<<
>>

ПЛУГ

Тяжелый, железный, трехчастный плуг был инструментом во много раз более совершенным, чем его предшественница, простая деревянная coxa — aratrum. Плуг был оснащен отвесным ножом, поперечным лемехом и косым (пологим) отвалом; очень часто имел колесики и мог справиться даже с тяжелейшей почвой.

Однако он требовал такой тягловой силы, какой редко располагали в Древнем мире. Через тысячу лет после того, как Плиний впервые увидел плуг в долине По, только в XI—ХІІ столетиях он вошел в повседневное пользование в северной Европе. И все время главной проблемой было, как его сдвинуть с места.

На раннем этапе средневековья нормой было запрягать в него волов. Мерой земли были воловьи шкуры и воловья упряжь — единица пахотной земли, составляющая столько, сколько можно было обработать одной упряжкой. Но волы были слишком медлительны, а полная упряжь из восьми животных стоила очень дорого, не только при покупке, но и в содержании. Коней, конечно, тоже разводили, но только быстрой породы, то есть не больших и не таких сильных.

Для окончательной победы плуга необходимы были пять

условий: следовало начать разводить тягловых лошадей — разновидность каролингских боевых коней. Во-вторых, должен был появиться хомут, — до 800 г. не известный, — благодаря которому конь мог тянуть максимальный груз и одновременно не задохнуться. В- третьих, следовало изобрести подкову, которая появилась около 900 года. Затем следовало начать культивировать овес — основу корма для лошадей. Но самым важным было введение севооборота, или трехпольной системы. Переход от двух- к трехпольной обработке значительно повысил продуктивность крестьянского хозяйства: по меньшей мере, на 50%. С введением севооборота не только стали выращивать четыре зерновые культуры, но также крестьянский труд стало возможным разделить на весенний и осенний сев.

Все эти нововведения требовали и повышения производительности труда во время пахоты (см. илл. 29).

Не позднее XII века все элементы этой революции в северном сельском хозяйстве регистрировались на всей территории от Франции до Польши. Историки могут по-разному представлять некоторые простые уравнения, связанные с данной

темой (уравнение Мельтцена: «соха + перекрестная вспашка = квадратное поле» или известное уравнение Марка Блоха: «трехчастный плуг + колесики = полоса = открытые поля = коммунальное сельское хозяйство»). Но повсеместно принимаются общие принципы. Квадратные поля, лежащие на горных склонах, которые требовали перекрестной обработки, часто бросали, в то время как на тяжелых, но урожайных почвах в долинах появлялись поля в форме длинных полос. Европейский пейзаж решительно изменился. Поля украсил известный узор из пластов земли и борозд. Сэкономленное на пахоте время можно было использовать для расширения запашки. Корчевали леса, осушали болота, у моря вырывали польдеры. В долинах росли деревни, а обработка полос строилась в новых формах общинного хозяйствования. Сельский совет и управители помещичьих усадеб принялись за дело. В результате европейцы начали получать все больше качественного продовольствия, которое вплоть до начала Промышленной революции могло обеспечить пропитание пропорционально растущей численности населения.

две трети территории Голландии находились ниже уровня моря. По большей части она состояла из грязевых отмелей, соляных болот, берегов различных протоков, коварных заводей и предательских отмелей. Путешествовали здесь обычно на лодке, а зимой, когда воды на отмелях сильно промерзали, устанавливалась надежная дорога по льду.

Дельта Рейна была самой молодой и самой подвижной поверхностью в Европе. Появившись через несколько тысяч лет после последнего ледникового периода, она оформилась под воздействием

соединенных сил трех текших на север рек: Шельды (Эскаута), Мааса (Мейса) и Риджна (Рейна), западных ветров, морских приливов и отливов.

В результате она была, видимо, легко подвержена изменениям. Нанесенный морем песок образовал здесь массивные дюны до 70 м высотой и 4-5 км шириной. За дюнами наносимые рекой отложения высились подвижными нагромождениями, и потоки пресной воды рвались и в непрестанной борьбе искали новые выходы в море. Во времена Рима здесь было несколько береговых укреплений на 272 MEDIUM

песочном барьере за большой вдававшейся в сушу лагуной Флео Лакус. Старый Рейн здесь выходил в море по каналу, который существует до сих пор в современном Лейдене, а Старый Маас, извиваясь, проложил себе отдельный выход в 20 милях к югу.

Однако прошедшее тысячелетие принесло несколько драматических перемен. В 839 г. большое наводнение направило главный поток Рейна в Маас, и появилось несколько связующих каналов: Лек, Ваал и Новый Маас. Пресноводная лагуна на севере, обмелев, отчасти заилилась. Затем, когда в XII—XIII вв. наступила более теплая климатическая фаза, уровень моря постепенно повысился. Барьер дюн несколько раз прорывался, устье Шельды разделилось на несколько каналов, подведя морские пути к самому Антверпену, и появилось множество островов. Соленые морские воды устремились в северную лагуну и превратили ее в широкий морской залив Зейдер-Зе, разделивший Фризию пополам. При высоких приливах волны заливали протоки главных каналов, угрожая городам, расположившимся по их берегам. Это и вызвало строительство дамб.

До середины XIII в. поселения людей в дельте были трех типов. По краю суши протянулась цепочка древних городов. Арнем (Arenacum — «Песочный город»), рядом Ниджмеген (Noviomagum

— «Новый базар») и Утрехт (Trajectum ad Rhenam

— «Рейнский брод») были римскими городами. Антверпен (Aen de Werpen — «Якорная стоянка») вырос вокруг церкви Св. Аманда VII в. на берегах Шельды. Несколько изолированных поселений находилось в дюнах, вроде аббатства Миддлбург на Вальхерен (с 1120 г.) или охотничьего поместья, построенного у с'Гравенхааге — «Графской изгороди» (1242 г.). С подветренной стороны в дюнах удобно расположились рыбачьи деревни.

Некоторые, как Дордрехт (1220 г.), Гаарлем (1245 г.), Дельфт (1246 г.) и Алькмар (1254 г.), выросли даже в города и получили хартии. Но ни один и в малой степени не мог сравниться многочисленностью населения с большими текстильными городами соседней Фландрии. Столетиями религиозная и светская власть была здесь в руках епископа Утрехта. А порты в дельте с незапамятных времен были торговыми центрами побережья.

Мелиорация — это древнее искусство, которое все время совершенствуется. С незапамятных времен в Голландии строили дома на характерных для

этой страны terpen — искусственных насыпях выше уровня паводковых вод. Их упоминает Плиний. Самые ранние плотины zeewering - «защита от моря» — появляются в VIII—IX вв. Речные же плотины начинают распространяться только после усовершенствования шлюзовых ворот в XI в. Устройство польдеров, огороженных дамбами полей, зависело от хитроумной системы дренажа, которая достигла достаточного уровня лишь ок. 1150 года. Вокруг рядов свай, загнанных глубоко в мягкую землю, приходилось строить плотины (и при том очень тяжелым трудом). Затем сооруженные основания заполняли галькой, камнями и сажали траву, укрепляющую почву. Однажды устроенное, такое поле приходилось в течение 10 — 15 лет буквально заливать пресной водой и постоянно дренировать, удаляя соль. Только после этого богатая наносная почва начинала вознаграждать немалые усилия тружеников. Впрочем, плодородие этих полей вошло в пословицу: они давали не только мясо, шерсть и шкуры овец и другого скота, который пасся на прибрежных пастбищах, но обеспечивали интенсивную колонизацию этих мест и производили в избытке продукты для экспорта в близлежащие города.

В XIII в. в Голландии только начинали создавать польдеры, и то только по краям болот. До того, как в дело пошли приводимые в движение ветром откачивающие воду помпы, не было эффективных средств дренирования больших пространств. Громадный ущерб нанесло страшное Елизаветинское наводнение 1421 г., когда затопило 72 деревни и 10000 человек и были сведены на нет усилия двух столетий.

Большую часть земли, лежавшей ниже уровня моря, невозможно было постоянно и эффективно осушать до изобретения в 1550 г. ветряных мельниц с вращающимися башнями, которые могли работать беспрерывно и независимо от направления ветра. Но общий план культивации земель по всей Голландии в целом появился только в 1918 г., когда был издан Акт о мелиорации земель. И понадобилось еще одно катастрофическое наводнение 1953 г., чтобы появился грандиозный План обустройства Дельты (1957-1986 гг.), который должен был зарегулировать реки и наполнить каналы. Восемьсот лет изнурительной борьбы со стихиями не могли не оставить отпечатка на людях, которые эту борьбу вели. Некоторые историки склонны видеть здесь главное, что определило характер голландцев.

273 Средние века, ок. 750-1270

Карта 13

Возведение дамб было особым этапом в этой долгой истории. Оно положило начало созданию системы водных путей внутрь страны, вглубь материка, функционирование которой контролировали смотрители шлюзов. Поскольку морским судам нелегко было проходить через узкие шлюзы, вокруг дамб возникали причалы, где привезенный морем груз перегружался на маленькие речные баржи. Схидам-Роттердам и Амстердам возникли

в таких пунктах встречи морских путей с речными. Однако для того, чтобы они начали выполнять свою исключительно важную роль, потребовалось еще немало усилий, и все в целом привело к решительной победе над главными соперниками. Среди прочего, может быть, самым главным было (хотя и гораздо позднее) насильственное сокрушение Антверпена после навязанного закрытия движения но Шельде в 1648-1863 гг.

274 MEDIUM

Стратегическое положение Голландии на западной границе Империи было причиной ее большой вовлеченности в политику. Некогда она была северной частью срединного королевства Лотарингии. В начале X в. несколько лет она была в сфере влияния западнофранкского королевства, пока не перешла окончательно в восточную, имперскую сферу в 925 г.

Затем в течение 300 лет как часть герцогства Нижней Лотарингии она была втянута в бесконечные конфликты князей-феодалов, а также в их интриги с Империей и возвышавшимся королевством Франции.

Графы Голландии вели свою родословную от Дирка I (Дитрих, Тьерри, или Теодорик), потомка викингов, который обосновался в дельте в IX в. Дирку I были пожалованы земли около гарлема в 922 г., в районе, который тогда назывался Кеннемерланд, там он основал монастырь бенедиктинцев в Эгмонте. Однако наследственные богатства были обеспечены лишь тогда, когда граф Дирк III, самовольно установив пошлины за проход в низовьях Рейна, победил герцога Лотарингского в знаменитой битве на плотинах. Дирк III впервые употребляет имя Голландия со своим титулом. С этого времени, обеспечив свою безопасность в замке в харлеме, графы вступают в череду бесконечных феодальных распрей. Голландия была одной из той дюжины стран, чьи интересы выходили за границы Империи. Ни император, ни король Франции не могли на нее влиять постоянно, кроме как через разные меняющиеся союзы своих вассалов. Для сугубо практических целей феодалы Нидерландов — неясно определявшейся территории от Рейнской области до Пикардии — определяли, что такое Нидерланды, между собой. Таким образом, они постепенно формировали регион, имевший собственное лицо и собственную судьбу, которая не была ни германской, ни французской.

В Нидерландах Голландия, должно быть, считалась небольшим светилом. Могущественные епископы Утрехта и Льежа, герцоги Лотарингские и Брабантские, а также соседнее графство Фландрия были гораздо значительнее. Удачное соперничество Голландии с Фландрией за контроль над островами Зеландии продолжалось столетиями до Брюссельского мира 1253 г. А покорение ею свирепых обитателей Фризии и Фрисландии (которые оставались язычниками до времени

Карла Великого) следует приписать, скорее, морской стихии, чем собственно завоеванию. Эти несчастные фрисландцы (вместе с избыточным населением городов Фландрии) стали главным контингентом эмигрантов на земли восточных болот Германии.

И тем не менее графы Голландии обладали значительным политическим влиянием. Вильгельм I (правил 1205-1222 гг.) сражался при Бувине на стороне императора и был захвачен в плен французами. Подобно своему предшественнику, который отобрал у сарацин Лиссабон, он стал вдохновенным крестоносцем. Он умер в Египте после того, как принимал участие в осаде Дамиетты. Вильгельм II (правил 1234-1256 гг.) претендовал на высшее (императорское) положение. Будучи младшим сыном, он был выращен верным сыном Церкви своим опекуном — епископом Утрехтским и оказался вознесен в высшие сферы, когда папа Иннокентий IV пытался сместить Гогенштауфенов. (см. с. 353.) В 1247 г. он был коронован в Аахене при содействии Церкви королем (или антикоролем) Римским (Романским). Женатый на герцогине из рода Гвельфов и в союзе с сильной конфедерацией Рейнских городов, он ненадолго занимает решающее положение в междоусобной борьбе в Германии. В январе 1256 г. он отправляется в Голландию, чтобы до своей коронации императором Рима разрешить возникшую там местную проблему. Но трещина во льду, в которую провалились тяжеловооруженный всадник и его тяжеловооруженная лошадь, мгновенно положила конец многообещающей карьере. Если бы не несчастный случай, то этот голландец стал бы императором Священной Римской империи.

Флорису V (правил 1256-1296 гг.), правящему графу и внуку Вильгельма II, предстояло стать предпоследним в первой голландской династии. Этот правитель покончил, наконец, с неприятностями во Фризии и завоевал признание даже самых скромных своих подданных. Столкнувшись с восстанием крестьян, которые присоединились к восставшей черни Утрехта, он решился на то, чтобы ограничить произвол своих бейлифов и ввести писаный правовой кодекс. Легенды помнят о нем как о der keerlen God (Крестьянском боге). Многие годы он был в союзе с Эдуардом I Английским и даже отправил к английскому двору своего сына и наследника. Там этот последний Средние века, ок. 750-1270 275

получил образование и женился. Это был граф Флорис, герой «Рифмованных хроник» Голландии (Rijmkronik van Melis Stoke): «Так окончилось правление этого молодого человека (который) был чудом истории»54.

Алейда ван Генегувен была теткой и опекуном молодого Флориса V. В качестве регентши в младенчество графа она стала одной из нескольких облеченных властью женщин, какие когда-либо держали бразды правления в Нидерландах. Из этих женщин самой выдающейся была удивительная Маргарита Фландрская. Известная под именем Zwarte Griet (Черной Мег) графиня Маргарита (ум. 1280 г.) оказалась в центре таких феодальных удач и несчастий, какие только можно вообразить. Она была младшей дочерью графа Болдуина IX, возглавившего Четвертый крестовый поход и захватившего Латинскую империю на Востоке. Она родилась в Константинополе, как и ее сестра Иоанна, и была привезена оттуда уже после смерти отца, после чего (вместе с сестрой) стала заложницей политики Иннокентия III. Ребенком она наблюдала, как ее молоденькая сестра была выдана замуж за Фернандо Португальского, племянника короля Франции, сама же она стала ребенком-невестой Бухарда д'Авезне, лорда Хайнаулта. После битвы при Бувине, в результате которой Фернандо был отправлен в луврские подземелья, ее сестра вышла замуж во второй раз за Тома Савойского, а она сама (по настоянию папы) развелась с мужем и вышла замуж за французского рыцаря Ги де Дамье. К 1244 г., когда она стала (после Иоанны) графиней Хайнаултской и Фландрской, у нее было пять сыновей от двух браков и она была уже в преклонных для своего времени летах. Она не могла помешать двум своим сыновьям вступить в борьбу друг с другом за ее наследство и вынуждена была принять посредничество св. Людовика, который отдал Хайнаулт Жану д'Авезне, а Фландрию — Гийому де Дамье. Она пережила обоих.

Фландрия, которую раздирало соперничество Брюгге и Гента, была тем не менее главным призом политической борьбы в Нидерландах. Ее судьба не была безразлична для Голландии. В прошлом графы Фландрии балансировали между Империей и Францией и принимали феодальные наделы от обеих сторон, в результате чего сложились территории, известные как Kroon-Vlaanderen и Rijks-Vlaanderen, После Бувине, однако, влияние Франции сильно возросло и привело, наконец, к полномасштабной французской оккупации.

В 1265 г. борьба палы с императором быстро приближалась к своей кульминации. После смерти Фридриха II папский престол заблокировал Гогенштауфенам возможность наследования; а междуцарствие в самой Империи, так и не разрешившееся из-за несчастного случая с графом Вильгельмом, вызывало еще большие осложнения. В 1257 г. состоялись двойные выборы: первое собрание имперских выборщиков решило в пользу Ричарда, графа Корнуэльского, младшего брата Генриха III Английского; второе — в пользу Альфонсо, короля Кастилии. В отличие от Альфонсо, который оставался дома в Толедо, граф Ричард отправился на свою коронацию королем Римлян. Но ни один из соперничавших кандидатов не смог осуществить свою власть над всей Германией.

Ричард Корнуэльский (1209-1272 гг.) был одним из богатейших людей своего времени и имел множество важных связей55. Помимо графства, он владел еще корнуэльскими оловянными шахтами, что можно было приравнять ко второму графству; а то, что он был управляющим монетным двором и реформированной денежной системой в Англии, принесло ему сказочный доход в наличных. Через своего советника по финансам Абрахама Беркхамстедского он был в состоянии давать в долг королям и кардиналам; так что ему не составило труда выделить 28 ООО марок для смазки выборной машины в Германии. Будучи лордом Корфе, Веллигфорда и Беркхамстеда, он в свое время ненадолго заинтересовался оппозицией баронов в Англии и был известен как один из очень немногих баронов, кто действительно говорил по-английски. Как титулярный граф Пуату, он имел интересы в Гаскони, где выполнял обязанности королевского управителя. Он в свое время возглавил крестовый поход на Акру, но использовал эту экспедицию для того, чтобы лично познакомиться с двумя своими зятьями: сначала — со св. Людовиком в Париже, а потом — с Фридрихом II на Сицилии. У него были крепкие родственные связи в Нидерландах. К тому времени, когда Флорис V поспешил в Лондон, чтобы лично засвидетельствовать ему свое почтение, он как раз 276 MEDIUM

собирался жениться в третий раз (после Изабеллы Маршальской и Сантии Прованской) на Беатрисе, графине Фалкенбургской в Брабанте.

Но в течение 1265 г. графу Ричарду в основном не везло. Три поездки в Германию ничего ему не принесли. Больше того, вовлеченный в борьбу с баронами своего брата и захваченный людьми де Монфора, он теперь томился в заключении в замке Кенилворс. Бесславные его приключения после битвы при Льюисе, где он прятался на мельнице, породили одну из самых ранних английских политических сатир (написанной на комическом волапюке из немецких и английских слов)56.

В указанное время королевская партия в Англии стяжала себе громадную и искреннюю ненависть. Симон де Монфор, protector gentis Angliae, считался тогда главой борьбы с угнетателями:

Его зовут Монфор.

Он наш защитник и так силен,

И такой великий рыцарь.

Послушай, я вполне согласен:

Он любит правду и ненавидит ложь.

И так он победит57.

Когда Симон был убит у Ившема 4 августа 1265 г., его товарищи все до единого погибли на поле боя на Грин Хилл; его оплакивали как святого и мученика.

В тот же год состоялись выборы папы. Клемент IV был французом; некогда, еще как Ги Фулькоди Ле Гро, он имел жену и детей и служил советником права у св. Людовика. Рим и Северная Италия в то время симпатизировали Г огенштауфенам так сильно, что Клемент IV вынужден был, возвращаясь из Англии, где он был легатом, путешествовать, переодевшись монахом, и поселиться в Перудже. Оттуда он устроил передачу Карлу Анжуйскому королевства Сицилии и Неаполя; а также изыскал средства для жестоких кампаний, которые должны были покончить сначала с незаконным сыном императора Манфредом, а затем с племянником Манфреда — юным Конрадином. Из Перуджи он также посылает в аббатство Эгмонт в Голландии буллу, подтверждающую его древние нрава и привилегии58.

Как и гражданская война в Англии, междуцарствие в Германии повергло страну в хаос: «Открылись все шлюзы анархии; прелаты и бароны

силой расширяли свои владения; рыцари-разбойники во множестве орудовали на дорогах и реках; нищета и угнетение слабых и тирания и насилия сильных были таковы, каких не видали веками... Римской империи теперь предстояло исчезнуть»59.

Но нетрадиционно мыслящие историки смотрят на несчастия Империи не так трагически. В отсутствие императора вырастают несколько региональных и городских государств, которые затем сыграли важную роль в истории Европы. Среди прочих в тени слабой Империи расцвели Нидерланды.

Однако Голландия не была фокусом ни политики Нидерландов, ни голландского языка. Различные варианты протосреднеголландского языка были в употреблении повсюду в Нидерландах вплоть до Кортрийка (Куртрай) и Рийселя (Лилль) на западе. В Хайнаулте и Намюре, а также среди знати вообще преобладал французский. Нижненемецкий заходил за восточные границы Германии на восточных границах в Гвельдерсе. Но больше всего носителей голландского языка было в городах Фландрии. Диалектных различий между Vlaams (фламандским) и Hollandish (голландским) не отмечалось. Голландия все еще не завершила ассимиляцию фризского, франкского и саксонского элементов. В особенности фризский, который из германских наречий ближе всего стоял к английскому, был широко распространен на севере Голландии и на островах. И лишь гораздо позже Голландия стала страной «стандарта» голландцев — Нидерландами.

Также и голландская литература создавалась в основном на языке, на котором говорили во Фландрии. Голландия XIII в. была родиной нескольких значительных произведений, таких как Эгмонтские хроники или фантастического произведения о зверях Van den Vos Reinarde (ок. 1270 г.) некоего Виллема. Но наиболее значительные авторы, такие как Якоб ван Маерлент (ок. 1235-1271 гг.), автор Героических подвигов Александра (1258 г.), родившийся в Брюгге, были фламандцами (Flemings).

Торговля с другими странами все еще была слаба. Дордрехт, где был построен замок для устрашения кораблей, промышлявших между Рейном и Северным морем, был единственным крупным портом. Он поддерживал связи с Англией и

277 Средние века, ок. 750-1270

надеялся отобрать прибыльную английскую торговлю у более богатых фламандских портов на этом же побережье. Регулярных же связей с Балтикой или Русью не было вовсе60. Общественные порядки в Голландии не походили на то, что принято считать обычным устройством «века феодализма». На самом деле, феодальные институты были слабы. Крепостное состояние отмечается только на землях Церкви, а обычными были поселения свободных крестьян и независимых рыбаков. Знать, хотя она и была глубоко интегрирована в рыцарские и землевладельческие структуры, не имела никакой систематической феодальной иерархии. Города, несмотря на свои маленькие размеры, брали пример с близлежащей Рейнской области и готовились сыграть существенную роль. Нетипична была и религиозная жизнь Голландии. Епископ Утрехта все больше терял власть и вовсе не мог осуществлять светскую и правовую власть в таком объеме, как епископ соседнего Льежа. Несмотря на то, что появлялись новые религиозные организации и монахи, ни новые монастыри, ни новые монашеские ордена не сумели явно проявиться в стране. Фризия была известным прибежищем уцелевших язычников, и существование здесь мистически настроенных непокорных сект было признанным фактом.

Всякий рассказ о ранней истории Голландии предполагает то общее заблуждение, будто в средневековую эпоху уже имелись в зачатке национальные образования поздней Европы. На самом деле, XIII в. — это середина того отрезка времени, который отделяет наше Новое время от так называемого Зарождения Европы на обломках классического мира. Можно было бы предположить, что национальные образования, которые станут играть главную роль в конце нашего рассказа, могли быть в то время, если уж не полуоформлены, то, по крайней мере, различимы. Но это не так. Поскольку же речь идет о Нидерландах, то известные обозначения Голландия, голландский и Нидерланды в то время означали вовсе не то, что они стали означать позднее. Современный наш миф о неизменном единстве нации и ее исконной территории тогда просто не имел смысла. В XIII в. Голландия не была сердцем голландского народа. А большая часть той территории, которая спустя 300-400 лет стала территориальной основой голландского национального самосознания, еще не была даже отвоевана.

Да и на большей части Европы в 1265 г. также не были различимы национальные образования. В разгар христианской реконкисты такие государства Иберии, как Португалия, Кастилия и Арагон, вовсе не считали, что принадлежат к общей всем им Испании. В год рождения Данте поражение Гогенштауфенов покончило с мечтой о единстве Италии. Тогда, во время монгольского нашествия и раздробленности, единая Польша была всего лишь воспоминанием. Не было уже Руси, что уж говорить о понятии Россия! Правда, существовало построенное на развалинах империи Плантагенетов королевство Англия, но его связи с континентом в Гаскони и Аквитании были крепче, чем связи с Уэльсом и Ирландией.

Культура франкоговорящей английской знати была иной, чем у всего народа Англии, а сопротивление баронов в Англии возглавляли авантюристы с континента вроде де Монфора. И уж конечно не было никакого чувства принадлежности к Британии. Шотландия все еще спорила за территории с норвежцами, только что вторгшимися на северные острова. При св. Людовике королевство Франции простерлось от Ла-Манша до Средиземноморья. Но это было лишь собрание самых разнородных элементов, которым еще предстояло распасться, прежде чем они будут собраны во второй раз в более однородное целое. Междуцарствие показало, что Германская империя существовала уже только по названию. Ее безнадежно раздирали непримиримые интересы германских и итальянских территорий по разные стороны Альп. Не было такой страны, как Швейцария, а еще Габсбургам предстояло переместиться в Австрию. Пруссия Тевтонского ордена стояла в самом начале своего пути, но она вовсе не походила на Пруссию Гогенцолернов, которые в 1265 г. оставались еще в своем родном замке в Швабии. В Скандинавии Норвегия ушла из-под опеки Дании, но не надолго. Шведы, как и литовцы, были втянуты в международные завоевания на Востоке. На вершине своей славы была Богемия при Оттокаре II (правил 1253-1278 гг.), только что аннексировавшая Австрию и Штирию. Венгрия была в полном упадке после двух монгольских вторжений и накану-

278 MEDIUM

не падения Арпадской династии. Старейшая в Европе Византийская империя за четыре года до того вернула себе Константинополь и вытеснила латинских узурпаторов в их укрепления (pied-a-terre) в Греции. Но ни одно из перечисленные образований не дожило до

новейших времен.

Так что не приходится говорить о национальных государствах в XIII в. Но если бы нам пришлось сказать, что какие-то национальные образования успешно развивались в это время, так ими бы оказались маленькие страны, которые сумели отделиться от соседей. Кандидатами в таковые оказались бы Португалия, Дания и (на Балканах) Сербия и Болгария. В 1180-е гг. и Сербия, и Болгария вновь завоевывают независимость от Византии. Но еще важнее то, что в это время они создают собственные православные церкви с собственными патриархами — Болгария в 1235 г., Сербия в 1346 г. У них в руках оказывается мощный инструмент утверждения национального самосознания, воспитания и образования собственной национальной элиты, политического воздействия на народ и освящения национальных институтов. Это был шаг, который христианские страны смогли совершить только во время Реформации, а Московская Русь только в 1589 г. Эти два славянских народа к тому же укрепили и собственные братские связи, которым предстояло пройти проверку 500-летним турецким гнетом. Потому что Европа доживала последние десятилетия перед приходом эпохи турок-османов и вторым наступлением Ислама. Все еще был открыт шелковый путь на Восток. Путешественники-христиане рассказывали о поездках в страну татар. В тот год, когда над рекой Амстел была основана «Венеция Севера», Марко Поло отправился из Риальто в Китай.

Голландские историки (как вообще все историки) поддаются искушению читать историю задом наперед. Когда в XIX в. впервые создавались национальные истории, Нидерланды только что разделились на два королевства: Бельгию и Голландию; тогда стали придерживаться мнения, что фламандцы и голландцы существовали как отдельные общины от века. Много трудов пришлось положить, чтобы доказать, что, например, средневековые церкви Слуиса (с одной стороны Шельда) были жемчужинами голландского стиля, а церкви Дамме (на другом берегу) — сокровищами фламандского наследия. И историкам потребовалось немало воображения, чтобы продемонстрировать, что разделения на голландскую и бельгийскую традиции не было до самой Нидерландской революции 1566-1648 гг. (см. сс. 534-539). Это восстание произвольно остановило начавшийся раньше него рост общего, так сказать, «нидерландского» самосознания. Труднее было предположить, что на ранних этапах истории не было вообще чувства принадлежности к некоторой (национальной) общности, и еще труднее, что не Голландия вообще лежала в основе голландскости (чувства принадлежности к голландцам). Понадобится еще много поворотов при бургундском и габсбургском правлении и много перемен в экономике и демографии, прежде чем Страна дамб определится в своем теперешнем виде и роли. В конце концов, только в 1593 г. Кароль Клусиус (1526-1609 гг.), профессор медицины из Лейдена, привез из Турции первую луковицу тюльпана и посадил ее в плодородную почву между Лейденом и Харлемом.

Во всех этих вопросах о национальности главное — это самосознание. Голландский историк пишет, что национальность заключена не в крови и не в родной земле, и даже не в языке:

«Национальность существует только в умах людей... только сознание человека — среда обитания национальности. Помимо человеческого сознания национальности не существует, потому что национальность — это способ рассматривать себя, а не сущность an sich (в себе). Обнаружить ее способен здравый смысл, а единственная наука, которая может ее описать, — это психология... Это самосознание, это чувство национальной

принадлежности, это национальное чувство вообще — нечто большее, чем национальная

61

черта. Это сама нация» .

Сомнительно чтобы В XIII в., посреди феодальных распрей, местный голландский патриотизм начал сплавляться в некую общую солидарность С Нидерландами в целом. За три столетия до волнующих и определивших будущее событий Нидерландской революции полусформировавшиеся северные провинции вроде Голландии вряд ли имели какое-то общее самосознание, противопоставлявшее их южным провинциям. Можно заключить, что голландской нации тогда не было. И это наглядный урок для всей средневековой Европы. 279

Тогда невольно встает вопрос, а где же, если не в национальном, обитало самосознание людей XIII в. Оно обитало только в том, что имелось в действительности. Средневековые европейцы сознавали свою принадлежность родному городу, деревне, некоторой группе людей, общавшихся между собой на местном наречии, не прибегая к латинскому или греческому. Они сознавали свою принадлежность к группе людей, у которых был общий господин; к некоторому общественному институту с его привилегиями; и больше всего — к общему христианскому миру. За пределами этого, как напишет позднее величайший сын шестидесятых годов XIII века, можно ждать лишь Смерти и Страшного Суда. Тогда, наконец, всякий узнает, к какой действительно социальной группе он принадлежит: к пассажирам на плоту Проклятых, к кающимся, плывущим в Чистилище, или, может быть, к славящим Бога в Раю.

VI.

<< | >>
Источник: Дэвис. Н.. История Европы. 2005

Еще по теме ПЛУГ:

  1. Мой трактор и плуг Бастиа
  2. Рост производительности сельского хозяйства.
  3. ХАРАКТЕРИСТИКА ЭКОНОМИКИ И УРОВНЯ ЖИЗНИ B ВАВИЛОНИИ BO П ТЫСЯЧЕЛЕТИИ ДО НОВОЙ ЭРЫ
  4. АНГЛИЯ НАКАНУНЕ ПРОМЫШЛЕННОГО ПЕРЕВОРОТА СЕЛЬСКОЕ ХОЗЯЙСТВО
  5. УРОВЕНЬ РАЗВИТИЯ ПРОИЗВОДИТЕЛЬНЫХ сил. РАЗВИТИЕ ОБМЕНА
  6. ЗЕМЛЕДЕЛИЕ
  7. ЭКОНОМИЧЕСКИЙ ПОДЪЕМ B КИТАЕ B I - II BB.
  8. Борьба феодалов за перераспределение земельной собственности.
  9. КУЛЬТУРА И ИСКУССТВО НОВОВАВИЛОНСКОГО ЦАРСТВА
  10. АРАБЫ В VI—X1 вв.
  11. ЭКОНОМИЧЕСКАЯ ЖИЗНЬ ИМПЕРИИ BO ВТОРОЙ ПОЛОВИНЕ IB. - II в. н.э.
  12. ЭКОНОМИЧЕСКОЕ И ПОЛИТИЧЕСКОЕ ПОЛОЖЕНИЕ США ПЕРЕД ГРАЖДАНСКОЙ ВОЙНОЙ
  13. СЕЛЬСКОЕ ХОЗЯЙСТВО. РЕМЕСЛА. ТОРГОВЛЯ
  14. ВОЗНИКНОВЕНИЕ РАБОВЛАДЕЛЬЧЕСКИХ ГОСУДАРСТВ B СЕВЕРО-ВОСТОЧНОМ ИНДОКИТАЕ