<<
>>

VIII. Зачатки научного правоведения. (Зачатки науки в догме права).

§ 37. Двум требованиям должно удовлетворять исследование, для того, чтобы заслужить название научного. Во первых, научное исследование служит не непосредственному удовлетворению каких либо практических целей,—не разрешению каких либо практических задач, но руководится исключительно одною любознательностью.

Наука разрабатывается непосредственно для науки. Практическое значение полученных результатов обнаруживается само собою по окончании исследования, но не составляет чего либо преднамеренного; преднамеренное изыскание их и дальнейшее комбинирование в видах практических—дело искусства, но не науки.—Во вторых, наука стремится постигнуть изучаемый предмет так,

стр. 122

как он есть, на самом деле, не внося в него ничего от себя.—Прилагая эту мерку к догматическому исследованию римского права, рассмотренному в предшедшей главе, мы должны сказать, что оно не удовлетворяло ни одному из сказанных требований. Во первых, догма римского права изучала это последнее ради известных практических целей, именно—в видах применения его на практике; во вторых, как видно из всего вышеизложенного, она в той или другой мере перерабатывала римское право, придавая ему новый вид.

Догма римского права, стало быть, не была наукой.

Если мы обратимся за справкой к истории других наук, то узнаем, что ни в одной отрасли знания научное изучение не возникало вдруг в его чистом виде. Всегда оно было приурочено вначале к каким либо практическим целям. Однако уже в этом своём состоянии человеческому уму удавалось приходить к заключениям, которые содержали в себе некоторое истинное знание об изучаемом предмете. Это знание впоследствии ложилось в основание науки, как скоро она обособлялась, приобретая должную самостоятельность.

Так же произошло и в догме. До девятнадцатого века догматическая переработка римского права состояла в том, что постановления этого права так или иначе приспособлялись к потребностям новой жизни.

В девятнадцатом веке ясно сознавали различие, во первых, германского, во вторых, «современного» римского и, в третьих, действительного римского права, и потому такая переработка, в несравненно меньшей степени, чем прежде, продолжалась только как непреоборимый остаток прошлого (§ 35). Но до чего дошли в деле различения отдельных постановлений, до того далеко ещё было в более отвлечённой области определений и теории права. Здесь возродилась, в новой форме, переработка римского права, незаметная для самих догматиков. Догма девятнадцатого столетия отличалась относительно большею отвлечённостью. Она выяснила многие юридические понятия и формулировала соответствующие определения; она построила теории для объяснения разных институтов гражданского права. Обыкновенно предполагалось, что эти определения и теории основываются всецело на римском праве; на самом же деле

Стр. 123

их происхождение было иное. В основе их лежало сравнение соответствующих институтов древнего и нового права, при чём зачастую новое перевешивало древнее, и заключения относительно римского права получались неверные. Это сравнение, незаметно для самих авторов, уже руководило заключениями юристов-философов XVII и XVIII в. в.; из философии многие идеи перешли потом в догматическую литературу, где чрез их призму освещался материал римского права. Такая переработка римских понятий и институтов представляет для нас двоякий интерес. Во первых, она свидетельствует о продолжающемся влиянии рецепции на юридическую литературу; но во вторых, она же являет собою первые опыты научного построения. В юридической литературе изучение римского права составило форму, в которой зародилась и из которой в будущем должна была развиться общая наука о гражданском праве.

Догматические Определения.

§ 38. Центр тяжести всей догматической работы состоял в определениях все термины (названия) гражданского права, крупные и неважные, получили возможно точные определения. Определения признавались отправною точкою каждого учения; изложение института начиналось обыкновенно с определения его названия, а остальной материал группировался так, чтобы подтвердить собою формулированное определение.

Этот последний процесс обозначали как «развитие» определения, выдавая тем самым свой неправильный взгляд на логическое значение всего догматического процесса.

Надо помнить, что определение относится не к самому предмету, но к его названию; оно не говорит нам, что такое— данный предмет, но поясняет, какой именно предмет обозначается данным названием. Определение есть словесное перечисление существенных признаков предмета. Каждое такое перечисление, для удобства обзора и проверки, может быть путём словесного преобразования, раздроблено на несколько предложений, полученные предложения могут быть сгруппиро-

Стр. 124

ваны в известном порядке, и в том же порядке, соответственно отдельным предложениям, может быть сгруппирован и рассмотрен фактический материал предмета. — Такое то раздробление определения догматики называли его «развитием», а в сказанной группировке материала усматривали «выведение» частностей из определения. Определение они относили не к названию того или другого института, но к самому институту и усматривали в определении выражение «основной идеи» института. Предполагалось, что основная идея существовала, в её чистом виде, с самого начала, как бы сама по себе, так что развитие института в истории было не более как бы постепенным проявлением этой идеи. В познании определения думали найти познание самого института,— формулу определения признавали за причину или источник отдельных норм, составляющих своею совокупностью учение о данном институте. Вот почему и догматическое построение учения преломлялось под точкою зрения «развития»; вот почему рассуждениям об определении придавали громкое имя «теории». Многочисленные «теории» юридического лица были на самом деле не более как определениями этого института; то же надо сказать о «теориях» солидаритета и кореалитета и о многих других. По той же причине наконец догматики впадали в следующее заблуждение. Названия не обладают безусловною устойчивостью и поэтому определения не в состоянии охватить все случаи определяемого предмета; тем не менее догматики заботились о том, чтобы каждое определение, напр.

определение какого либо римского института, согласовалось непременно со всеми решениями, которые можно было найти у римских юристов касательно этого института. Несогласие предложенного определения с каким либо решениями, независимо от степени важности этих последних, всегда рассматривалось как веский аргумент против определения. При этом забывалось и то, что решения, заключенные в римских сборниках права, были формулированы людьми, которые, как бы совершенны ни были их юридические способности и познания, не могли быть вполне свободны от свойственных людям недостатков и потому не были в состоянии сохранить

стр. 125

абсолютную последовательность в высказанных ими положениях. Полная последовательность и единство судебной практики в сфере какого либо института, если только оно осуществимо, было бы явлением в несравненной степени более странным и замечательным, нежели некоторая незначительная непоследовательность и разноречие. Потому несогласие догматического определения с отдельными решениями только тогда обращается в ущерб самого определения, когда переходит известные пределы и касается решений настолько важных или многочисленных, что было бы неосновательно предполагать, что подобное несоответствие могло ускользнуть от внимания юриспруденции

Догматическая Система.

§ 39. Все означенные черты догматической работы порождают заключение об её формально-логическом характере. Она оперировала не столько над реальным существом институтов, сколько над смыслом их названий; не столько практическое назначение института, сколько признаки, указанные смыслом названия, руководили догматической оценкой. Тот же характер сохраняла и систематика гражданского права; она соединяла и разделяла институты по группам, основываясь на «логическом» (как принято было выражаться}, т. е. на формальном их сходстве и несходстве, при чём действительное родство институтов, основанное на одинаковом или родственном практическом назначении их, стушевывалось и могло высказываться разве случайно.

Учение ОБ ИСТОЧНИКАХ ПРАВА.

Во главе догматических систем стояло учение об источниках права, т. е. о юридических нормах (обычное право, закон, право юристов). Такое выделение имело своё основание, ибо, действительно, юридические нормы тем, отличаются от прочих явлений гражданско-правовой жизни, что служат их могущественным фактором: они направляют

Стр. 126

субъектов при совершении юридических действий и судей — при постановлении судебных решений.—Но догма почти забывала другие факторы гражданского права и между ними прежде всего — внутреннее убеждение или совесть самого судьи. Она учила о вполне пассивном положении судьи относительно законодателя, игнорируя, что в римском праве именно суд служил активным центром всего юридического творчества. Не римское право, но учение ХVIII века о разделении властей служило в данном случае основанием догматического учения—В теории толкования закона (Савиньи, Унгер) сказался явный формализм. Если назначение судьи состояло в том, чтобы применять беспрекословно волю законодателя, то казалось бы, что толкование закона должно направляться к тому, чтобы, по возможности, открыть эту волю. Между тем теория толкования заботилась о раскрытии смысла закона, как он следовал из «грамматического> и из «логического» смысла его слов и предложений, без особого внимания к тому обстоятельству, в какой степени законодатель действительно руководился этим смыслом. Толкование закона разделяли на «грамматическое» и «логическое», не спрашивая о том, возможно ли в каждом отдельном случае смысл слова толковать отдельно от смысла всего предложения; далее толкование подразделялось на ограничительное и распространительное, хотя таким подразделением обозначалось лишь различие результатов, но не самого процесса толкования (Иеринг). Толкование по аналогии изображали как бы дедуктивный приём, тогда как на самом деле аналогия—приём индуктивный, и не замечали, что суждение по аналогии составляет в суде форму непосредственного юридического творчества.

Учение об обычном праве

Достоинства и недостатки этого учения уже были указаны нами (л., стр.

88 и 89). Формальный характер исследования сказался здесь в том, что двум понятиям: убеждение и

Стр. 127

обычай было приписано раздельное реальное существование, тогда как следовало бы видеть в них лишь две стороны одного и того же явления.

Учение Об Образовании ПРАВА.

К учению об источниках права и особенно к учению об обычном праве примыкало общее учение об образовании или происхождении права. Это учение—наиболее замечательное из всех учений исторической школы. Излагаемое обыкновенно в догматических системах, во главе учения об источниках права, введённое таким образом в круг догматических учений, оно возникло однако независимо от каких либо интересов догматики и с течением времени получило такую разработку, которая сообщила ему научный характер, превышавший требования чистой догматики (Савиньи, Пухта, Безелер, Иеринг)[71]. Появление этого учения связано с тою постановкою, которую в Германии, в начале нынешнего столетия, получил вопрос о рецепции римского права в связи с вопросом об издании национального гражданского уложения (выше, стр. 98); и потом в основе каждой новой попытки подвинуть вперёд учение об образовании права крылась так или иначе мысль—-содействовать вящему разрешению того же вопроса, до сих пор не утратившего для Германии своего жгучего интереса. Таким путём это учение, долженствующее, несомненно, лечь в основание научного исследования гражданского права, было в истории науки непосредственным порождением особенных условий гражданско-правового быта, созданных рецепцией римского права. С этой стороны оно принадлежит рецепции и составляет тот дар её, который она принесла науке права.

Учение о Субъектах ПРАВА.

§ 40. За учением об источниках следовали «общая часть» гражданского права; здесь сосредоточивалось учение об об-

Стр. 128

щих принадлежностях отдельных прав: субъектах, объектах, юридических действиях. — В учении о субъектах права заслуга догмы состояла в точном разграничении двух понятий: правоспособности (Rechtsfahigkeit) и дееспособности (Handlungsfahigkeit). Под правоспособностью лица разумеется юридическая возможность обладания правами, под дееспособностью—таковая же возможность совершать юридические действия, т. е. участвовать в гражданском обороте. Но римское учение о правоспособности с его разделением лиц на категории (divisio personarum) и с тремя ступенями умаления правоспособности (cap. deminutio) было слишком далеко от новой жизни и потому обыкновенно опускалось; большую практическую цену представляли правила касательно дееспособности, именно — дееспособности несовершеннолетних, но римские юристы сами оказывались в этом случае не вполне ясными (л.. стр. 421).

Учение о Юридических лицах.

В отделе о субъектах права было включено учение о юридических лицах, основанное на римском учении о фиске и корпорациях. Против римского права это учение грешило тем, что слишком сближало фиск с корпорациями (ср. л., стр. 646), и ещё — тем, что признавало, наряду с корпорациями, не римскую рубрику «учреждений» (ср. л., стр. 652). Всё это отражало собою не столько римское, сколько новое воззрение на предмет. То же новое воззрение сказывалось тогда, когда согласно с абсолютическими стремлениями времени в участии государственной власти признавали непременное условие установления и прекращения юридических лиц. Формально-логический характер учения выразился в том, что всю сущность таких институтов, каковы корпорация или учреждение, полагали в их юридическом олицетворении, совершенно игнорируя наиболее важное значение их, как формы общего обладания (л., § 260). В этом отношении догма XIX века всецело последовала за средневековыми канонистами, тогда как у глоссаторов и их последователей можно было бы найти более

Стр. 129

реальное воззрение на данный предмет[72]. К пониманию истинного значения юридического лица приблизились относительно недавно, когда, по крайней мере, учреждения квалифицировали, как «имущество, предназначенное для известной цели» (Бринц); но формально-логическая точка зрения не оставляла догматика и здесь, и, чтобы спасти положение учреждений среди субъектов права, предлагалось признать субъектом неодушевленную цель учреждения[73].

Учение ОБ ОБЪЕКТАХ права.

Догма различила четыре вида объектов гражданского права: 1) вещи, т. е. подлежащие освоению отдельные предметы внешнего мира; они составляли объект вещных прав; 2) отдельные человеческие действия (по терминологии одних) или личность в её частичном подчинении (по терминологии других)— объект прав по обязательствам; 3) личность в её полном подчинении другому лицу ~ объект семейственных прав, и 4} совокупность многих прав и обязательств, принимаемая как одно целое—объект наследственного права. Кроме того, по мнению некоторых, объектом гражданских прав служит субъекту его собственная личность, на чём зиждется «право личности» (Пухта).—О каждом из объектов права приходилось вообще говорить немного, и глава «об объектах» сосредоточивалась по преимуществу на первом виде объекта — на вещах. Учение о вещах содержало некоторые их различения. Так, нередко «вещи вне гражданского оборота» (res extra commercium) трактовались как особый вид вещей, тогда как основательнее было бы признать в этом случае одну из форм общего обладания (л., стр. 641), а постановления о религиозных вещах (res religiosae) и вовсе отделить от

Стр. 130

прочих постановлений (л., стр. 649).—Далее в главе о вещах помещались обыкновенно указания на всевозможные различия вещей, хотя бы юридическое значение этих различий было самое незначительное. По отношению к римскому праву впечатление достигалось неверное, так как в развитом римском праве качества вещей играли роль весьма второстепенную. С каждым из различий связывалось в нём так мало юридических последствий, что было неуместно выдвигать на видный план самое их изложение. Но таково уже свойство формально-логического приёма. Достаточно было, что с данным подразделением вещей связывалось два, три юридические последствия (которые притом удобно предусматривались в каком либо другом определении), и догматик считал нужным посвятить этому подразделению особые определения в общей части своего курса. Напр., определение давности предусматривало различие давностных сроков для движимостей и недвижимостей, в определениях займа и ссуды различие вещей генеричеких (genus) и специфических (species) входило как существенная принадлежность; тем не менее означенные свойства разъяснялись не в связи с названными определениями, но особо — в общей части. — Отчасти здесь сказывалось влияние германского права с его, действительно, важным разделением имуществ на движимости и недвижимости.

В учении о вещах следовало бы оттенить свойство самих подразделений. Категории, на которые подразделяются вещи в гражданском праве, имеют троякий характер. Во первых, подразделение может относиться ко всей области права, — оно отражается на каждом институте, так что, строго говоря, оно есть в то же время разделение всего права: относительно одних вещей учреждается одна система права, относительно других—другая. Таково было древнеримское разделение вещей на манципационные и неманципационные (л., стр. 54); таково же и германское подразделение на движимости и недвижимости.—Во вторых, подразделение может связывать с тем или другим свойством вещи лишь немногие юридические последствия, однако—так, что во всех подходящих случаях эти последствия наступают одинаково; так, напр., рим-

Стр. 131

ское право постановляло, что давностный срок для движимостей один, а для недвижимостей—другой. —Наконец, в третьих, подразделению может быть придан субъективный характер: по усмотрению сторон одна и та же вещь относится то в ту, то в другую категорию, и категории таким образом приобретают отвлечённый характер (л.. стр. 535).

Учение ОБ Юридических Сделках.

Из остальных отделов «общей части» первенствующее место принадлежало учению об юридических сделках. Здесь говорилось между прочим о толковании сделок вообще и договоров в особенности; о влиянии, которое имеют принуждение, обман, заблуждение и шутка, приключившиеся при совершении сделок; о случайных принадлежностях сделок, каковы срок, условие и modus. Но разрешение всех этих вопросов не было поставлено вполне на реальную почву; оно не было объединено воззрением, которое исходило бы из их практического значения в гражданском обороте, и потому оставалось разрозненным и неполным. Между тем вопросы, сюда относящиеся, сливаются в один общий вопрос — об отношении юридических последствий сделки к намерениям сторон (л., стр. 611) и один критерий управляет его разрешением в каждом отдельном случае (л., стр. 612). В учении о юридических сделках удобнее всего было бы показать то значение, которое принадлежит в развитом праве объективному критерию (л., стр. 583—585); именно потому, что это значение оставалось недостаточно выясненным, произошло, напр., такое уклонение от римского права, каково учение о существенной ошибке (л., стр. 608).

Об искусственном воззрении на право

Юридическое воззрение на право есть воззрение искусственное, условное; оно приписывает ему такие свойства (напр., передаваемость), которых право на самом деле не имеет и иметь не может (л., гл. XXIII). Потому, когда речь идёт о

Стр. 132

каком-либо свойстве права, всегда надо означить—понимается ли право так, как оно есть на самом деле, или — так, как оно принимается в юридическом воззрении. Этой двойственности не замечали догматики; но самая двойственность влияла на их суждения и служила источником споров, которые не имели бы места при различении условного и реального существа права. Таково происхождение спора по вопросу, прилагается ли преемство (сукцессия) к обязательствам, или по вопросу о существе корреального обязательства и друг.[74]

О С о Б Е Н Н А Я Ч А С Т Ь Гражданского П Р А В А.

§ 41. Назначение «особенной» части гражданского права состояло в том, чтобы изложить одно за другим учения об отдельных гражданских правах. Основной вопрос касался системы такого изложения или, что то же, классификации самых прав. Классификация была построена на различении наиболее ярких внешних признаков, без прямого отношения к общему значению институтов в гражданской жизни и в гражданском обороте. Прежде всего различались две обширные группы прав — на основании того значения, которое им принадлежит в жизни отдельною лица; права, установляемые при жизни лица, и права—на случай его смерти или возникающие из отношений по наследованию. Далее первая, наиболее обширная группа прав делилась на категории по объектам; права вещные права по обязательствам, права семейственные. Потом следовали деления по объему полномочий, которые содержатся в каждом из прав; так, среди вещных прав различались: право собственности, владение и разнообразные права в чужой вещи (сервитуты, суперфиций, эмфитевзис, залоговое право). Права по обязательствам различались прежде всего по способу их установления (обязательства из договоров, из преступлений и т. д.), а потом уже—по объёму полномочий. В дальнейших подразделениях приходилось останавливаться на более мелких признаках. Так, напр., спо-

Стр. 133

собы установления права собственности подразделялись на односторонние и двусторонние, далее—на связанные с овладением вещью и на ведущие к собственности на неё без её овладения и т. д

Эта классификация не была изобретением догматиков исторической школы. Её явственные зачатки находились уже в институционной системе римских юристов (л., стр. 458), а постепенное усовершенствование её составляло дело систематиков XVI—XVIII столетий; догматикам XIX века пришлось сообщить ей окончательную отделку.—Достоинство её состояло в её простоте, которая обеспечивала всей системе быстрое усвоение со стороны учащихся; но научные интересы ею не удовлетворялись. Научная классификация гражданских институтов и основанное на ней их систематическое расположение должны быть построены на изучении их реальной связи или генезиса. Каждый институт происходит и существует как средство удовлетворения тех или других потребностей гражданской жизни или гражданского правосудия, а потому практическая роль института определяет и его положение в системе. Этот критерий — одинаков и для историка, и для догматика. Но историк права, по отношению к каждому отдельному периоду, должен руководиться лишь действительною ролью института в каждое данное время; напротив догматик, согласно с общим характером своего исследования, имеет право внести в систему, как вообще в догму права, нечто от себя, располагая и оттеняя институты сообразно той роли, которую они, в силу того или другого справедливого критерия, должны играть в гражданской жизни и гражданском правосудии ближайшего будущего.

Немногих указаний достаточно для заключения о том, какие важные стороны гражданских институтов упущены без внимания господствующею систематикой, благодаря её формальному характеру. Формы общего обладания имуществом составляют тот коренной тип, от которого в прошедшем произошли формы индивидуального обладания и которые в настоящем и будущем должны служить противовесом крайностям этого последнего. Между тем формы общего обладания вовсе не были

Стр. 134

сопоставлены вместе и разбрасывались по самым разнообразным отделам системы. Права по соседству не излагались совсем или же о них сообщалось в главе о собственности; сервитуты составляли особую рубрику в отделе прав в чужой вещи; учение о товариществах стояло в отделе обязательств, а близкие к товариществам корпорации фигурировали в общей части, в учении о субъектах права; учение о вещах, состоящих вне гражданского оборота, помещалось то в общей части, то в системе вещных прав. Общая сторона всех этих институтов была вовсе упущена из виду (ср. л., стр. 632 сл.). Гражданское право излагалось так, как будто бы оно представляло только формы индивидуального обладания. Во главе особенной части помещалось право собственности, как главный представитель такого обладания; но принцип исключительного обладания вещами, выражаемый собственностью, не был сопоставлен с непосредственно связанным с ним принципом свободы договора, а с другой стороны, точно так же не сопоставлялись между собою ограничения обоих принципов (ср. л., стр. 627). Разъединяя сродное между собою, догма соединяла разнородное в общие группы. К числу таких групп принадлежит, напр., группа прав в чужой вещи (iura in re aliena), где столь различные по своему историческому происхождению и практическому значению институты, каковы сервитуты, эмфитевзис, суперфиций и залоговое право соединялись в одно целое. Было бы правильнее рассматривать сервитуты, как форму общего обладания имуществом, о залоговом праве говорить в связи с обязательствами, а об эмфитевзисе и суперфициесе, которые составляли исключительную принадлежность оборота так наз. юридических лиц, трактовать вместе с этими последними.— Важную погрешность господствующей систематики составляет наконец то обстоятельство, что не сделано никакой попытки к освещению и группировке материала с точки зрения двух основных принципов развитого гражданского оборота: индивидуализма и формализма (л., гл. XX и XXI), и что вспомогательные институты (л., стр. 539) не противоположены основным институтам.

Стр. 135

<< | >>
Источник: Муромцев С.. Рецепция римского права на Западе. М.1886.. 1886

Еще по теме VIII. Зачатки научного правоведения. (Зачатки науки в догме права).:

  1. ЗАЧАТКИ НАУЧНОГО ПРАВОВЕДЕНИЯ
  2. Зачатки капиталистической эксплуатации в городском ремесленном производстве
  3. Семинар 8. Роль научных традиций и научных революций в развитии науки
  4. Общая теория государства и права как методологическая наука правоведения.
  5. § 23. Язык науки. Определения и их роль в формировании научной терминологии
  6. Вопрос 1. Понятие, структура и место юридической науки в системе научных знаний
  7. Семинар 6. Особенности современного этапа развития науки и перспективы научно-технического прогресса
  8. НАУКИ О ЖИЗНИ В СИСТЕМЕ НАУЧНОГО ЗНАНИЯ
  9. § 18. Развитие науки как единство процессов дифференциации и интеграции научного знания
  10. Томас Кун. Логика и методология науки. Структура научных революций.1969, 1969
  11. Бранденбург, В.Я.. Историко-философский анализ развития научного знания. Часть 1. Становление науки: от истоков до коперниканского переворота.2009, 2009
  12. Издание книги о верховенстве права — крупное событие в отече­ственном правоведении.
  13. Раздел IV СОВРЕМЕННЫЕ ПРОБЛЕМЫ ПРАВОВЕДЕНИЯ Тема 19 СОДЕРЖАНИЕ, ФОРМА И ИСТОЧНИК ПРАВА ПОНЯТИЕ И СООТНОШЕНИЕ ДАННЫХ КАТЕГОРИЙ. ВИДЫ ФОРМ (ИСТОЧНИКОВ) ПРАВА
  14. § 2. Формы рефлексивного осмысления научного познания: теория познания, методология и логика науки
  15. Научная статья - законченное авторское произведение небольшого объема, представляющее результаты оригинального научного исследования (первичная научная статья) или посвящённое рассмотрению ранее опубликованных научных работ, связанных обще
  16. Брауде И.Л.. Избранное: Очерки законодательной техники. Некото­рые вопросы системы советского права., 2010
  17. VIII.1. Общие понятия обязательственного права
  18. Глава VIII ПРОИСХОЖДЕНИЕ ПРАВА
  19. ВОПРОС 2 Исторический аспект становления и развития науки административного права. Источники отечественного административного права