда, когда его граждане и юридические лица не в состоянии защитить свои права и интересы в судах принимающего государства, т.е. когда последнее нарушает нормы международного публичного права, в частности, в таких случаях, как: а) принятие законодательства, имеющего дискриминационный характер по отношению к иностранным лицам; б) проведение экспроприации без выплаты компенсации; в) нарушение положений двустороннего международного договора[595].

Вместе с тем не вызывает сомнения то, что первоначально возникший

596

инвестиционный спор носит гражданско-правовой характер и не должен разрешаться на межгосударственном уровне, т.е.

превращаться в международно-правовой. По крайней мере, с нашей точки зрения, всегда есть возможность для сторон обратиться в международный коммерческий арбитраж, если существуют сомнения в беспристрастном и справедливом рассмотрении дела судами принимающего государства. На это делает акцент Вашингтонская конвенция, которая в статье 27 прямо предусматривает, что ни одно государство — участник Вашингтонской конвенции — не предоставляет дипломатической защиты и не предъявляет международного иска в отношении спора, который одно из его физических или юридических лиц и другое государство — участник Вашингтонской конвенции — согласились передать или передали на арбитраж на основании Вашингтонской конвенции, кроме случая, когда другое такое государство не соблюдает или не выполняет арбитражное решение, вынесенное по данному спору. По этой причине участие принимающего государства, включая и Российскую Федерацию, в Вашингтонской конвенции имеет важное значение для привлечения иностранных инвестиций.

Все иные инвестиционные споры, участниками которых являются иностранные инвесторы, подлежат разрешению в рамках национальной правовой системы. К ним, в частности, относятся споры между иностранным инвестором и принимающим государством, которые могут быть связаны не только с заключённым между данными сторонами инвестиционным договором, но и при его отсутствии. В последнем случае в качестве основания возникновения правоотношения выступает деликт — причинение вреда иностранному инвестору принимающим государством в результате, как правило, незаконных действий (бездействия) его органов и должностных [596] лиц. Последние могут включать издание нормативного или индивидуального акта государственного органа или органа местного самоуправления, а также совершение ими иных юридических и фактических действий, которые нарушают положения международного договора или национального законодательства (например, о предоставлении режима наибольшего благоприятствования, выплате компенсации при экспроприации и т.д.).

К примеру, в деле AMCO Asia Corporation, Pan American Development Limited and P.T. AMCO Indonesia v. Republic of Indonesia действия государства Индонезия, выраженные в непринятии им необходимых мер по защите иностранных инвесторов от незаконного захвата отеля военными лицами, были признаны нарушением Индонезией своих обязанностей.

Возникшее вследствие причинения такого вреда правоотношение между иностранным инвестором и принимающим государством, на наш взгляд, имеет обязательственно-правовой характер и относится к сфере действия гражданского права, возлагающего в статьях 16, 16.1 и 1069 ГК РФ на государство обязанность возместить причинённые органами власти и их должностными лицами вред (убытки). По этой причине нельзя согласиться с распространённой в литературе точкой зрения о том, что инвестиционный спор между иностранным инвестором и принимающим государством о соблюдении положений международных договоров носит публично-

597

правовой характер .

Инвестиционные споры, возникающие из гражданских, административных и иных публично-правовых отношений с участием иностранных инвесторов, по общему правилу подлежат разрешению в судебном порядке. Международная подсудность таких споров определяется не только национальным законодательством, в частности, ГПК РФ, АПК РФ, Федеральным законом от 24 июля 2002 г. № 102-ФЗ «О третейских судах в [597]

ego

Российской Федерации» , Законом РФ от 7 июля 1993 г. № 5338-1 «О международном коммерческом арбитраже», но и международными договорами. Последние могут предусматривать возможность рассмотрения инвестиционных споров между государствами и гражданами других государств в МЦУИС.

К примеру, в соответствии с пунктом 2 статьи 8 Типового соглашения между Правительством Российской Федерации и правительствами иностранных государств о поощрении и взаимной защите капиталовложений, утверждённого Постановлением Правительства Российской Федерации от 9 июня 2001 г. № 456, если спор не может быть разрешён путём переговоров, то он по выбору инвестора может быть передан на рассмотрение в:

1) компетентный суд или арбитраж страны, на территории которой осуществлены капиталовложения;

2) арбитраж ad hoc в соответствии с Арбитражным регламентом ЮНСИТРАЛ[598] [599];

3) МЦУИС для разрешения спора в соответствии с положениями Вашингтонской конвенции при условии, что она вступила в силу для обеих стран или в соответствии с Дополнительными правилами МЦУИС в случае, если Вашингтонская конвенция не вступила в силу для обеих или одной из стран.

Подобная норма предусмотрена также в пункте 2 статьи 9 Соглашения о поощрении и взаимной защите инвестиций в государствах — членах ЕврАзЭС 2008 г.

Компетенция международного коммерческого арбитража основывается на письменном соглашении участников инвестиционного спора. Международное и национальное право многих стран мира, включая и Российскую Федерацию, признаёт такое соглашение заключённым в письменной форме, если оно:

1) содержится в документе, подписанном сторонами (арбитражное соглашение или арбитражная оговорка в договоре);

2) заключено путём обмена:

— письмами, сообщениями по телетайпу, телеграфу или с использованием иных средств электросвязи, обеспечивающих фиксацию такого соглашения;

— исковым заявлением и отзывом на иск, в которых одна из сторон утверждает о наличии соглашения, а другая против этого не возражает[600].

В частности, согласно пункту 2 статьи II Нью-Йоркской конвенции о признании и приведении в исполнение иностранных арбитражных решений от 29 декабря 1958 г.[601] (далее — Нью-Йоркская конвенция) термин «письменное соглашение» включает арбитражную оговорку в договоре, или арбитражное соглашение, подписанное сторонами, или содержащееся в обмене письмами или телеграммами. Пункт 2 статьи I Европейской конвенции о внешнеторговом арбитраже от 21 апреля 1961 г.[602] под арбитражным соглашением понимает арбитражную оговорку в письменной сделке или отдельное арбитражное соглашение, подписанное сторонами или содержащееся в обмене письмами, телеграммами или в сообщениях по телетайпу, а в отношениях между государствами, в которых ни один из законов не требует письменной формы для арбитражного соглашения, — всякое соглашение, заключённое в форме, разрешённой этими законами.

Вместе с тем наличие арбитражного соглашения ещё не означает бесповоротный отказ сторон о передаче спора в иной суд. Оно может быть изменено по соглашению сторон, в том числе путём, когда одна сторона обращается в этот иной суд, а другая сторона не возражает против этого.

Из этого положения исходит арбитражная практика в Российской Федерации.

К примеру, между ОАО «Преображенская база тралового флота» (заказчик) и японской фирмой «Тайе Геге Ко., Лтд» (подрядчик), правопреемником которой являлась японская фирма «Маруха Корпорейшн», был заключён контракт от 27 июля 1993 г. № ТМ-001-93 на ремонт плавбазы «Калининградский комсомолец». Пунктом 54 контракта предусматривалось, что все споры и разногласия сторон рассматриваются в арбитражном порядке в г. Стокгольме без вмешательства генеральных судов; при разрешении спора арбитраж руководствуется условиями контракта, а в других случаях применяется материальное право Швеции. Дополнением от 18 февраля 1998 г. № 3 к контракту стороны изменили редакцию пункта 54, установив, что возникающие споры подлежат разрешению в Арбитражном суде Приморского края в соответствии с установленной законодательством Российской Федерации процедурой.

Президиум Высшего Арбитражного Суда Российской Федерации заключил, что при наличии соглашения спорящих сторон о передаче разногласий на разрешение третейского суда российский арбитражный суд вправе рассматривать подведомственный ему спор с участием иностранного лица и в том случае, если иск предъявлен в надлежащий арбитражный суд субъекта Российской Федерации и ответчик не заявляет ходатайства о передаче спора в третейский суд до своего первого заявления по существу спора. В данном деле на момент обращения с иском возможность рассмотрения возникшего спора третейским судом (арбитражем) сторонами не была утрачена, однако до своего первого заявления по существу спора ответчик не подтвердил своего желания обратиться в третейский суд (арбитраж), а напротив, приводил доводы и представлял доказательства по существу заявленного иска об оплате задолженности. Поэтому после своего первого заявления по существу данного спора ответчик не мог ссылаться на наличие арбитражной оговорки[603].

В международном и национальном праве многих стран арбитражная оговорка считается автономной от договора, в котором она содержится. Это означает, что признание недействительным договора не влечёт за собой недействительность соглашения о передаче спора третейскому суду (пункт 1 статьи 17 Федерального закона от 24 июля 2002 г. № 102-ФЗ «О третейских судах в Российской Федерации», пункт 1 статьи 16 Закона РФ от 7 июля 1993 г. № 5338-1 «О международном коммерческом арбитраже»).

Данное положение подлежит, с нашей точки зрения, уточнению. Дело в том, что оно справедливо лишь в отношении оснований, которые влияют на недействительность договора, а не арбитражной оговорки. Это те, которые могут быть связаны с пороками формы или содержания. К примеру, ГК РФ и иные федеральные законы в ряде случаев требуют соблюдения письменной нотариальной формы сделки. В противном случае она является недействительной (пункт 2 статьи 162, пункт 1 статьи 165 ГК РФ). То же самое следует сказать и в отношении соответствия или несоответствия договора специальным требованиям федеральных законов, указов Президента Российской Федерации и постановлений Правительства Российской Федерации (статья 168 ГК РФ).

Вместе с тем существуют основания, которые должны порождать одновременно недействительность как договора, так и содержащейся в нём арбитражной оговорки. К ним следует отнести те, которые связаны с пороками в субъектном составе и воли в сделке (статьи 171-179 ГК РФ). Понятно, к примеру, что если лицо было признано недееспособным, оно не могло заключить любую сделку (как договор, так и арбитражное соглашение) и породить какие-либо юридические последствия (статья 171 ГК РФ). Ход наших рассуждений целесообразно подкрепить положением статьи 180 ГК РФ, которая гласит: «Недействительность части сделки не влечёт недействительности прочих её частей, если можно предположить, что сделка была бы совершена и без включения недействительной её части». Представляется, что именно из этих представлений исходит Нью-Йоркская конвенция, которая в подпункте «а» пункта 1 статьи V устанавливает, что если стороны в арбитражном соглашении были по применимому к ним закону в какой-либо мере недееспособны или это соглашение (включая арбитражную оговорку) недействительно по закону, которому стороны это соглашение подчинили, а при отсутствии такого указания — по закону страны, где решение было вынесено, то это является основанием в отказе в признании и приведении в исполнение арбитражного решения.

В юридической науке не нашёл единого понимания вопрос о правовой природе арбитражного соглашения, а именно: является ли оно институтом материального или процессуального права. По-разному решается вопрос и в арбитражной практике.

Так, российская организация предъявила иск к бельгийской фирме о взыскании стоимости поставленного товара. Международный коммерческий арбитражный суд при Торгово-промышленной палате Российской Федерации признал заключённый сторонами контракт недействительным из-за нарушений требований законодательства СССР о порядке подписания внешнеторговых сделок. В связи с этим возник вопрос о действительности содержавшейся в этом контракте арбитражной оговорки. Суд посчитал, что арбитражная оговорка по своей юридической природе является отличной от внешнеторговой сделки и на неё не распространяется порядок подписания внешнеторговых сделок. При этом арбитражное соглашение (арбитражная оговорка) является процессуальным договором, независимым от материально-правового договора, в который оно включено[604].

С таким выводом трудно согласиться. То, что арбитражная оговорка является автономной от самого договора (что закреплено как в международном, так и национальном праве многих государств, включая и Российскую Федерацию), ещё не означает, что она представляет собой процессуальный договор. Напротив, арбитражное соглашение подчиняется

закону, который стороны избрали в силу автономии воли сторон, а при его отсутствии — по закону страны, где решение было вынесено (подпункт «а» пункта 1 статьи V Нью-Йоркской конвенции и пункт 2 статьи VI Европейской конвенции о внешнеторговом арбитраже от 21 апреля 1961 г.). Как известно, такой выбор возможен лишь в отношении материальноправовых договоров. Процессуальные отношения подобного не допускают и регулируются только lex fori.

В большинстве споров арбитражные суды также рассматривают арбитражную оговорку материально-правовым договором. К примеру, в деле Banro American Resources, Inc. and Societe Aurifere du Kivu et du Maniema S.A.R.L. v. Democratic Republic of the Congo (Case No. ARB/98/7)[605] между канадской корпорацией Banro Resource Corporation (Banro Resource), созданной по праву канадской провинции Онтарио, компанией Societe Miniere et Indus-trielle du Kivu, S.A.R.L. (SOMINKI), с одной стороны, и Правительством Конго, с другой стороны была заключена конвенция (договор) в сфере недропользования, предусматривающая создание в Конго компании Societe Aurifere du Kivu et du Maniema S.A.R.L. (SAKIMA) и разрешение споров между её участниками в МЦУИС. В августе 1998 г. канадская корпорация Banro Resource продала принадлежащие ей акции компании SAKIMA своей дочерней корпорации Banro American, которая и обратилась в МЦУИС по причине нарушения Правительством Конго вышеназванной конвенции. Однако арбитраж МЦУИС отметил, что Канада, в отличие от США, не является участником Вашингтонской конвенции. Как следствие, положение конвенции о передаче спора в МЦУИС не имело первоначально юридической силы. Соответственно, в юрисдикцию МЦУИС не входит рассмотрение данного инвестиционного спора. Тем не менее арбитраж МЦУИС допускал возможность «передачи арбитражной оговорки», содержащейся в конвенции, вместе с передачей акций.

Другой пример из арбитражной практики Российской Федерации. Между бельгийской фирмой «B & R» b.v.b.a. и американской фирмой «Golubov & Tiagai, PLLC» (США) в 1996 г. был заключён договор уступки права иска, требования и долга, по которому первая фирма передала второй право требования к ОАО «Волгоградский алюминий» о возврате 700 тыс. дол. США, полученных данным российским акционерным обществом от бельгийской фирмы «B & R» b.v.b.a. по договору о предоставлении ссуды от 8 апреля 1993 г. Последний предусматривал, что все возникшие из него споры и разногласия будут разрешаться путём переговоров, а в случае, если спорные вопросы не будут урегулированы мирным путем, — в Арбитражном институте при Торговой палате г. Стокгольма в соответствии с регламентом этого института.

Американская фирма «Golubov & Tiagai, PLLC» в лице юридической фирмы «Legist» обратилась в Арбитражный суд Волгоградской области с иском к ОАО «Волгоградский алюминий» о взыскании указанного долга, полагая, что арбитражная оговорка как соглашение сторон является самостоятельным, не зависящим от основного договора условием и имеет не материально-правовой, а процессуальный характер, поэтому не могла быть передана ему по договору цессии. Однако с таким утверждением не согласились Арбитражный суд Волгоградской области, апелляционная инстанция, а впоследствии и Президиум Высшего Арбитражного Суда Российской Федерации. Последний заключил, что предъявление иска в защиту нарушенных прав представляет собой одну из составных частей содержания права требования, перешедшего к новому кредитору. Сохранение ранее установленного сторонами порядка разрешения споров не ущемляет прав цессионария и позволяет обеспечить надлежащую защиту интересов должника[606]. Таким образом, условие об избрании определённого арбитража для разрешения возможных споров между участниками договора было отнесено к условиям, на которых права первоначального кредитора переходят к новому кредитору.

Если стороны не достигли соглашения о передаче инвестиционного спора в арбитраж, он подлежит рассмотрению в национальном суде. Причём это может быть на территории принимающего государства или государства инвестора. Вместе с тем в литературе зачастую обосновывается спорный тезис о том, что подобные дела должны разрешаться только в государственных судах принимающего государства[607]. На этом положении основана и получившая распространение в развивающихся странах доктрина Кальво[608], которая означает inter alia подчинение споров юрисдикции национальных судов принимающего государства.

С таким подходом можно согласиться только в том случае, если стороны не избрали по своему соглашению иной суд или арбитраж. Дело в том, что иностранные инвестиции осуществляются на территории принимающего государства. Это означает, что спорное правоотношение с участием иностранного инвестора имеет тесную связь именно с данной территорией. При использовании критериев места нахождения и «фактического присутствия» ответчика судом, компетентным рассматривать инвестиционный спор, независимо от того, кто будет выступать истцом и ответчиком, всегда оказывается суд принимающего государства.

Так, если истцом является принимающее государство, то оно может всегда предъявить иск к иностранному инвестору на своей территории, поскольку последний осуществляет инвестиционную деятельность, имеет имущество на данной территории и тем самым «фактически присутствует» в принимающем государстве. Если истцом выступает иностранный инвестор, то он должен предъявить иск именно в суде принимающего государства (признак места нахождения ответчика). Последнее может иметь имущество в другой стране, в том числе в стране инвестора. Однако привлечение принимающего государства в качестве ответчика в суде страны инвестора может быть осложнено в связи с наличием у принимающего государства иммунитета.

Безусловное предоставление всех видов иммунитета государства (судебного иммунитета, иммунитета от предварительного обеспечения иска и иммунитета от принудительного исполнения судебного решения) — требование доктрины абсолютного иммунитета, которой всегда придерживалась отечественная юридическая наука. На этой же позиции стоит ГПК РФ, который в части 1 статьи 401 устанавливает, что предъявление в суде Российской Федерации иска к иностранному государству, привлечение иностранного государства к участию в деле в качестве ответчика или третьего лица, наложение ареста на имущество, принадлежащее иностранному государству и находящееся на территории Российской Федерации, и принятие по отношению к этому имуществу иных мер по обеспечению иска, обращение взыскания на это имущество в порядке исполнения решений суда допускаются только с согласия компетентных органов соответствующего государства, если иное не предусмотрено международным договором Российской Федерации или федеральным законом.

Несколько другая норма содержится в части 1 статьи 251 АПК РФ, согласно которой иностранное государство, выступающее в качестве носителя власти, обладает судебным иммунитетом по отношению к предъявленному к нему иску в арбитражном суде в Российской Федерации, привлечению его к участию в деле в качестве третьего лица, наложению ареста на имущество, принадлежащее иностранному государству и находящееся на территории Российской Федерации, и принятию по отношению к нему судом мер по обеспечению иска и имущественных интересов. Отсюда можно сделать вывод о том, что если государство действует как субъект предпринимательской деятельности, то иммунитетом оно не обладает.

Так, зарубежное посольство заключило договор подряда с российской строительной фирмой. В этом договоре отказ от судебного иммунитета иностранного государства не предусматривался. Российская строительная компания предъявила в один из арбитражных судов в Российской Федерации иск к посольству иностранного государства о взыскании задолженности за выполненные подрядные работы. Первоначально решением этого суда исковое требование было удовлетворено. Однако впоследствии Высший Арбитражный Суд Российской Федерации отменил судебные акты и отправил дело на новое рассмотрение с предложением определить наличие иммунитета у органа иностранного государства (посольства), заключившего договор подряда, а также возможность отказа от судебного иммунитета со стороны иностранного государства, представленного посольством в Российской Федерации. Он также указал, что при отсутствии данных об отказе от судебного иммунитета арбитражному суду следует исходить из того, что посольство вело строительство в целях осуществления публичнопредставительской, а не коммерческой деятельности иностранного государства в Российской Федерации, и рассмотреть вопрос о применении пункта 1 статьи 213 АПК РФ, т.е. о прекращении дела в связи с судебным иммунитетом иностранного государства[609].

В другом деле AIG Capital Partners, Inc. and CJSC Tema Real Estate Compamy v. Republic of Kazakhstan (Case No. ARB/01/6)[610] истцы на основании арбитражного решения МЦУИС о присуждении им компенсации в размере 9,95 млн дол. США и причитающихся процентов обратились за приведением исполнения такого решения на территории Великобритании за счёт денежных средств и ценных бумаг, которые находились у двух английских компаний на основании договора хранения, заключённого с Национальным банком Казахстана. Высокий суд справедливости заключил, что средства являются собственностью Национального банка Казахстана и пользуются иммунитетом от принудительного исполнения судебных и арбитражных решений в Великобритании.

Однако в последние годы получила распространение доктрина функционального (ограниченного) иммунитета[611]. Она исходит из того, что если государство вступает в частноправовые отношения (например, осуществляет внешнеторговые операции или занимается какой-либо иной предпринимательской деятельностью), то оно тем самым отказывается от своего статуса как суверена и, соответственно, иммунитетом не пользуется. Указанная теория позволяет предъявлять иски к государству в иностранных судах без его согласия и применять меры принудительного характера в отношении государственной собственности. Из доктрины функционального (ограниченного) иммунитета исходят Европейская конвенция об иммунитете государств от 16 мая 1972 г.[612] и многие национальные законы об иммунитете иностранных государств, в частности, Австралии, Австрии, Великобритании, Канады, Пакистана, Сингапура, США[613].

Подобный закон до сих пор отсутствует в Российской Федерации. Соответственно, в настоящее время не определены случаи, когда государство выступает в качестве носителя власти, а когда — в роли частного лица. В этой связи нельзя не согласиться с мнением тех учёных, которые считают необходимым законодательно ограничить иммунитет иностранного государства путём принятия отдельного федерального закона об иммунитете[614]. В Государственную Думу Федерального Собрания Российской Федерации Правительством Российской Федерации был внесён проект федерального закона № 127618-4 «О юрисдикционном иммунитете иностранного государства и его собственности», однако при рассмотрении его во втором чтении он был отклонён[615] [616].

Отсутствие в Российской Федерации федерального закона об иммунитете приводит к тому, что иностранные государства пользуются преимуществами по сравнению с Российской Федерацией, которой вышеназванные иммунитеты не предоставляются на территории других стран, разделяющих доктрину функционального иммунитета. Так, в деле Mr. Franz Sedelmayer v. the Russian Federation616 арбитражное решение, возлагающее на Российскую Федерацию обязанность выплатить компенсацию в размере 2,35 млн дол. США, было приведено в исполнение на территории Швеции. Российская Федерация обжаловала такое действие, сославшись на то, что имущество, за счёт которого подлежит исполнение арбитражное решение, используется в официальных целях Российской Федерацией и, как следствие, на него распространяется иммунитет. Однако с таким утверждением не согласился Верховный Суд Швеции, указав, что исполнение осуществляется за счёт жилых помещений, которые в момент оценки доказательств не использовались в официальных целях представительством Российской Федерации или торговой делегацией. В частности, на тот момент в них проживали исследователи и студенты, являвшиеся участниками отношений найма, имеющих коммерческий характер. Примечательно, но Верховный Суд Швеции обратился при разрешении спора к Конвенции ООН о юрисдикционных иммунитетах государств и их собственности, которая была принята Резолюцией Генеральной Ассамблеи ООН от 2 декабря 2004 г. № 59/38, но пока ещё не вступила в силу.

Тем не менее в настоящее время в арбитражной практике Российской Федерации можно встретить примеры отказа от доктрины абсолютного иммунитета . Так, международная межправительственная организация, созданная для научной деятельности с целью изучения фундаментальных свойств материи и продвижения результатов научных исследований в промышленное производство, предъявила иск к государственной налоговой инспекции о признании не подлежащими исполнению инкассовых поручений ответчика на бесспорное списание с расчётного счёта организации недоимки по НДС. Решением арбитражного суда исковое требование было удовлетворено.

Однако при пересмотре дела в порядке надзора Высший Арбитражный Суд Российской Федерации отменил решение суда первой инстанции и направил дело на новое рассмотрение, указав, что наряду с упомянутыми функциями международная организация осуществляла и иную деятельность, в частности, сдавала помещения в аренду, оказывала коммунальные услуги и т.д. С учётом этих обстоятельств арбитражному суду следовало установить объём средств, полученных международной организацией от уставной деятельности и от реализации работ, услуг, не имеющих отношения к компетенции международной организации, выяснить сумму дохода, на которую не распространяются иммунитеты и привилегии международного [617] лица, и исчислить сумму налога, подлежащего перечислению в бюджет страны пребывания международной организации.

В другом деле — по иску ЗАО «Национальное информационное агентство “Телевизионная служба новостей”» к ЗАО «Межгосударственная телерадиокомпания “Мир”», учреждённому в 1992 г. Соглашением государств — участников СНГ и являющемуся международным юридическим лицом, Президиум Высшего Арбитражного Суда Российской Федерации также указал на отсутствие доказательств того, что всё имущество, приобретённое по договору купли-продажи от 13 декабря 2001 г. № 2084, использовалось в целях осуществления профессиональной, т.е. направленной на реализацию основных уставных целей, а не вспомогательной коммерческой деятельности[618].

С рассмотрением инвестиционных споров в государственных судах иностранного инвестора связана и другая проблема. Дело в том, что решения иностранных судов согласно части 1 статьи 409 ГПК РФ и части 1 статьи 241 АПК РФ признаются и исполняются в Российской Федерации, если это предусмотрено международным договором Российской Федерации. Однако таких договоров не так много. Среди них — Соглашение о порядке разрешения споров, связанных с осуществлением хозяйственной деятельности, от 20 марта 1992 г.[619], Конвенция о правовой помощи и правовых отношениях по гражданским, семейным и уголовным делам от 22 января 1993 г.[620], Конвенция между СССР и Итальянской Республикой о правовой помощи по гражданским делам от 25 января 1979 г.[621] и др.

Вместе с тем в юридической литературе можно встретить мнение о возможности исполнения иностранных судебных решений и при отсутствии международного договора Российской Федерации, прямо предусматривающего исполнение таких решений[622]. Полагаем, что для включения и применения в национальной правовой системе судебными и иными правоприменительными органами государства норм, отличных от его собственных (национальных), необходимо согласие государства, которое находит своё выражение в положениях заключённых международных договоров Российской Федерации и принятых нормативных правовых актов Российской Федерации, в первую очередь ГПК РФ и АПК РФ. Приоритет любых иных правил (принципов), как бы они не именовались, которые исходят от другой правовой системы, международной или иностранной, над отличными от них нормами национального права без соответствующего на то санкционирования со стороны государства посягает на его суверенитет и позволяет навязать ему «чужую волю», что является недопустимым и крайне опасным для обеспечения национального правопорядка и мирного сосуществования государств. Неслучайно в этой связи государства при заключении международных договоров, предусматривающих признание и исполнение иностранных судебных и арбитражных решений (например, в подпункте «Ь» пункта 2 статьи V Нью-Йоркской конвенции), обычно устанавливают в качестве одного из оснований для отказа в таком признании и исполнении нарушение публичного порядка.

Другое дело — иностранные арбитражные решения. Российская Федерация, как и многие другие государства, является участником Нью- Йоркской конвенции, в соответствии с которой каждое государство — участник Нью-Йоркской конвенции — признаёт, во-первых, арбитражное соглашение, а во-вторых, арбитражные решения как обязательные и приводит их в исполнение в соответствии с процессуальными нормами той территории, где испрашивается признание и приведение в исполнение этих решений. Более того, на основании заявления СССР, сделанного при ратификации Нью-Йоркской конвенции[623], и пункта 1 статьи 35 Закона РФ от 7 июля 1993 г. № 5338-1 «О международном коммерческом арбитраже» иностранные арбитражные решения, вынесенные странах, не являющихся участниками международных договоров Российской Федерации, могут быть также исполнены при наличии фактической взаимности[624] [625].

§ 2. Разрешение инвестиционных споров в Международном центре по урегулированию инвестиционных споров

Разрешение инвестиционных споров в МЦУИС в соответствии с положениями Вашингтонской конвенции с использованием процедур примирения и арбитража возможно при соблюдении ряда условий. В первую очередь правовые споры должны иметь инвестиционный характер, т.е. возникать непосредственно из отношений, связанных с инвестициями (ratione materiae). Далее сторонами инвестиционного спора могут быть государство — участник Вашингтонской конвенции (или любой уполномоченный орган государства, о котором сообщено государством в МЦУИС), с одной стороны, и лицо иного государства — участника Вашингтонской конвенции, с другой стороны (ratione personae).

К примеру, в деле Holiday Inns v. Morocco615 между Правительством Марокко и двумя американскими компаниями Holiday Inns Group и Occidental Petroleum был заключён контракт, который предусматривал создание дочерней компании Holiday Inns в Марокко и содержал арбитражную оговорку об юрисдикции МЦУИС. Однако отношения между

Правительством Марокко и дочерней компанией Holiday Inns, из которых непосредственно возник инвестиционный спор, строились на отдельных соглашениях, не содержащих какую-либо арбитражную оговорку. Арбитраж МЦУИС отметил, что спор между дочерней компанией Holiday Inns, инкорпорированной в Марокко, и государством Марокко, является внутренним, и на этом основании он указал на отсутствие своей юрисдикции.

Если одно из государств не является участником Вашингтонской конвенции (в частности, Российская Федерация её подписала, но пока не ратифицировала), то инвестиционные споры с участием такого государства не могут рассматриваться по правилам Вашингтонской конвенции. Однако это не исключает подсудность спора любому международному коммерческому арбитражу, включая МЦУИС, на основании арбитражного соглашения сторон в соответствии с Нью-Йоркской конвенцией, иными международными договорами и положениями национального законодательства. При наличии согласия участников инвестиционного спора о передаче его на рассмотрение в МЦУИС, он подлежит разрешению согласно Дополнительным правилам МЦУИС, а не Вашингтонской конвенции. Исполнение вынесенных в таком порядке арбитражных решений МЦУИС будет иметь свои особенности. В частности, в отличие от Вашингтонской конвенции, Нью-Йоркская конвенция допускает обжалование и отказ в признании и приведении в исполнение арбитражного решения МЦУИС компетентными органами государства — участника инвестиционного спора и предусматривает в качестве основания в таком отказе нарушение публичного порядка.

Любое принимающее государство, которое может стать участником инвестиционного спора, состоит из административно-территориальных единиц, зачастую обладающих правом вступать в гражданские правоотношения наряду с другими субъектами гражданского права — физическими и юридическими лицами. Российская Федерация не является исключением. Согласно статье 124 ГК РФ Российская Федерация, субъекты

Российской Федерации: республики, края, области, города федерального значения, автономная область, автономные округа, а также городские, сельские поселения и другие муниципальные образования признаются участниками отношений, регулируемых гражданским законодательством. При этом к ним применяются нормы, определяющие участие юридических лиц в таких отношениях, если иное не вытекает из закона или особенностей данных субъектов.

В отличие от ГК РФ, детализирующего, какое из вышеназванных публично-правовых образований — Российская Федерация, субъект Российской Федерации или муниципальное образование — является ответственным при причинении вреда государством физическому или юридическому лицу (статьи 16 и 1069 ГК РФ), Вашингтонская конвенция, точнее практика МЦУИС её применения, предусматривает ответственность государства в целом, в том числе за совершение противоправных действий лицами, относящимися к региональным и муниципальным уровням власти. Положение международного договора в данном случае является специальным и должно иметь приоритет над правилами национального законодательства.

Полагаем, что такая норма имеет важное практическое значение для иностранных инвесторов, которые всегда должны при предъявлении иска в Российской Федерации определять, к какому уровню власти (федеральной, региональной или муниципальной) относится орган или должностное лицо, являющееся причинителем вреда. Это сделать можно, но довольно сложно и требует выяснения его компетенции, которая устанавливается в том или ином нормативном правовом акте, определяющем статус такого органа и относящемся к сфере публичного права. Кроме того, сам орган власти зачастую обладает правами юридического лица, в связи с чем возникает вопрос о том, будет ли он или публично-правовое образование как таковое являться надлежащим субъектом гражданско-правовой ответственности[626]. В этой связи возложение гражданско-правовой ответственности на принимающее государство в целом позволяет упростить защиту прав и законных интересов иностранных инвесторов. Кроме того, такой подход имеет ещё одно преимущество. Он обеспечивает исполнение международных договоров, предусматривающих международно-правовые гарантии для иностранных инвесторов, в частноправовой сфере в рамках национальной правовой системы.

Обратимся теперь к практике МЦУИС. В деле Compania de Aguas del Aconquija S.A. & Compagnie Generale des Eaux v. Argentine Republic (Case No. ARB/97/3)[627] между компанией Companfa de Aguas del Aconquija S.A., являющейся дочерней по отношению к французской компании Compagnie Generale des Eaux, и аргентинской провинцией Tucuman в 1995 г. был заключён концессионный контракт в отношении водных и канализационных сетей. Спустя время губернатор и иные должностные лица провинции Tucuman совершили действия, препятствующие реализации контракта. В частности, они приняли правовые акты, возлагающие на компанию обязанность по льготному (бесплатному) обслуживанию отдельных категорий граждан и разрешающие гражданам не оплачивать счета, выставляемые компанией за оказанные услуги. Арбитраж МЦУИС заключил, что несмотря на то, что Правительство Аргентины не являлось стороной контракта, в силу норм международного права действия региональных властей в федеративном государстве приравниваются к действиям центрального правительства. К аналогичному выводу пришёл арбитраж МЦУИС и в деле Metalclad Corporation v. United Mexican States (Case No. ARB(AF)/97/1), в котором действия мексиканского муниципального образования Guadalcazar, направленные на оспаривание действительности заключённого соглашения об эксплуатации могильника опасных промышленных отходов и вводящие запрет на его использование, были признаны нарушением положений международного договора НАФТА (в части экспроприации) со стороны Мексики.

В качестве другого обязательного требования для подсудности инвестиционного спора МЦУИС Вашингтонская конвенция предусматривает наличие у его участников письменного на то согласия. В случае достижения такого соглашения стороны уже не вправе отказаться от него в одностороннем порядке (параграф 1 статьи 25 Вашингтонской конвенции).

Согласие сторон на передачу инвестиционного спора в арбитраж МЦУИС означает отказ от использования других средств разрешении спора (статья 26 Вашингтонской конвенции). К примеру, в вышеописанном деле Compania de Aguas del Aconquija S.A. & Compagnie Generale des Eaux v. Argentine Republic (Case No. ARB/97/3) арбитраж МЦУИС обратил внимание на то, что заключённый между компанией Companfa de Aguas del Aconquija S.A. и аргентинской провинцией Tucuman концессионный контракт предусматривал, что споры между сторонами будут разрешаться административными судами провинции Tucuman, и на этом основании посчитал себя некомпетентным рассматривать спор, вытекающий из такого концессионного контракта. Подобный вывод сделал МЦУИС и в другом деле SGS Societe Generale de Surveillance S.A. v. Republic of the Philippines (Case No. ARB/02/6)[628].

Однако если истец заявляет иное требование, которое основано на нарушении положений двустороннего международного договора (например, об экспроприации), а не указанного контракта, то вывод должен быть иным. Так, в деле Robert Azinian and others v. United Mexican States (Case No. ARB(AF)/97/2)[629] компания Desechos Solidos de Naucalpan S.A. de C.V. (DESONA) заключила в 1993 г. концессионное соглашение по сбору и утилизации отходов с муниципальным образованием Naucalpan в районе г. Мехико, в котором указывалась юрисдикция мексиканских судов в отношении споров между сторонами. В своём решении арбитраж МЦУИС заключил, что выбор компетентного суда в концессионном соглашении не означает неподсудность спора другим институтами на ином правовом основании (в частности, положений НАФТА). Поскольку истцом были заявлены требования против нарушения муниципальным образованием Naucalpan условий концессионного соглашения, которые рассматривались мексиканскими судами, а не о признании судебных решений противоречащим международному праву, арбитраж МЦУИС отказал в иске.

При рассмотрении инвестиционных споров в МЦУИС неоднократно поднимался вопрос о способах достижения согласия между сторонами. Так, в деле Tradex Hellas S.A. v. Republic of Albania (Case No. ARB/94/2) Правительство Албании оспаривало юрисдикцию МЦУИС, поскольку отсутствовало письменное соглашение между Правительством Албании и греческой компанией Tradex Hellas S.A. о передаче спора в МЦУИС (в соответствии с параграфом 1 статьи 25 Вашингтонской конвенции). В своём решении арбитраж МЦУИС отметил, что, во-первых, Вашингтонская конвенция не требует, чтобы согласие сторон было выражено в каком-либо отдельном документе. Во-вторых, включение в текст международного договора или акта национального законодательства положения о компетенции МЦУИС свидетельствует о согласии государства на передачу возможных споров в МЦУИС. Тем не менее арбитраж МЦУИС в данном деле отказал в своей компетенции, сославшись на то, что просьба на рассмотрение спора в МЦУИС поступила ранее вступления в силу двустороннего международного договора между Грецией и Албанией о поощрении и взаимной защите инвестиций, закрепляющего компетенцию МЦУИС. На положение двустороннего международного договора о поощрении и защите капиталовложений или национального законодательства, предусматривающее юрисдикцию МЦУИС, ссылался арбитраж МЦУИС и в других делах: Ceskoslovenska Obchodni Banka, A.S. v. Slovak Republic (Case No. ARB/97/4)630, Asian Agricultural Products Limited v. Republic of Sri Lanka631 и т. д.

Следует отметить, что используемые в договорной и законодательной практике государств формулировки о компетенции МЦУИС различны. К примеру, Инвестиционный кодекс Уганды 1991 г. (статья 30) предусматривает разрешение споров согласно Вашингтонской конвенции путём арбитражного рассмотрения, Кодекс об инвестициях Центральной Африканской Республики 1988 г. (статья 30) — примирительной процедуры или арбитражного рассмотрения, Инвестиционный кодекс Кот-д’Ивуара 1984 г. (статья 10) — примирительной процедуры и арбитражного рассмотрения, Инвестиционный кодекс Мадагаскара 1989 г. (статья 10) — арбитражного рассмотрения, которому должна предшествовать

примирительная процедура632.

Вместе с тем простое упоминание МЦУИС в качестве возможного органа по разрешению инвестиционного спора (наряду с государственным судом или арбитражем) ещё не означает, по нашему мнению, согласие государства на компетенцию МЦУИС. При наличии в формулировке слов, предполагающих заключение соглашения между сторонами о выборе компетентного суда, положения национального закона не следует считать предложением государства, которое может быть принято инвестором в одностороннем порядке633. Поэтому необходимо тщательно

проанализировать положение международного договора или национального закона, для того чтобы определить наличие или отсутствие согласия государства. [630] [631] [632] [633]

Обратимся, к примеру, к статье 10 Закона об иностранных инвестициях. Она устанавливает, что спор иностранного инвестора, возникший в связи с осуществлением инвестиций и предпринимательской деятельности на территории Российской Федерации, разрешается в соответствии с международными договорами Российской Федерации и федеральными законами в суде или арбитражном суде либо в международном арбитраже (третейском суде). Подобная формулировка закреплена и в статье 22 Закона о СРП: «Споры между государством и инвестором, связанные с исполнением, прекращением и недействительностью соглашений, разрешаются в соответствии с условиями соглашения в суде, в арбитражном суде или в третейском суде (в том числе в международных арбитражных институтах)».

Указанные положения не содержат упоминание о МЦУИС, как и о другом конкретном арбитраже, и не порождают поэтому, с нашей точки зрения, согласие государства на рассмотрение спора в МЦУИС.

Сходной позиции придерживаются и арбитражные суды Российской Федерации. Так, российский машиностроительный завод обратился в арбитражный суд с иском к торговому дому, находящемуся в Швейцарии и имеющему филиал на территории Российской Федерации, о признании недействительным заключённого с ним договора. Внешнеэкономический контракт международной купли-продажи товара содержал арбитражную оговорку о том, что все разногласия, возникающие из обязательств по данному договору, будут рассматриваться «в парижском институте».

В письменном возражении против иска ответчик указал, что внешнеэкономический контракт содержит арбитражную оговорку, но не пояснил, о каком третейском суде идёт речь в этой оговорке. В ходе разбирательства арбитражный суд установил, что истец, также как и ответчик, не мог конкретизировать содержание данной оговорки: не назвал точного наименования международного институционного арбитража, не дал о нём пояснений, отрицал действительность своего волеизъявления на арбитражное соглашение в данном внешнеэкономическом контракте. Иными словами, суд установил, что данное арбитражное соглашение не может быть конкретизировано, а следовательно и выполнено сторонами по внешнеэкономическому контракту. Как следствие, арбитражный суд принял

- 634

иск российского предприятия к рассмотрению .

Совершенно другая формулировка изложена в статье 1120 НАФТА. Она предусматривает право инвестора на предъявление иска: а) согласно Вашингтонской конвенции в МЦУИС при условии, что государство — ответчик и государство истца являются участниками Вашингтонской конвенции; б) согласно Дополнительным правилам МЦУИС, если государство — ответчик или государство истца является участником Вашингтонской конвенции; в) согласно Арбитражному регламенту ЮНСИТРАЛ.

Другой пример. Согласно пункту 3 статьи 26 Договора к Энергетической хартии 1994 г. государство — сторона Договора даёт своё безусловное согласие на передачу спора в международный арбитраж или согласительный орган в соответствии с положениями этой статьи. При этом если какой-либо инвестор предпочитает передать спор на разрешение таким путём, этот инвестор также даёт своё согласие в письменной форме на передачу спора на рассмотрение:

1) в МЦУИС;

2) единоличному арбитру или в арбитраж ad hoc, учреждаемый в соответствии с Арбитражным регламентом ЮНСИТРАЛ; или

3) в Арбитражный институт Торговой палаты г. Стокгольма.

В указанных случаях, с нашей точки зрения, было дано согласие государства, требуемое правилами Вашингтонской конвенции. Это подтверждает дело МЦУИС Waste Management, Inc. v. United Mexican States [634] (Case No. ARB(AF)/98/2)[635]. В нём муниципальное образование Acapulco de Juarez в мексиканском штате Guerrero выдало компании Acaverde, принадлежащей американской корпорации Waste Management, Inc., инкорпорированной в штате Делавэр, концессию на утилизацию отходов. Иск к Мексике был предъявлен в 1998 г. в связи с аннулированием лицензии. В своём решении арбитраж МЦУИС отметил, что в силу статьи 1122 НАФТА государство выразило согласие на рассмотрение инвестиционного спора в МЦУИС. Однако истец не в полной мере выполнил требование статьи 1121 НАФТА, в частности, он не выразил своё согласие в полной мере на арбитраж в МЦУИС в письменной форме и не отказался от своего права на защиту в иных судебных и арбитражных институтах. На этом основании большинством голосов арбитраж МЦУИС признал себя некомпетентным разрешать спор.

На основании рассмотренной статьи 26 Договора к Энергетической хартии 1994 г. в инвестиционных спорах Hulley Enterprises Limited v. the Russian Federation, Yukos Universal Limited v. the Russian Federation и Veteran Petroleum Limited v. the Russian Federation три акционера ОАО «Нефтяная компания “ЮКОС”» — компании Hulley Enterprises Limited и Veteran Petroleum Limited, созданные по праву Кипра, и компания Yukos Universal Limited, созданная по праву острова Мэн, инициировали арбитражное разбирательство против Российской Федерации. Цена иска — около 100 млрд дол. США. Арбитраж ad hoc, учреждённый под эгидой Постоянного арбитражного суда в г. Г ааге, 30 ноября 2009 г. признал себя компетентным рассматривать данные споры несмотря на возражения Российской Федерации о том, что Российская Федерация не ратифицировала вышеуказанный Договор и, как следствие, не является связанной его положениями. Он отметил, что Российская Федерация подписала Договор к Энергетической хартии 1994 г., не сделав при этом необходимого заявления. Соответственно, на основании пункта 1 статьи 45 он временно подлежит применению на территории Российской Федерации.

Временное применение международного договора (или его части) Российской Федерации, затрагивающего права, свободы и обязанности человека и гражданина и устанавливающего при этом иные правила, чем предусмотренные законом, до вступления его в силу предусмотрено статьёй 25 Венской конвенции о праве международных договоров от 23 мая 1969 г.[636] и статьёй 23 Федерального закона от 15 июля 1995 г. № 101-ФЗ «О международных договорах Российской Федерации»[637]. Такое законодательное положение признано Конституционным Судом Российской Федерации не противоречащим Конституции Российской Федерации, поскольку оно по своему конституционно-правовому смыслу в системе действующего нормативного правового регулирования не предполагает возможности применения такого международного договора (или части международного договора) в Российской Федерации без его официального опубликования. В то же время федеральному законодателю было предложено в трёхмесячный срок установить порядок официального опубликования временно применяемых международных договоров Российской Федерации, которыми затрагиваются права, свободы и обязанности человека и гражданина и при этом устанавливаются иные правила, чем предусмотренные законом. В течение того же срока должно быть завершено официальное опубликование таких международных договоров Российской Федерации. По истечении указанного срока любые временно применяемые международные договоры Российской Федерации, которые затрагивают права, свободы и обязанности человека и гражданина и устанавливают при этом иные правила, чем предусмотренные законом, не могут применяться далее, если они не опубликованы официально для всеобщего сведения, —

617

постановил Конституционный Суд Российской Федерации . Впоследствии необходимые изменения были внесены в статью 30 Федерального закона от 15 июля 1995 г. № 101-ФЗ «О международных договорах Российской Федерации»[638] [639].

Представляется, что такой подход, понятный и приемлемый для российской правовой системы, вряд ли найдёт поддержку со стороны судов иностранных государств и международных коммерческих арбитражей при применении ими норм международного права в других национальных правовых системах в соответствии с нормами иностранного права. Такие органы всегда будут признавать себя компетентными рассматривать инвестиционные споры с участием иностранных инвесторов и Российской Федерации на основании Договора к Энергетической хартии 1994 г.

В 2009 г. Российская Федерация приняла решение не становиться участником Договора к Энергетической хартии 1994 г.[640] Однако, к сожалению, данный Договор содержит ещё одно важное положение, не выгодное для Российской Федерации. Согласно подпункту «Ь» пункта 3 статьи 45 в этом случае обязательство государства относительно применения частей III и V, касающихся, в том числе, порядка разрешения споров, остаётся в силе ко всем инвестициям, осуществлённым на его территории в период временного применения Договора инвесторами других государств, подписавших Договор, в течение 20 лет с момента вступления в силу такого прекращения. Данное правило не распространяется на страны, перечисленные в Приложении РА к Договору к Энергетической хартии 1994 г. Однако Российской Федерации в их числе нет.

Таким образом, несмотря на то, что Российская Федерация до сих пор не ратифицировала Вашингтонскую конвенцию, инвестиционные споры с её участием, тем не менее, могут быть рассмотрены в МЦУИС. Правовым основанием для этого выступает письменное соглашение сторон, которое признаётся достигнутым в соответствии с пунктами 3 и 4 статьи 26 Договора к Энергетической хартии 1994 г., наделяющими иностранных инвесторов правом на обращение в МЦУИС. В этой связи представляется крайне важным любому принимающему государству, включая и Российскую Федерацию, всегда проявлять осторожность и оценивать для себя возможные негативные правовые последствия, связанные с подписанием и выражением согласия иным способом на обязательность международного договора, признающего юрисдикцию МЦУИС и иных арбитражных институтов по разрешению инвестиционных споров.

<< | >>
Источник: Лисица Валерий Николаевич. ГРАЖДАНСКО-ПРАВОВОЙ МЕХАНИЗМ РЕГУЛИРОВАНИЯ ИНВЕСТИЦИОННЫХ ОТНОШЕНИЙ, ОСЛОЖНЁННЫХ ИНОСТРАННЫМ ЭЛЕМЕНТОМ. Д И С С Е Р Т А Ц И Я на соискание учёной степени доктора юридических наук. 2013. 2013

Еще по теме § 1. Виды инвестиционных споров с участием иностранных лиц и их международная подсудность:

  1. Глава 5 РАЗРЕШЕНИЕ ИНВЕСТИЦИОННЫХ СПОРОВ С УЧАСТИЕМ ИНОСТРАННЫХ ЛИЦ
  2. § 2. Применимое право к инвестиционным договорам с участием иностранных лиц
  3. Глава 4 ИНВЕСТИЦИОННЫЕ ДОГОВОРЫ С УЧАСТИЕМ ИНОСТРАННЫХ ЛИЦ
  4. МЕЖДУНАРОДНЫЙ ПРОЦЕСС ПРОИЗВОДСТВО ПО ДЕЛАМ С УЧАСТИЕМ ИНОСТРАННЫХ ЛИЦ
  5. Подсудность споров арбитражному суду. Понятие и виды.
  6. § 4. Международное инвестиционное право в системе правового регулирования инвестиционных отношений, осложнённых иностранным элементом, и направления его дальнейшего совершенствования
  7. 84. ПРОИЗВОДСТВО ПО ДЕЛАМ С УЧАСТИЕМ ИНОСТРАННЫХ ЛИЦ
  8. Статья 253. Порядок рассмотрения дел с участием иностранных лиц
  9. § 6. Принцип допуска иностранных лиц к осуществлению инвестиционной деятельности
  10. Правовой режим инвестиционной деятельности с участием иностранных инвесторов